Питер пытается сделать глубокий вдох; на секунду его грудная клетка замирает. Роуди продолжает, щелкая пальцами перед носом Питера, немедленно возвращая его внимание на себя. Тот вскидывается и смотрит ему прямо в глаза – гарантия того, что он слушает.
– Эй. Эй. Помни мои слова. Тони был несовершенен. Он был моим лучшим другом, но у него было очень, очень много изъянов. Думаю, он был прав, когда поверил в тебя, но был не прав, когда сделал это слишком быстро. Думаю он забыл, что не все работают так же, как он сам. И я думаю за время своей жизни, во время твоего знакомства с ним, он понял. Я также знаю, что это ещё не конец, и многое из того, что тебя ждёт, будет хорошим, но также многое будет плохим.
Роуди смотрит ему в глаза так внимательно, что Питеру кажется, что он сейчас попытается взять его за руку или похлопать по плечу, но тот остаётся сидеть на месте.
– Так что мне нужно, чтобы ты не забывал кое о чём. Что он был человеком. Что ты тоже человек. Он совершал ошибки, и ты тоже будешь их совершать. Очень редко всё проходит гладко, так сказать, по прямой от пункта А в пункт Б. У него точно не получалось, как и у меня. И у тебя тоже не будет, – произносит Роуди. – Ты держался за его веру в тебя, потому что она делала тебя особенным. Но помни, что в тебе самом есть еще столько нераскрытого потенциала. Лучшее ещё впереди. Он его не увидит. Это займёт время. Но ты должен позволить всему идти своим чередом: так, как должно быть. И когда ты будешь старше и оглянешься назад на свои юношеские годы, ты поймёшь его решение. Просто… постарайся насладиться жизнью настолько, насколько это возможно.
Роуди хлопает Питера по спине, словно бы ставя точку. Мягко, но заключительно.
Питер чувствует подступающие снова слёзы. Он трёт глаза и кивает, почти собираясь опереться на Роуди и выпрямляясь в самый последний момент, словно бы его немного качнуло.
– Хорошо, – говорит он. – Спасибо.
Но поднимается, и только так он может возвышаться над Роуди. Взгляд сверху вниз открывает новую перспективу, и внезапно, с полнящейся мыслями головой, он чувствует давящую эмоциональную изнемождённость в воздухе. Он снова трёт глаза.
– Роуди? – спрашивает он сверху. Роуди поднимает голову. Питер не может прочитать его выражение лица и видит лишь отрешённость. Он не знает, хорошо это или плохо. Возможно, и то, и другое. – Вы не обязаны были… Спасибо. За то, что поделились со мной.
– Конечно, парень, – говорит Роуди, и Питер готов поклясться, что в его словах звучит та же размеренность, что была у мистера Старка.
========== Вариант А ==========
Вот оно. Вот твой последний шанс.
Заткнись. Я знаю. Я знаю.
Но всё же Питер не может не может выдавить из себя ни одного подходящего слова.
Он может говорить как обычно. Он может общаться с Сэмом с удивительной лёгкостью. Это напрягает, если так подумать. Если раньше слова застревали у него в горле, теперь они едва ли формируются: их настигает ранняя смерть ещё где-то внутри, и они сгорают в кислоте до того, как успевают проделать путь от диафрагмы к губам. И речь работает совсем не так, и слова не могут буквально растворяться в желудке, однако с ним происходит именно это.
Любые другие слова получаются прекрасно, как лёгкий тест по математике или же полёт по идеальной дуге в воздухе. Питер может спокойно рассказывать Сэму о звонках тёте и друзьям, и о том, как замечательно они поговорили. Не идеально – конечно, не обошлось без доли отрицательных эмоций – но Сэм говорит, что так и должно быть. Так лучше для обеих сторон. Ему стоит действовать в том же духе, если получается как у него, так и у них.
Питер соглашается. Все только рады будут, он инстинктивно это знает. Все по нему скучают. Он услышал многое, что ему необходимо было услышать. Может, они тоже.
(Он не рассказывает Сэму о разговоре с Роуди. Своеобразное негласное понимание: это было лично между ними. Переход за черту. Это не было тем, что ему нужно, чтобы улучшить своё состояние. Он вмешался в чужое личное пространство. Он забрал чужой кислород. Это был добровольный обмен, но это было личным. Роуди открыл Питеру часть себя, и Питер почти наверняка уверен, что он не откроет эту часть снова, возможно никогда.)
Сэм считает, что так и должно быть.
– Есть некоторые вещи, которые я не смогу тебе дать, – произносит он. – Чего многие на моём месте не смогут дать. Ты не можешь полагаться только на одного человека. Хорошая новость в том, что в твоей жизни уже есть такие люди.
– Но что если они подвергнутся опасности? – спрашивает Питер. – Как мне предотвратить это?
– Порой у тебя не будет получаться их защитить, – говорит Сэм. Питер думает о Лондоне; о смерти мистера Старка; о тёте Мэй за приоткрытой дверью на кухню, тихо плачущей в окружёнии бумаг с затратами на похороны, когда она думала, что он её не видел. – Мы не можем контролировать всё. Дорогие тебе люди могут пострадать просто однажды идя по улице, и это никак не будет связано с тобой. Такова жизнь.
– Но конкретно в моем случае… – начинает Питер.
Сэм поднимает руку.
– Питер, – говорит он, – да, есть дополнительный риск. Но ты сам выбрал стать частью этого. Твой мозг ещё развивается, ты не осознал до конца последствия этого выбора, но это всё ещё твой выбор. Думаю, ты сделал это, потому что в глубине души ты знал, что должен был. Для тебя это было правильным.
Сэм чуть откидывается на спинку дивана.
– Уже поздно оглядываться назад, так что смотри вперёд. Делай всё, что можешь, для тех, кого ты любишь, и они ответят тебе тем же. Да, они могут пострадать. Ты не можешь спасти всех. Такова жизнь. Но ты можешь контролировать то, сколько усилий ты прилагаешь. И, зная тебя, ты будешь стараться изо всех сил, потому что такой ты есть. Это хорошо, – говорит Сэм. – Прислушивайся к себе – не обязательно ко всем и вся вокруг, но к самому себе – и делай то, что считаешь правильным. Это уже привело тебя ко многому, так что продолжай следовать тем же путём.
Питер кивает, обдумывая свои варианты. Семя, которое он посадил у себя в голове, дало росток, продолжало тянуться вверх, и теперь он смотрит на то, как оно превращается в дерево, уже выше его самого – и ему надо решить, что с ним делать.
У него не получится, если он кому-то расскажет. Если не сработает, он может быть обречён. Если сработает, он может быть обречён.
Теперь у него есть два варианта того, что сказать. Питер отключает свой мозг, позволяя словам самим срываться с языка, позволяя подсознательному инстинкту сделать выбор за него.
– Думаю, я готов перейти к еженедельным встречам, – говорит он.
Ладно, думает он, услышав собственные слова. Он чувствует прилив облегчения. Вот оно. Вот направление, в котором он будет двигаться. Я могу работать с этим. Мне придётся.
– Да? – с интересом спрашивает Сэм.
– Да, – кивает Питер, и теперь, когда его мозг вернулся в режим онлайн, это легко. Так легко позволить словам выбраться наружу. – Когда Роуди вам позвонил, ситуация была критическая, верно? Я это знаю. Я не мог нормально жить. Вы пришли, и теперь я могу. Знаю, прошло всего три встречи, но я могу нормально функционировать. Это больше не срочно. Я знаю, что мне всё ещё нужна помощь, но я больше не сомневаюсь в реальности происходящего. Я достаточно ем и сплю. Да, мне ещё далеко до выздоровления, но мне лучше. Так что уже нет смысла встречаться так часто. Правда?
Сэм кивает.
– Ты хорошо всё обдумал?
– Да.
– Ладно, – говорит Сэм. – Это будет идеальным сценарием для нас обоих. Если тебе так нравится, то и мне тоже. Когда мне прийти снова: ровно через неделю или немного раньше? Выбери день для наших встреч.
Питер задумывается.
– Через полнедели? – спрашивает он. – Четыре дня? Сегодня пятница, так что… по вторникам?
– Вторник так вторник, – кивает Сэм. Питер благодарно ему улыбается и чувствует себя готовым.
– Почему ты ему не сказал? – спрашивает Квентин.
Питер резко поворачивает голову в его сторону, но не прекращает хождения кругами. Он двигался туда-сюда по ковру в его комнате, лихорадочно протаптывая на нём колею. Так легко было чувствовать умиротворение, после того, как он принял решение, но теперь, когда у него появилось время – аж несколько часов – на сомнения, тревожность вновь возвращается к нему.
То, что Квентин сейчас пытается её уменьшить, добавляет ему как уверенности, так и стресса. В вопросе нет издёвки или обвинения, нет, он искренен и полон беспокойства, и это последнее, о чём хочет думать Питер, если он действительно собирается осуществить задуманное.
– Ты знаешь, почему, – отвечает Питер. Роуди вернётся через два часа. Питер уже сделал все приготовления к ужину и теперь просто убивает время, ожидая, пока всё будет готово, пока наступит вечер.
– Тебе нужно сказать, – говорит Квентин. – Сделать это реальным.
Потому что никто другой не поймёт! мысленно взрывается Питер, прекрасно зная, что Квентин может слышать его и так, и осознавая, что назревает спор, и если он начнёт кричать – о, а он начнёт кричать – это привлечёт внимание. Я не могу просто взять и попросить о помощи! Не с этим!
– Сэм мне помог, – Питер начинает говорить вслух, и пусть его голос звучит ровно, его грудная клетка вздымается так, словно бы он действительно кричал. – Я получил помощь, которая была мне нужна. Я знаю, что реально, а что нет, по крайней мере теперь, и я могу с этим работать.
Но с остальным он мне помочь не может, опять переходит на мысли Питер, и с каждым словом собственный голос в голове начинает звучать громче. Как ты можешь описать кому-то, что ты точно знаешь, как что-то, что не было реальным, всё равно поглощает тебя? Я знал, что ЭмДжей там не было, но я не знал, так что прыгнул за ней. Я попытался схватить Мистерио и почти что уронил на себя подъёмный кран. Я знал, но я не знал. Как мне объяснить такое? Кому-то ещё? Кого там не было?
– Я просто, я так много… Это слишком… Мои глаза, мой разум, мои чувства, всё сразу, всё, – и порой их тяжело отделить друг от друга, оно накрывает меня одновременно, и я не могу справиться со всем, что он на меня обрушивал, он атаковал меня, всё вокруг менялось с такой скоростью, столько света, красок, на меня падали предметы, и потом пропадали, а после всё затихло, и мистер Старк, и я знаю, что всё было не так, – Роуди рассказал мне, он рассказал мне, теперь я знаю о нём гораздо больше, знаю, что не виноват, – он погиб, он не был идеальным, и не было никакого зомби, и он бы на меня не напал, он столько сделал для меня, он бы так не поступил, так что как мне объяснить все эти вещи, которые я просто не способен выкинуть из головы? Они были реальны. Они не были реальными, но они были реальными, и никто другой никогда не испытывал…
Питер останавливается и просто плюхается на пол, ударяясь слишком сильно, чтобы сесть нормально, и напряжённо сжимает руки.
– Оно было направлено против меня, – говорит он. – Он… Он знал, что делал, и всё это было нацелено на меня. Это не какая-то крупная атака или представление, не было никаких взрывов, никакого ущерба – всё было нацелено на меня. Всё, что он смог придумать, чтобы меня сломать. Он изучал меня. Я уверен. Он раскопал всё, что только мог, и превратил моё прошлое, мои переживания, мои чувства в оружие.
Питер поворачивается на бок, в сторону Квентина.
– И может это не было реальным, но оно так глубоко вгрызлось в мой мозг, что появился ты, – говорит Питер, указывая пальцем на Квентина. И тут же роняет руку. – Так что теперь оно реально, для меня. А вот ты нет, и это проблема. Вот почему. Вот почему я отправляюсь к нему.
Вот так. Он сказал это вслух. Теперь это тоже реально.
– Я отправляюсь к Квентину Бэку. Именно так я всё исправлю.
– Он мёртв, – говорит Квентин.
– Это не так, – качает головой Питер. – Я знаю, что он не мёртв. В последнем сне он сам сказал мне об этом. Когда я проснулся, об этом сказал мне ты. И я просто знаю.
– Он опасен, – пробует Квентин. – Ты отправишься прямиком в логово льва.
– Хуже уже не будет, – говорит Питер. – Подумай об этом: двух зайцев одним выстрелом. Если я пойду к нему, я избавлюсь от тебя. Если я с ним, ты мне не нужен. Сам сказал мне, что ты со мной, потому что какая то часть меня хочет, чтобы это было так. Я могу избавиться от галлюцинаций, если заменю тебя им.
– Ты не будешь знать наверняка, что избавляешься от галлюцинаций. Не с ним.
– Буду. В данный момент ему я могу доверять больше, чем собственному разуму. Я могу дать ему отпор сильнее, чем самому себе, если придётся, – говорит Питер. – Почему ты пытаешься убедить меня остаться здесь? Я принял решение. Я мог бы сказать Сэму, что вижу тебя. Вместо этого, я ему сказал, что хочу видеть его реже. Я не могу отступить сейчас.
Квентин смотрит на него как на сумасшедшего. Может, так оно и есть, раз его судит галлюцинация человека, пытавшегося его убить.
– Не говори так. На тебе ещё нет никаких обязательств.
О, но это не так. Чем больше Питер взвешивает всю ситуацию, теперь, когда эмоции снова улеглись после недавней вспышки, тем больше спокойствия он чувствует, как когда он впервые сделал свой выбор. Он произносит свой аргумент вслух и не видит в нём никаких изъянов.
– Тогда есть второй заяц, – произносит Питер. – Я избавлюсь от тебя и найду единственного человека, который сможет понять. Сэм никогда не поймёт, Роуди никогда не поймёт, ни тётя Мэй, ни мои друзья, но тот, кто изначально подверг меня этому – мистер Бэк – должен знать, что сделал. Он поймёт.
Питер нервно ерошит волосы, всё так же не поднимаясь с пола.
– Так что я избавлюсь от тебя и найду понимание. Это… мне это нужно. И он единственный человек на всей планете, кто сейчас может мне его дать.
Квентин качает головой.
– Это плохая идея, – говорит он. – Ты сошёл с ума.
Питер поднимается, пожимает плечами.
– Да.
Затем он рывком подлетает к телефону, поражая даже Квентина, который настолько быстро отступает в сторону, что неловко плюхается на кровать. Питер берёт телефон с края стола, буквально вырывая кабель зарядного устройства, и падает спиной на пол в одно почти-плавное движение. Он включает его и ждёт, вскинув ноги в воздух и вцепившись в телефон тем, что любой другой назвал бы мёртвой хваткой, но он едва ли напрягает руки.
– Что ты делаешь, – спрашивает Квентин, хотя это толком и не вопрос. – Ты не можешь пользоваться телефоном…
– Не могу, – говорит Питер, нажимая на кнопку разблокировки, и тут же открывает VPN. Включает. Нидерланды. Ха. – Но мне нужна информация.
Он открывает один из поисковиков, название которого записал со слов ЭмДжей, и вводит “Квентин Бэк”. Он… много листает вниз. Очень много. Он не может отфильтровать по времени до поездки в Европу, и ему всё ещё хочется избегать новостных статей. То, о чём рассказывал Нед, было нормальным, но он знает, что есть и огромная обратная сторона, которая заставит его уйти в себя ещё глубже, а он не может этого себе позволить.
Он не хочет читать о том, что Человек-Паук – угроза для общества, не когда он пытается понять, как присоединиться к настоящей угрозе.
Питер садится на полу и листает, листает, и две ссылки действительно цепляют его внимание.
Первая ведёт на сайт Старк Индастриз. Он там работал, осознаёт Питер, глядя на свою версию Квентина, словно бы у него есть хоть какие-то ответы. Он лишь качает головой, то ли подтверждая, что ничего не знает, то ли до сих пор пытаясь отговорить Питера от его затеи. Возможно, всё сразу. Питер игнорирует его и возвращается к телефону. Может, он знал мистера Старка.
Он чувствует лёгкий трепет от этой мысли, словно бы в подтверждение, что он на верном пути. Это не может быть простым совпадением, верно?
Но когда я был в его иллюзиях… И он до сих пор не может выкинуть из головы образ мистера Старка, идущего за ним, хотя он немного угас после разговора с Роуди. Это клиническое.
Он просто игрался с тобой. Весь мир знал, что Человек-Паук и Железный Человек друзья. Всё было направлено на тебя, помнишь? И это сработало.
Это знак, решает для себя Питер. Ни одна из технологий, над которыми мистер Бэк работал в компании мистера Старка, ни о чём ему не говорит; голограммы звучат логично, если так подумать, но он не углубляется в тему дальше, возвращаясь обратно к результатам поиска.