«Ах ты, мелкий сопляк», — подумал про себя Тони, с подозрением щурясь на него.
Как только их глаза встретились, улыбка тут же стерлась с лица Питера, а глаза наполнились отрешенностью и безразличием.
Мэй радовалась еще несколько дней, хваля своего племянника за проявленную смекалку и утирание наглого носа Старка. Заработанные пятьдесят с лишним тысяч она положила на счет, пообещав, что купит Питеру нормальную технику, если он поступит на целевое обучение.
Питер же все время до начала третьего этапа перебирал своего паучка, возвращая на место оторванную лапку и модифицируя лазерный прицел.
— Прости дорогой, я отойду на пару минут? — попросилась Мэй. Питер не стал сдерживать ее за край платья, так что она поспешила убежать.
К сожалению, они не могли только лишь посмотреть презентацию о регламенте третьего тура. Им так же нужно было задержаться на банкете до тех пор, пока каждому не выдадут личный пропуск. На самом деле, все это было затеяно для того, чтобы сформировать новые связи, что для Питера, по понятным причинам, было бесполезно.
Третий этап заключался в том, чтобы за следующий месяц, используя новейшее оборудование компании, а также помощь технических специалистов университета, разработать хотя бы один проект и довести его до стадии прототипа. Суммы и материалы — любые, все за счет SI. Тони было очень важно, чтобы будущие специалисты не терялись от таких возможностей, а создавали реально рабочие и полезные продукты. А личные пропуски позволяли им посещать лаборатории башни и MITа.
Именно поэтому сейчас Питер сидел в одиночестве за дальним столиком и, переставляя закуски на своей тарелке, периодически уминал одну за другой. Люди знакомились, заводили связи, создавали команды, накидывали планы на разработку, а Питер сидел и игрался с едой.
Тони хотел подойти к каждой новообразованной группе, познакомиться, выяснить, что они думают делать, какая помощь им может понадобиться. Он любил такие посиделки, особенно с умными людьми, у которых в глазах видна искра. Но чем больше людей он видел, тем сильнее огорчался, не найдя среди них того самого Питера Паркера, с которым хотел встретиться уже очень давно. Заметив, наконец, его в одиночестве, за самым дальним столиком, он хмыкнул, накидал с общего стола пару закусок и двинулся к нему.
Питер даже не удивился, когда фигуры перед ним начали возвращаться в исходные положения. Он уже знал исход этой партии, как бы сильно не старался за черных, их бы сегодня съели целиком. Так что, когда тарелка полностью заполнилась, он развернул к себе условно черных и стал играть за них.
Тони усмехнулся, но сходил первым. Где-то через пять минут вернулась Мэй. Она застала этих двоих, самозабвенно играющих едой, и с пяток человек, молча следящих за захватывающей партией в еду. Мэй не знала, смесятся или плакать, когда Питер сходил очередной закуской и съел вражеское канапе.
— Ах ты, маленький паршивец! — возмутился Тони. — Ты заставил меня поверить, что хочешь креветку, а сам сожрал мое канапе!
Мэй не поверила своим глазам, но ее племянник улыбался. Не так широко, как когда-то, но чисто и искренне сверкая горящими глазами. Словно этот Тони Старк вытаскивал его из своей раковины, возвращая в мир людей.
— Вижу, милый, ты тут не скучал, — она потрепала его по вихрастой макушке. Питер обернулся к ней. Кажется его улыбка стала еще чуть шире. Он хотел поделиться с ней своим счастьем. Это так растрогало женщину, что она кивком предложила ему продолжить партию.
И, когда вражеский запеченный ролл был съеден, довольный Питер откинулся на стул и снова погрузился в себя.
— А ты хорош, Паркер, чертовски хорош! — похвалил его Тони, вытирая руку о салфетку и протягивая ему. — Будем, наконец-то, знакомы.
— Простите, мистер Старк, — отвлекла его Мэй, — он не ответит вам. И на ваше рукопожатие тоже.
Тот с удивлением уставился на нее.
— Питер болен психогенной формой мутизма.
С еще большим удивлением он перевел взгляд обратно на Питера.
— Русалочка значит. Отдал голос за свои гениальные мозги?
— Мистер Старк, — возмутилась Мэй. — Следите за своим языком!
— Не принимайте на свой счет, — отмахнулся он, — а этому парню вообще все равно.
— Если он не говорит, это не значит, что он не чувствует! Он все слышит и понимает. В отличие от вас. — Она приобняла Питера и потянула его за собой. На выходе уже стоял стол, где выдавали пропуски.
Вернувшись домой Питер прочел сказку о Русалочке. История настолько взволновала его, что он невольно расплакался. Таким, закутанным по уши в одеяло, тихо хнычущем в собственные колени, его и нашла в собственной комнате Мэй.
— Питер, ты в порядке? — Спросила она. — Что произошло?
Он, по своему обыкновению, не ответил.
Мэй осмотрела комнату. Ее взгляд наткнулся на включенный экран монитора. Она пробежала глазами по тексту и узнала злосчастную сказку.
— Вот мерзавец. — Тихо пробубнила она, подходя к Питеру и притягивая его голову в свое объятье. — Не расстраивайся, мой милый. Он не стоит твоих слёз.
Питер тихо всхлипнул.
Из-за своей болезни Питер не мог организовать команду или попросить помощи у профессоров университета. Однако, он не собирался сдаваться из-за такой мелочи. С тех пор как он заболел, у него появилась цель, которая никак не могла притвориться в жизнь из-за нехватки ресурсов. Сейчас же он наконец-то получил эти средства и возможность наконец-то реализовать свою идею.
Целый месяц он почти что безвылазно сидел в лабораториях Старк Индастриз. Целый месяц, забыв об учёбе, изредка прерываясь на еду и сон, он пытался достичь заветной цели и наконец-то вернуть себе голос. Он не хотел быть как та Русалочка, которая, потеряв свой голос, потеряла все. Он собирался распорядиться своей головой так, чтобы вытащить из пучины безмолвия себя, накопленный багаж своих знаний, а также тех, кто нуждается в этом больше, чем он сам.
Мэй очень сильно переживала за него. Она видела, как ее племянник старается, видела, как он убивает себя, но ничего не могла с этим поделать. На самом деле, она не хотела ничего делать с этим. Таким, каким Питер был сейчас, он не был уже очень давно: быстрым, подвижным, думающим, предпринимающим какие-то действия.
За пару дней до презентации Мэй разволновалась: как ее племянник собирается представлять свой проект, не имея голоса? Как он отреагирует на такую толпу? Но и здесь он нашел выход.
Питер подошел к ней и протянул ей какой-то листок. Мэй поинтересовалась что это, но вместо ответа тот кивнул ей прямо на бумагу. Она была так поражена, что в изумлении уставилась на лист. Там были слова. Фразы, которые кто-то должен произнести.
— Презентация? — Спросила она. — Ты хочешь, чтобы я произнесла эти слова, для твоей презентации?
Питер в ожидании смотрел на нее. Пораженная Мэй уставилась на него ответ.
— Так чего ты ждешь? Неси диктофон! — поторопила она.
Когда Мэй прочла фразы, написанные на листе сухим, скупым языком, она расплакалась. Они были ужасными, сложно осознаваемыми, но они рассказывали об одной очень важной для нее вещи.
Увидев плачущую женщину, Питер завороженно уставился на нее. В его глазах можно было прочесть едва различимую панику. Но все тут же прошло, когда она подскочила и кинулась обнимать его, целовать в макушку и нашептывать, как же сильно она его любит.
Когда Мэй успокоилась и вернулась к тексту, то все же решилась:
— Дорогой, — попросила она Питера, не зная, как тактичнее сказать, — можно я немного перефразирую вот эти предложения?
Вместо ответа он, не глядя, протянул ей ручку. С улыбкой Мэй принялась писать обновленную версию. Она хотела отдать ее племяннику на сверку, но тот остановил ее, протягивая диктофон.
Через два дня, на презентациях, он вел себя слишком замкнуто. Это заметила не только Мэй. Это заметили все, кто более-менее узнал молчаливого гения за этот месяц. Периодически в кафетерии башни проходили съедобные поединки. Но, в какие бы игры они не играли, по большей части все, кроме Питера, оставались голодными.
Когда подошла очередь Питера представлять свой проект, он отказался от микрофона и подошел к трибуне. Когда аплодисменты стихли, он слабо кивнул и дрожащей рукой запустил видеопрезентацию.
— Среди нас ходят люди, в чьих душах есть невосполнимая пустота. Эта пустота делает их неполноценными, заставляет страдать их и их близких. Такие люди вынуждены каждый день смотреть в собственную бездну без возможности отвернуться. Но если бы они могли рассказать окружающему миру, что творится у них внутри, рассказать, как с ними можно общаться, как им помочь, вы бы послушали их? Вы бы попробовали с ними заговорить?
— Перед вами обычный подросток. Питер Паркер, семнадцать лет. В пятнадцать в его семье произошла трагедия и с тех пор он не разговаривает. Сегодня он решил впервые заговорить с вами. Но не обычным голосом, а голосом своего сердца.
Питер остановил видеозапись, нацепил на голову тонкий металлический обруч и сделал шаг вперед. На сцене прямо из пола выехали четыре голографических проектора. После краткой синхронизации свет в зале погас. Питер включил свое воображение и стал управлять проекцией по собственному усмотрению. Он представлял сложные геометрические фигуры, перетекающие одна в другую, представлял многосуставные механизмы. Проекция словно отдалилась, представив окружающим огромный странноватой формы город, полный маленьких живых обитателей. И плавно, все отдаляя и отдаляя картинку, он показал людям ячеистое скопление, а дальше обычную поверхность металла. Еще отдаление и металл принимает форму пули. Дальше, и становиться понятно, что эта пуля сейчас столкнется с тканью кофейного плаща. Питер представлял, как медленно пуля летит к своей цели, как сталкивается с тканью, натягивает ее, проникает в нее. Нити ткани рвутся, открывая пуле доступ к сокровенному — к плоти живого человека. Но и плоть не является препятствием, пуля углубляется и углубляется.
Картинка снова начала приближаться. Изображение показывает, как тихая рябь идет по сетчатой металлической конструкции, в то время как мягкая ороговелость расходится под давлением обнажая нутро. Еще ближе, и становится видно, как стираются, сгорают маленькие клетки. Ближе — как лопается оболочка и погибает все внутри клетки; как ломается отточенный механизм — рвутся молекулярные связи.
Еще ближе, но… мир сложных геометрических фигур недвижим. Он все так же бесконечно прекрасен. В нем нет той боли, что испытал Питер, когда на его глазах убили Бена. Этот мир многому научил его, многое дал. Но он многое и забрал. За мнимым душевным спокойствием Питер понял, что потерял себя, свою жизнь. И теперь он хотел вернуть все это обратно.
Демонстрация закончилась. Свет снова загорелся. Зал был недвижим. Озадаченный этой тишиной, он взглянул на первые ряды и заметил, что в глазах людей стоят слезы. Один из них, заметив на себе его взгляд, подпрыгнул и начал аплодировать. Словно этого ему и не хватало, зал сорвался с места и начал наперебой хлопать в ладоши, кричать и поддерживать юного гения.
Испугавшись, Питер слабо кивнул и кинулся прочь со сцены, прямо в любящие теплые объятья Мэй. Он натягивал на себя ее руки, ее одежду, пытаясь спрятаться от внешнего мира, пытаясь унять болезненные чувства внутри.
Второй раз за последний год он разрыдался.
Вопрос, брать ли его, теперь просто не стоял. На самом деле, Тони думал о том, чтобы отправить его на заочку, а самого загнать в лаборатории и нещадно эксплуатировать. Потому что этот парень произвел настоящий фурор.
Маркетологи с цепи сорвались, каждый брызжа слюной. Они хотели забрать патент на изобретение в компанию, так как все было сделано на ее деньги, но Тони этого не позволил.
— Смысл забирать себе патент на продукт, который не работает?
— В смысле, не работает?
— Если он поможет парнишке заговорить — тогда и поговорим, — развел Тони руками, оставив совет и себя ни с чем. На самом же деле он хотел убедить их в том, что парень им нужен куда больше патента.
========== Кофейный плащ ==========
Когда на его электронную почту пришло письмо об одобрении стипендии, в голову впервые пришла мысль о том, чтобы сдаться. Он еще помнил, как бурно зал отреагировал на его видение мира, и, честно говоря, такая реакция ему не понравилась. Он очень не хотел почувствовать подобное еще раз. Это было… сложно.
Сказка о Русалочке, которую он с таким трудом смог прочитать, открыла ему глаза на чувственный вопрос его жизни. Дело в том, что он понимал свою болезнь.
Тот случай с Беном действительно изменил его. Питер действительно наблюдал за тем, как его дядю убили. Он ничего не сделал, потому что выстрел должен был попасть в него. Он просто стоял, холодно ожидая конца. Питер уже тогда был умным парнем, и он читал, что в опасные для жизни моменты в кровь выбрасывается так много веществ, что мозг и тело просто слетают с катушек. Все разгоняется просто до невообразимых скоростей только для того, чтобы человек смог спасти свою жизнь.
Но Питер не то, чтобы горел желанием спасать свою жизнь. У него не было суицидальных наклонностей, но, опять же, в тот момент умный маленький мозг сообразил — если его не станет, тете и дяде станет намного проще. Не нужно будет вытаскивать его на своем горбу. Да, возможно им будет грустно некоторое время, но они переживут это и смогут продолжить в свое удовольствие.
Так что Питер просто стоял там и наблюдал за тем, как пуля приближается к нему. Он уже представлял, как она войдет в его тело, представлял, как станет его частью, как вопьется в грудную клетку, пробьет кость, как пройдет сквозь его сердце и выйдет с обратной стороны, чиркнув по ребрам прежде, чем выйти. Он представлял себе, как кровь затопит его внутренности, как тяжело ему будет вздохнуть, потому что любой его вздох лишь увеличит содержание крови в легких. Он уже чувствовал фантомную асфиксию, он проникся наступающей смертью, как вдруг… дядя Бен выскочил перед ним и принял пулю на себя.
В тот раз Питер поразился, насколько хорошо он способен почувствовать чужое тело и чужую боль. Он ощутил, как пуля прошила живот, пробегаясь по нервам острой болью. Как она чиркнула по кишкам, раздирая за собой сосуды. Как вклинилась меж хрящами позвоночника, дробя кости и застревая внутри.
Дядя Бен упал сразу же, как лишился нервной проводимости к нижним конечностям. Питер видел это. Он наблюдал и чувствовал это. Он погрузился в эти ощущения так глубоко, что не заметил, как оказался на кладбище.
В тот раз Питер сообразил, что эффект адреналинового выброса что-то сделал с ним. То есть, сначала он реально увидел все, как в замедленной сьемке, но потом он словно потерял это самое время, вынужденный досматривать этот фильм в ловушке мозга, пока жизнь вокруг него идет без остановки.
Он хотел рассказать об этом Мэй, но, когда увидел Бена, лежащим в гробу, его мозг снова залип. Он начал наблюдать картинки того, как с каждой секундой разлагается чужое тело. Он начал ощущать это так, будто проживал разложение тела сам.
Когда он вынырнул в следующий раз, в его глаза светил фонариком какой-то доктор. Приятная темнокожая женщина улыбнулась ему, и Питер улыбнулся в ответ. Он хотел рассказать, что с ним, но тут она ударила молоточком по его коленке и он снова залип.
Из раза в раз Питер залипал в различные миры, постигая их все глубже и глубже. Он понимал, что это не совсем нормально, пытался научиться обходить. И благодаря своему упорству, у него стало получаться. Ему стоило огромных усилий сосредотачиваться на реальности, не впадая в видения, но это отнимало у него столько сил, что он не мог больше ничего, кроме как находиться в здесь и теперь.
Помогало то, что у тела остались механические навыки: есть и одеваться он мог, не тратя на это своего внимания. Как и мыться, ходить от школы до дома. Навыки вроде письма давались ему куда сложнее, но он смог компенсировать это наличием клавиатуры. К доске его не вызывали, во всяком случае с тех пор, как он однажды обнаружил себя расписывающим какую-то огромную формулу в кабинете химии, больше он у доски не «всплывал».