========== 1. Румпельштильцхен, Зелена и Моргана ==========
— Обращу ее в зеленую обезьяну! Без хвоста! Или нет, слишком гуманно. Лучше напою зельем, которое вызывает понос! Нет, это уж совсем милосердно! Смешаю все ее зелья перед уроком, чтобы у нее ничего не вышло! Тогда Румпель ее выгонит! Ох, а если она нас всех взорвет? Нет, тоже не пойдет. Что же делать?
Зелена нервничала, ходила взад-вперед, заложив руки за спину, временами сильно кусая губы, почти что до крови. Изгрызла все ногти, и даже стыда по этому поводу не испытывала. Хотя у настоящей ведьмы руки должны быть — высший пилотаж. И Румпель за изгрызенные ногти по голове не погладит.
А, плевать. У Темного теперь новая любимица, разрази ее гром, напади на нее понос. И все-то у ведьмы Морганы получается, а уж какие она шары огненные делает — загляденье! Тьфу, гадость!
А еще у этой черноволосой черноглазой ведьмы грудь больше, зараза! И Румпель, как не подойдет поближе, все в эту пазуху смотрит, как в жерло только что извергнувшегося вулкана. Забацать, что ли, зелье, чтобы грудь до размера незрелых абрикос уменьшилась?
Пятую неделю коварная рыжая ведьма не ест, не спит, все планы по захвату в плен более удачливой (и более грудастой) соперницы строит. Уже голова трещит у Зелены и желудок от злости сводит, а все не получается придумать, чем же еще противной Моргане насолить. Ну ничего, утро вечера мудренее. Уж она то расстарается, уж она выдумает! Ну держись, ведьма Моргана!
Полная решимости, как солдат перед боем, Зелена идет на урок.
Моргана уже там, зажгла в ладони здоровенный огненный шар, улыбается. А негодник Румпель пристроился рядом и на выпяченную грудь пялится.
Все мужики — козлы. И все Темные мужики — тоже.
========== 2. Куинни Голдштейн и Северус Снейп ==========
Каждый год в Хогвартс приходят выскочки, которые, не пойми, за какие заслуги, занимают место преподавателя защиты от Темных искусств. Вопиющая несправедливость, однако же профессор Снейп, в какой-то мере, уже привык к ней. И обычно, когда перед началом нового учебного года на должность, для которой он был создан, назначали кого-нибудь извне, лишь злорадно мысленно желал удачи и наблюдал, как же именно преподаватель будет не справляться со своей работой.
Но в этом году Альбус, похоже, сошел с ума. Или вдруг начали проявляться признаки старческой болезни. Потому как — о, ужас! — преподавать защиту от Темных искусств пришло создание с ярким макияжем и на каблуках. Создание назвало себя «Квинни Голдштейн» и, улыбнувшись так, что он едва не ослеп, протянула руку для приветствия.
Северус нехотя ее пожал. О, если бы мысли умели кричать, если бы их было слышно, то вся школа услышала бы гневное: «Какой моветон! С такими же успехами на эту должность можно было Поттера посадить! И то, кажется, эффекта было бы больше». Но мысли, к счастью для всех вокруг, кричать не умели, а, значит, так и остались сокровенными тайнами.
Первые несколько недель после назначения мисс Голдштейн Северус не изменял своему спокойствию. Традиционно занял позицию наблюдателя. За каждым шагом смотрел и ждал, когда же это ангелоподобное создание, наконец, поймет, что защиту от темных искусств преподавать — не милое развлечение, а серьезная мужская работа.
Квинни, к его изумлению, реагировала на него совсем не так, как все вокруг. Нет, эта волшебница, как будто не от мира сего произошла, мило улыбалась ему по утрам в ответ на холодный кивок, готова была обсуждать книги, что сама частенько и предлагала, и — о, великий Мерлин! — даже с интересом наблюдала, как он работает в своем кабинете с зельями (правда, он ее ни разу не приглашал туда, но Квинни в приглашении, как видно не нуждалась — заходила сама, то чай приносила с конфетами, то вдруг просто пожелать хорошего дня).
«Она пытается со мной подружиться» — однажды решил Северус, чью неприступную крепость Квинни продолжала методично брать штурмом. «Но зачем? Шпионка Лорда Волдеморта? Воровка зелий? ПОДРУЖКА ПОТТЕРА???». Мысли бродили в голове нестройной чередой, догадки, одна другой хуже, преследовали его и даже спать по ночам не давали, так что, профессор боялся уснуть на занятиях. А мисс Голдштейн оставалась все такой же милой, дружелюбной и обходительной. И, да, Северус больше не мог отрицать — из нее вышел очень достойный преподаватель.
— Здравствуйте, профессор!
Ну вот. Северус повернул голову в сторону двери, нехотя оторвавшись от колбы, что вертел в руках. Она снова пришла в его вотчину, его святая святых, как к себе домой. И… принесла торт?
— Добрый день, мисс Голдштейн, — сухо кивнул он, стараясь не особо принюхиваться к изумительному аромату клубники, которым веяло от изысканного десерта, — собираетесь учить студентов подкупать злых магов тортиками?
— Нет, что вы, — она рассмеялась, — это вам.
— В честь чего, позвольте спросить?
Северус уже начал было думать, что это такой изысканный способ попросить его провести пару занятий, или научить чему-нибудь, чего умница и красавица Хогвартса не умеет, но пытается тщательно скрывать это. Но нет. Квинни подошла к столу, поставила на него торт и, улыбнувшись, ответила:
— С днем рождения. Надеюсь, вам нравится клубника.
Северусу нечем было крыть. Северо-Ледовитый океан внутри него начал стремительно таять, подобно лавине.
========== 3. Анжелика де Пэйрак и Мелани Уиллкс ==========
Анжелика бледна, напугана, и руки заламывает, а губы кусает до крови. Но она не выступает на устах, потому что кровообращение её почти что остановилось. С тех пор, как её Жоффрея в королевскую тюрьму завистливый правитель бросил, без суда и следствия уничтожить собирается, жизнь в золотоволосой маркизе течёт медленно и неохотно.
В окне навязчивые тучи бродят, бьют землю безрадостные капли дождя. Идеальное состояние природы для тех, у кого душа в мрачную боль погружена.
Анжелика выдыхает резко, как будто весь воздух из лёгких выпускает, заламывает руки, словно для молитвы, и резко останавливается. Она не верит. Ни Богу, ни в Бога. Она не верит никому больше.
Горькая слеза из бархата ресниц выкатывается, медленно по воспалённой, смертельно бледной слезе, ползёт.
Только теперь она взгляд обращает к сидящей за столом леди Уиллкс, будто вспомнила о её присутствии. Мэлли, давняя подруга, как всегда, абсолютно спокойная, почти что умиротворённая, разве что сцепленные крепко пальцы теребят батистовый платок. Край платка влажный. Мэлли тоже плакала.
— Что теперь делать, Мелани? — отчаянно спрашивает Анжелика, солнечные волосы на палец накручивая. — Что нам теперь делать?
Неуверенная, робкая, почти детская улыбка медленно украшает лицо миссис Уиллкс. Положив платок на стол, она встаёт. Мэлли скоро рожать, через пять месяцев, небольшой живот округлился и в складках одежды уже выделяется. Она идёт медленно, но спину держит гордо. Касается плеча Анжелики, острого и издёрганного, тёплыми пальцами. Мэлли волшебница, от одного звука её голоса спокойнее становится. Где берёт она силы, заточённая в слабое хрупкое тело, Анжелике неизвестно.
— Анжелика, дорогая, - напевает Мэлли, улыбка становится чётче, — отчаиваясь и плача, мы меньше всего поможем нашим мужьям. Крепись, милая. Завтра будет новый день. И мы поговорим с адвокатом. Наши мужья — честные благородные джентльмены, и они не одни. У них есть мы — поддержка и опора. Нельзя расстраиваться, потому что, если мы лишимся сил, то как жить Жоффрею и Эшли в темноте, что их окружила сейчас?
Анжелика выдыхает. Слова, которые любимая подруга нашла для неё, как всегда искренни, из самого сердца идут, из души раздаются. Слова, которые Мэлли говорит, как всегда, прекрасны.
— Мелани, Богом клянусь, ты — ангел, посланный на эту грешную землю с небес.
Мэлли тихонько смеётся, маленькая самоотверженная женщина. И заключает Анжелику в объятья, где, как всегда, тепло и спокойно.
И они обе знают, что ей всё по плечу.
========== 4. Нейтан Скотт и Хейли Джеймс (“Холм одного дерева”) ==========
У Хейли лето запуталось в волосах и пахнет она мятой и старыми книгами.
Именно об этом подумал Нейтан, когда они впервые поцеловались. Это был осознанный поцелуй. Вдруг подумалось: «Хочу ее поцеловать» и она, кажется, подумала о том же.
Но, едва оторвавшись от ее губ, Нейтан испытал изумление. Мог ли он предположить, что эта девушка вообще способна ему понравиться? Вряд ли. Она производила впечатление слишком… правильной. Слишком строгой и чересчур дисциплинированной. Если уж совсем откровенно — ханжи. Ему нравились хулиганки с броским макияжем, идеальные красотки из группы поддержки, а на занудного книжного червя Хейли Джеймс Нейтан внимания не обращал. Она нужна была ему исключительно для того, чтобы создать видимость, что подтягивает учебу, и ему, наконец, перестали капать на мозги по этому поводу. Не больше. Ну, может быть, разок-другой затащить ее в постель, так, для самоутверждения. Ни о чем большем Нейтан поначалу не думал.
Но они поцеловались впервые и он подумал, что в ее волосах запуталось лето. И сам удивился тому, откуда такие слова пришли к нему. Разве он способен думать так поэтично?
А потом все стало так просто… и так сложно одновременно. Хейли стала его возлюбленной. Нет, не герл-френд, не девчонкой для развлечений, не красоткой на пару ночей. Он ее полюбил. Она влюбилась в него.
Нейтану нравился звук ее шагов и слушать, как она поет. Он любил ее теплую улыбку и солнечный взгляд. Ему хотелось держать ее за руку и слушать, о чем она говорит.
Она была его женщиной. Его человеком. Его второй половинкой. И, едва последние сомнения насчет этого развеялись, он попросил ее стать его женой. Вот так просто — не выходя из школьных коридоров. Совсем юные, они поженились, но чувство было таким, точно они знакомы всю жизнь.
Хейли была рядом всегда. Она и держала его на плаву все это время. Нейтан часто думал, как долго продержалась бы его красивая обложка, если бы не она — милая девушка, с чудесной улыбкой и теплым голосом, от которого крылья за спиной вырастают? Наверняка, его бы надолго не хватило. Наверняка, жизнь бы не была такой яркой и красочной.
Сегодня, растоптанный травмой, сломанный морально, бессильный инвалид, он проснулся и посмотрел на себя в зеркало. Он услышал горькие слова от сына, слова, которые не должен слышать ни один человек, ни один отец в мире. Он не мог быть больше примером для своего ребенка и хорошим мужем для Хейли. И это испугало его до чертиков.
Нейтан Скотт больше не был блестящим баскетболистом. Травма отняла у него это умение. Разрушилось все — карьера, финансовая стабильность, работа прахом пошла, все успехи остались в прошлом.
Теперь, похоже, единственная битва, которую он вынужден был вести — борьба за выживание. За возможность снова ходить. За необходимость стать человеком, а не бледной растрепанной копией себя. От него снова должно пахнуть дорогими духами, а не дешевым коньяком и водкой, как последние несколько месяцев.
Он должен бороться. И он станет бороться. Не ради себя. Ради своего сына. И ради Хейли Джеймс Скотт — девушки, у которой в волосах запуталось лето.
Нейтан подкатил коляску к полке, потянулся за бритвой, еще несколько секунд смотрел на свое отражение в зеркале и осторожно провел лезвием по пене.
Пора было Чудовищу снова стать Прекрасным Принцем.
========== 5. Тринадцатый Доктор, Мисси и Мастер ==========
Доктор бодро шагала по снегу к своей прекрасной ТАРДИС, с детской радостью рассматривая собственные следы. Она любит Рождество. Всегда любила. Пора обновления, красоты, любви и надежды. Совсем скоро мириады огней будут сверкать, точно живые светлячки, озаряя целый мир. В уютных домах будет пахнуть мандаринами, детишки радостной оравой станут играть в снегу, лепить снеговиков, и каждый взрослый, стоя у окна, будет сентиментально вспоминать бесценную пору, когда деревья были огромными, а добрый Санта пробирался по дымоходу, чтобы порадовать подарками.
Вокруг пахнет ёлками и свежим морозным воздухом. Доктор жадно затягивается, дышит свободно и легко. Хочется петь. У дома, на углу которого довелось припарковаться, светят яркими разноцветными огнями олени, на пороге смеется Санта из проволоки, который, очевидно, скоро будет сиять разноцветными огнями, точно полярная звезда.
Доктор поднимает глаза в небо, замирая от красоты рассыпанных по нему звёзд. Столько космических светил она повидала, на стольких планетах за долгую-долгую жизнь побывала, но оба сердца, всякий раз, когда она глядит в небо, замирают и поют счастливую песню.
Новогодние праздники — время гармонии и красоты.
В нескольких шагах от ТАРДИС, Райан прыгает зайцем, смешно подпрыгивает на одной ноге, оставляя забористые следы.
— Ты что, тренируешься? Уже гораздо лучше, друг мой, — Доктор улыбается и ласково гладит Райана по плечу.
— Да если бы. Не время сейчас тренироваться, — тяжело вздохнув, отзывается Райан, — какой-то мужик минут десять назад Ясмин в будку затащил, видите ли, помощь ему нужна, меня на мороз выставил, как северного оленя. Стою тут теперь, как дурак, трижды вокруг будки обежал, уже волнуюсь, не случилось ли чего. А сделать ничего не могу.
Рассилон побери, чтоб на него понос напал!
Побледнев, Доктор подскочила к другу, потрясая его за плечо:
— Райан, как он выглядел? Быстро, как он выглядел?
— Да что ты меня трясёшь! — возмущенно фыркнул он. — Невысокий. Круглолицый. И бородка еще такая, дурацкая. Женщину, извини, не разглядел.
Он говорил что-то еще, но Доктор уже не слышала. Она рванула в ТАРДИС так, словно её опасный маньяк с ножом преследовал (хотя, маньяк, судя по всему, сидел в ТАРДИС, выжидал). Открыла дверь, едва её не оторвав (ТАРДИС возмущенно чихнула).
— Оставь Ясмин в покое немедленно, не то я тебя отвёрткой проткну, обещаю! Яс, отойди от него, я тебе приказываю. Иначе больше путешествовать с собой не возьму.
Ясмин совершенно спокойно посмотрела на неё, прямо ей в глаза, мило улыбнулась и… продолжила раскладывать на столе мандарины. А стол был накрыт по-праздничному: в центре коньяк, вино и шампанское, на выбор, выбор салатов такой, что глаза разбегаются, комната мясом и апельсинами пропахла.
— Это, значит, так ты старого друга встречаешь, Доктор? — пропел Мастер, перекидывая ногу на ногу. — Ничего не скажешь, приятно. Я, значит, к тебе, через весь мир, в двух экземплярах, чтобы к празднику успеть, а ты вот как со мной обращаешься…
— Ладно, перестань страдать, — Доктор устало вздохнула. Подошла к Мисси и замерла. Руку протяни — и упадёшь в объятья. А что-то держало её, мешало, не давало сделать последний шаг.
Мисси тоже смотрела на неё, устало, улыбалась сонно. Вздохнула:
— Здравствуй, Доктор. С Рождеством тебя. Ты не против, мы тут немножко твоих новых друзей увели, надо же было помочь на стол накрыть?
— Н-не против, — запнулась Доктор, — а где Грэм?
— За сыром ушёл. Сказал, что ты любишь, — отпив коньяка из рюмки, облизал губы Мастер, — садись уже.
Доктор села, поёрзав на стуле. Подняла глаза, рассматривая Мастера. Тот был спокоен, точно они в последний раз виделись пару минут назад, и, взяв Ясмин за руки, спокойно сказал сесть.
Ясмин кивнула. Доктор понимала, что без гипноза дело не обошлось. И еще больше изумилась, понимая, что ни Мисси, ни Мастер не останавливают её, пока она гипноз снимала.
— Всё хорошо, Яс? — едва поняв, что подруга в порядке, спросила она.
— Да, — удивлённо переводя взгляд с Мастера на Мисси, медленно ответила она, — а где Грэм и Райан?
— Твой папенька, — Мастер снова отпил немного вина, — отправился за продуктами, и, видимо, назад ползёт как черепаха. Твой бойфренд прыгает на снегу, физкультурой занимается, мышцы разрабатывает. Иди позови, если хочешь. А то еще голодный останется на праздники.
Ясмин смотрела с явным изумлением. Оглядывалась по сторонам, недоверчиво осматривалась вокруг. Доктор ласково гладила ее по руке.
— Позови Райана, Яс, милая, — ободряюще улыбнулась Доктор, — и Грэма дождитесь, он должен прийти. Я думала, что мы будем праздновать ваш главный праздник вчетвером, но, как видишь, у нас ещё гости.