Габриэль и семь лилипутов.
«Давным-давно в одном древнегреческом королевстве жила-была одна королева по имени Гекуба. Однажды летним днём, когда на синем небе не было ни облачка, а все лесные угодья искрились в солнечных лучах, королева Гекуба восседала на своём королевском троне и мрачно смотрела в окно. Ясная и солнечная погода манила к себе взор.
Любуясь красотами природы, королева подумала:
Вот родила бы я светлого ребёнка, как сияние солнечных лучей.
В скором времени желание королевы Гекубы исполнилось: родила она дочь — светловолосую, как солнечные лучи, и светлокожую, с глазами цвета летней листвы. Девочка была похожа на Ангела, поэтому назвали её Габриэль. После рождения девочки королева Гекуба скончалась…»
Хмм… Умертвлять собственную мать? Но, с другой стороны, это же выдумка, сказочная фантазия… Ладно, оставлю так, как уже написала. Немного грустно, конечно, но…
«Спустя год после смерти королевы Гекубы её супруг король Геродот женился на другой…»
Так… И на ком мог бы жениться мой отец? Ээээ… Кого я знаю из особ женского пола, кроме Зены, конечно? Например… Каллисто… Нет. Каллисто сюда явно не подходит. Чересчур злобная и мстительная. И слишком уж молода для моего отца. Кто там ещё? Минья? Нет. У той есть Ховард. Не подходит. Кого же мне сюда поставить? Как же нелегко сочинять сказки! Может, поставить… Алти? А что, по-моему, эта шаманка вполне вписивается в мой сюжет! Да, точно. Значит, так…
«Его вторая жена обладала некоей тёмной красотой, была о себе высокого мнения, горделива и не выносила, если кто-то внешне выглядел лучше неё…»
Хмм… Конечно, я Алти практически не знаю, один раз пересеклись, и она, конечно, не такая, как я её тут описала, но… Думаю, сойдёт.
«У королевы-шаманки Алти при себе было необычное волшебное зеркало, в которое она часто обожала заглядывать, любуясь своей внешностью и говорила:
— Свет мой, зеркало, скажи, мне всю правду доложи! Я ль на свете всех милее и румяней, и белее?
Зеркало светилось ведьмовским огнём и отвечало своей госпоже:
— Ты, Алти, на всём белом свете милее и румяней, и белее.
И довольная ответом зеркала, шаманка Алти убирала его, зная, что зеркало никогда ей не соврёт. Габриэль тем временем росла, становилась хорошенькой и уже к восьми годам была прекрасна, как ясный летний день.
Однажды королева-шаманка Алти вновь спросила у зеркала:
— Свет мой, зеркало, скажи, мне всю правду доложи! Я ль на свете всех милее и румяней, и белее?
Зеркало вновь засияло ведьмовским пламенем и молвило:
— Ты, Алти, прекрасна собой. Но Габриэль всё же выше красотой.
Королева-шаманка Алти пришла в ужас от услышанного, лицо её пожелтело и позеленело от зависти. С того момента, если она видела Габриэль, то её сердце готово было разорваться на части от злобы. В сердце шаманки, будто сорняки, возрастали зависть с гордостью настолько широко, что ни днями, ни ночами не знала она покоя. Как-то однажды позвала она своего…»
Кто там был у Алти? Ээээ… А, нет, она была сама по себе. Кого же мне поставить ей в услужение? Геракла? Нет. Иолая? Не то. Автолика? Нет, Король Воров сюда не вписывается. Может, Джоксера? А что, пусть побудет прислужником Алти. Он ведь и меня по приказу Каллисто убить пытался. Значит, идём дальше…
«Как-то однажды позвала она своего слугу, Джоксера и сказала:
— Отведи эту девчонку в лес и чтобы я её больше в глаза не видела. Прикончи её и в доказательство того, что ты выполнил мой приказ, принеси мне её сердце.
Джоксер повиновался, отвёл девочку из замка в лес, вынул из-за пазухи свой кинжал, намериваясь пронзить им невинное сердце Габриэль, но та заплакала и начала просить:
— Джоксер, ты же добрый человек, не убивай меня; я убегу в тёмный лес и больше никогда не вернусь домой. Обещаю.
Джоксеру стало жалко миловидную девочку и он сказал:
— Ладно, иди. Боги с тобой, бедное дитя!
Про себя он подумал:
Скорее тебя в лесу растерзают дикие звери, — но камень с его души всё же упал, когда он пощадил её.
В этот момент на поляну выскочил молодой оленёнок; Джоксер приколол его, вынул из него сердце и отнёс королеве-шаманке в доказательство того, что выполнил её приказ.»
Теперь нужно поразмыслить, кто будет поваром? Зена? Нет. Сюда она не подходит… Тогда будет…ээээ… Вот, Лила, да!
«Повару Лиле приказали присолить и сварить сердце, а после злая ведьма сожрала его, воображая, что ест сердце Габриэль. В то время бедная девочка очутилась в тёмном лесу совсем одна, и стало ей настолько страшно, что она, проходя мимо деревьев, осматривала каждый лист, не ведая, что же делать теперь. И побежала она по острым камням да по колючим зарослям, а дикие звери сновали мимо неё взад и вперёд, но не причиняли ей никакого вреда. Бежала Габриэль, пока несли её резвые ноги, почти до вечера; утомившись, увидела она маленький домик и вошла туда.
В этом домике всё было маленьким, но довольно чистым и красивым, что и сказать нельзя. Посреди домика стоял столик с семью малюсенькими тарелками, на каждой тарелке было по одной ложке, а потом семь ножей и вилок, при каждом приборе по чарке. Возле стола стояли в ряд семь кроватей, застеленных белоснежным постельным бельём. Габриэль, которой очень хотелось и поесть и попить, отведала из каждой тарелки овощей и хлеба, из каждой чарки выпила каплю вина, потому что не хотела всё отнять у одного. Потом, утомлённая от ходьбы, она пыталась прилечь на одну из кроватей; но ни одна не подошла ей по размеру; первая была чересчур длинной, вторая — чересчур короткой, и лишь седьмая подошла в меру. В неё Габриэль и легла, перекрестилась и уснула. Когда стало совсем темно, пришли в дом его хозяева — семеро…»
Как же их назвать? Ээээ…
Я прищурилась, отложила перо и уставилась на пламя свечи, горящей на тумбочке возле кровати. Пламя подрагивало, рассеивая тьму около меня.
Я повернулась к спящей подруге:
— Зена. Зена, ты спишь?
— Ммммм, — невнятно промычала она, не открывая глаз.
— Зена, подскажи мне.
Её голубые глаза приоткрылись, она сменила позу и хрипло ответила:
— Габриэль, уже поздно. Задувай свечу и ложись спать.
Я пробежала глазами по исписанному свитку и сказала:
— У меня бессонница, Зена. Я решила пописать. Может, это поможет мне уснуть, не знаю.
— И что ты пишешь на ночь глядя? — Зена широко зевнула и потянулась. — Снова преувеличиваешь мои боевые действия?
Я улыбнулась: — Нет, Зена. Я сочиняю сказку.
— Сказку?
— Да, сказку.
Зена приподнялась, поправила подушку и протянула руку к моему свитку:
— Дай-ка я оценю твоё творчество.
Я убрала свиток за спину:
— Не сейчас, Зена. История не дописана. Я тут застопорилась на одном моменте… Подскажешь?
Рука Зены опустилась на одеяло.
— У тебя же никогда не было проблем с написанием историй.
— Да, но раньше я писала то, что происходило с нами, а сейчас я пишу чистую сказочную выдумку. Это посложнее, Зена.
— И чем я могу помочь, Габриэль?
Я призадумалась, потом спросила:
— Скажи мне, ты не знаешь, как называются маленькие люди?
Зена явно озадачилась моим вопросом.
Она почесала макушку и ответила:
— Младенцы.
Я хихикнула:
— Нет, Зена, это не младенцы.
Она удивлённо уставилась на меня:
— Ну, тогда… Хммм…
— И не дети, — добавила я.
— А про что ты пишешь?
— Это сказка о маленьких человечках и светлой девушке. Только вот я не могу их правильно назвать.
Зена поглядела в потолок, постучала пальцем по подбородку:
— Ну, назови их…скажем…эээээ…эльфами.
— Не подходит. Надо что-то другое.
— Тогда…может, лилипуты?
Меня осенило и я щёлкнула пальцами:
— Во, Зена, точно.
— Рада была помочь, Габриэль. — Зена зевнула, потёрла глаза. — Тогда дописывай, а я завтра оценю твой труд. Моя помощь больше не нужна?
— Не знаю. Если что, я тебя разбужу, не возражаешь?
Зена сделала жест рукой и отвернулась от меня, накрывшись одеялом.
И так…
«Когда стало совсем темно, в дом пришли его хозяева — семеро лилипутов, которые рылись в горах и добывали руду. Зажгли они свои семь свечей, и как только дом осветился, то увидели они, что кто-то побывал в их жилище, потому что не всё было в том порядке, в каком они всё оставили в своём домике.
Первый произнёс:
— Кто посмел сесть на мой стул?
Второй:
— Кто посмел есть из моей тарелки?
Третий: — Кто посмел отломить кусочек от моего хлеба?
Четвёртый:
— Кто посмел отведать моей еды?
Пятый:
— Кто посмел есть моей вилкой?
Шестой:
— Кто посмел резать моим ножом?
Седьмой:
— Кто посмел отпить из моей чарки?
Первый обернулся и увидел, что на его постели образовалась малюсенькая складка; он моментально сказал:
— Кто посмел прикоснуться к моей постели?
Остальные подбежали к кроватям и закричали:
— А в моей, а в моей тоже кто-то лежал!
Седьмой же, поглядев в свою постель, увидел в ней спящую Габриэль. Он позвал остальных, и те сбежались, начали восклицать от изумления, принесли к кровати свои семь свечей, намереваясь осветить Габриэль.
— О, наши Боги! — воскликнули они. — До чего же красива эта малышка! — они настолько обрадовались её приходу, что не стали будить её, оставили в покое на той постели.
Седьмой лилипут решил провести ночь так: в кровати каждого из своих товарищей он должен был проспать по одному часу. Наутро Габриэль проснулась и, увидев семерых лилипутов, испугалась.
Те же отнеслись к ней ласково и спросили:
— Как твоё имя?
— Моё имя Габриэль, — ответила она.
— Как ты оказалась в нашем доме? — спросили её лилипуты.
Тогда Габриэль поведала им, что мачеха-колдунья отдала приказ убить её, а её прислужник Джоксер пощадил — и вот она целый день бежала, пока не наткнулась на их домик.
Лилипуты сказали ей:
— Не хочешь ли ты присматривать за нашим домашним обиходом — заниматься стряпнёй, за нас стирать, перестилать постели, шить и вязать? И если ты всё это будешь умело и опрятно делать, то можешь остаться у нас надолго и ни в чём не будешь нуждаться.
— Хорошо, — ответила Габриэль, — с превиликим удовольствием, — и осталась у них.
Хижина лилипутов Габриэль содержала в чистоте и порядке; утром они уходили в горы, ища медь и золото, вечером возвращались в свой дом, и тогда для них всегда была готова еда.
Целый день Габриэль была одна в хижине, потому добрые лилипуты предостерегали её, говоря:
— Остерегайся своей мачехи! Скоро она узнает, где ты находишься, так не пускай же в хижину никого, кроме нас.
А королева-шаманка Алти после того, как сожрала сердце Габриэль, предположила, что она и есть теперь первая красивая женщина по всей Греции, и сказала:
— Свет мой, зеркало, скажи! Я ль на свете всех милее и румяней, и белее?
Тогда колдовское зеркало ответило ей:
— Ты, Алти, красива собой, но вот Габриэль, что за горным холмом в хижине гномов живёт во много раз тебя красотой превзойдёт.
Испугалась королева-шаманка; знала она, что зеркало ни разу не врало, и поняла, что прислужник Джоксер обманул её, и Габриэль жива. Задумалась Алти над тем, как бы ей извести падчерицу, потому что зависть не давала ей покоя и непременно хотела она слыть первой красавицей во всей Греции.
Наконец-то кое-что придумав, Алти подкрасила себе и без того тёмно-намазанное лицо, переоделась престарелой торговкой и стала совсем неузнаваемой.
В таком виде направилась Алти в дорогу за семь холмов к дому семи лилипутов, постучалась в их дверь, крича:
— Продаю товары различные, от всех прочих отличные! Дешевле, чем у меня, нигде не найдёте.
Габриэль поглядела в окно и крикнула торговке:
— Добрый день, тётушка, а что продаёшь?
— Товар хороший, первого сорта, — оповестила торговка, — шнурочки, тесьму разноцветную, — и вынула на показ один шнурок, сплетённый из пёстрого шёлка.
Ну, эту торговку я, пожалуй, могу впустить, — подумала Габриэль, отперла дверь и купила себе красивый шнурок.
— Ээ, дитя, — сказала Габриэль старушка, — на кого ты похожа! Подойди-ка ко мне, зашнурую тебя как надобно!
Габриэль не предположила ничего плохого, повернулась к старушке спиной и позволила той зашнуровать себя новым шнурком: торговка зашнуровала настолько быстро и крепко, что у Габриэль разом дыхание захватило и она замертво рухнула на пол.
— Ну, теперь-то уж не будешь ты больше первой красавицей! — сказала злобная мачеха-ведьма и ушла, спеша.
Позже, когда стемнело, семеро лилипутов возвратились в хижину и перепугались, увидев Габриэль, лежащую на полу; девочка не двигалась, не шевелилась, была словно мертва. Гномы подняли её и, увидев, что она умерла от чересчур тесной шнуровки, вмиг разрезали шнурок, и начала снова дышать девочка, вначале немного, потом и совсем ожила.
Когда лилипуты услышали от Габриэль историю о том, что с ней случилось, то сказали:
— Эта престарелая торговка была твоя мачеха, королева-ведьма; берегись и никого не впускай в хижину, когда нас нет.
А злобная ведьма, возвратившись во дворец, вытащила зеркало и спросила:
— Свет мой, зеркало, скажи! Я ль на свете всех милее и румяней, и белее?
И ответило ей зеркало:
— Ты, Алти, красива собой, но вот Габриэль, что за горным холмом в хижине гномов живёт во много раз тебя красотой превзойдёт.
Услышав это, злобная мачеха-ведьма настолько перепугалась, что её кровь вся прилила к сердцу: Алти поняла, что Габриэль снова ожила.
— Ну, на этот раз, — сказала она, — я придумаю что-то такое, что тебя сразу убьёт! — и с помощью своих ведьмовских сил, которыми владела, сотворила она ядовитый гребень.
Потом переоделась, приняв образ другой старушки.
Отправилась Алти за семь холмов к хижине лилипутов, постучала в их дверь и начала голосить:
— Продаю товары! Дешевле быть не может!
Габриэль глянула в окно и сказала:
— Идите дальше, я никого в хижину запускать не стану.
— Ну, а поглядеть на товар, верно, тебе не запрещено, — сказала старушка и вынула ядовитый гребень, показав его Габриэль.
Гребень так сильно понравился девочке, что она позволила себе заморочить голову и отперла дверь торговке.
Когда они сошлись в цене, старушка сказала:
— Дай мне тебя причесать как полагается.
Бедная Габриэль ничего плохого не учла и разрешила старушке причесать её как угодно: но стоило той запустить гребень в волосы девочке, как его ядовитые свойства проявили себя, и Габриэль потеряла сознание.
— Ну вот, совершенство красоты! — проговорила злобная ведьма. — Теперь с тобой покончено, — и ушла.
К радости, это произошло к вечеру, около того времени, когда лилипуты возращались в хижину. Увидя, что Габриэль распластана на полу, гномы мигом заподозрили мачеху-ведьму, начали искать и отыскали в волосах Габриэль ядовитый гребень, и чуть было вынули его, как Габриэль очнулась и поведала всё, что с ней случилось. Тогда гномы снова предостерегли её, чтобы девушка проявляла осторожность и никому не открывала дверь.
А тем временем королева-шаманка вернулась во дворец, взяла зеркало и молвила:
— Свет мой, зеркало, скажи! Я ль на свете всех милее и румяней, и белее?
И зеркало ответило ведьме:
— Ты, Алти, красива собой, но вот Габриэль, что за горным холмом в хижине гномов живёт во много раз тебя красотой превзойдёт.
Услышав это, королева-шаманка задрожала от бешенства.
— Габриэль должна умереть! — воскликнула она. — Даже если бы и мне пришлось с ней умереть!
Потом Алти ушла в потайную комнату, в которую никто, кроме неё не входил, наколдовала там ядовитое-преядовитое яблоко. Внешне яблоко выглядело чудесно, наливное, с румяными боками, и каждый, смотря на него, жаждал попробовать, а откуси кусочек — и умрёшь. Как только яблоко приготовилось, королева-шаманка раскрасила своё лицо, переоделась крестьянкой и отправилась за семь холмов к семи лилипутам.