За сосудом последовала конская упряжь, сам конь, и, непосредственно, скелет. Очень богато одетый, с мечом и кинжалом. Из одежды и доспехов сохранились шлем и бронзовый нагрудник, инструктированный какими-то камнями. Стоило нам счистить с позеленевшего металла землю и вытащить броню на солнце, как она тускло заблестела в нескольких местах. Золото. Бронзовый нагрудник, инструктированный камнями и золотом.
Вот тут уже можно вызывать National Geographic! Что, собственно, мне и поручено было сделать по приезду в Новосибирск. Не журналистов вызывать, конечно, а привезти фотографии Академику*. А он уже пусть решает, что делать.
Радость от находок больше походила на массовую истерику. Мы прыгали вокруг вечернего костра, обнимались и смеялись, как дети. Это было настоящее научное, археологическое счастье – найти сенсацию, раскопать ее, вытащить на свет божий и понять, что это сделал ты! Это твоя находка. И вполне возможно, что твое имя войдет в историю науки. А может, и не войдет. Но, как минимум, навсегда останется в памяти.
Том смотрел на происходящее восхищенными глазами, а, когда ему дали в руки шлем, просто потерял дар речи.
- Даша, а это вправду третий век до нашей эры?
- Примерно. Точно только в лаборатории можно определить, - я улыбнулась, щурясь на пламя костра. – Нравится?
- Очень! Я держу в руках вещь, которой больше двух тысяч лет! Невероятно!
- Вполне вероятно. Ты ж его держишь! – я рассмеялась, глядя на его довольную физиономию. – Теперь тебя с чистой совестью можно посвящать в археологи! После таких-то находок!
- Но их же не я нашел! А ты и Джулия…
- Да нет разницы, кто нашел и кто зачистил. Мы – команда. Мы нашли.
Костер потихоньку догорал и отряд начал разбредаться по палаткам. Я сказала Тому, что сейчас приду, и ушла с темноту, где шумела река.
Дойдя до дальних от лагеря камней, я спряталась за ними и уставилась на темную воду, в которой отражались низко висящие звезды. Высокогорье – это особый мир. Кажется, что тут можно достать рукой до неба и сорвать звезду. Они кажутся такими близкими…
Мне нужно было просто побыть одной. Подумать, посмотреть на воду. В голове давно зрело решение, но меня останавливал какой-то непонятный страх. Когда-то я уже сделала первый шаг. А потом вышла замуж за этого человека. Стоит ли мне снова делать первый шаг самой? Да и как мне задать вопрос таким образом, чтобы Том понял, что я просто хочу понять, что делать дальше, а не мечтаю о красивой жизни?
- Дашка, ты тут?
Голос, раздавшийся из темноты, заставил меня нервно вздрогнуть. Из темноты вышел Серега и остановился в метре от меня.
- Тут. Чего хотел? – я чертыхнулась про себя, проклиная его наблюдательность. Помереть спокойно не даст!
- Поговорить, - он поднял руку, упреждая мой ответ. – Подожди, послушай. Я не собираюсь лезть в твою личную жизнь. Просто послушай, а дальше – решай сама. Я боюсь за тебя. Еще несколько дней – и он уедет. И я не вижу твоей радости и ожидания того, что ты едешь с ним…
- А я должна тебе докладываться?
- Да подожди ты! Даш, я тебя давно знаю. Столько, можно сказать, не живут, - Серега грустно усмехнулся и присел на выступ одного из камней. – Идиотом себя чувствую. Ладно. Давно надо было сказать, а я…
- Что – ты? – мне стало не по себе от этого разговора, словно сейчас происходило что-то, что должно было произойти очень давно, но не происходило, тщательно сдерживаемое и скрываемое.
- Я тебя люблю.
Я потеряла дар речи от этого признания. Чтобы Серега, вот так… Я давно догадывалась, что что-то тут нечисто, но чтобы так! Да и странно представить даже такую ситуацию: я и Серега. Нет, не потому, что он плохой, а я такая хорошая… Не потому, что кто-то из нас недостоин другого. Просто мы друг друга знаем целую жизнь.
- Сереж, я…
- Даша, дай договорить. Я тебя знаю восемь лет. И восемь лет люблю. Но…
- Теперь ты меня послушай. Сереж, ты же сам понимаешь все?..
- Понимаю. Ты никогда…
- Никогда. Не потому, что ты плохой, или чего-то там недостоин. Глупость. И знаю я все давно.
- Знаешь?!
- Знаю, - я грустно усмехнулась, представляя, что творится у него в душе. – Подожди, дай сказать, я же тебя слушала. Я не хочу давать тебе какую-то надежду, зная, что не смогу ее оправдать. Я не хочу тебя делать «запасным вариантом», как поступают многие женщины. Я тебя знаю восемь лет. И как бы мы с тобой ни ругались, я всегда считала и считаю тебя другом. Настоящим. На которого я могу опереться. И я тоже тебя люблю. Просто за то, что ты есть. Но быть рядом с тобой… Прости меня, Сереж. Я…
Он молча подошел и обнял меня, прижал к себе. Мне показалось, что прошла целая вечность, а мы все стояли и молчали.
- Спасибо тебе.
- За что? – я отступила на шаг, вглядываясь в его лицо.
- За честность. Пусть лучше так. Пусть все останется, как есть. Только…
- Сереж, не надо.
- Надо. Если тебе будет плохо, или нужна будет помощь – у тебя есть я. Ну и, морду кому, если что, набить…
Я рассмеялась от неожиданности, представляя эту феерическую картину.
- Я думаю, что не понадобится!
- Давай лапу, спать пора! – я с удивлением увидела протянутую мне руку и как-то с легкостью ее приняла.
Ощущение своей руки в большой теплой ладони Сергея неожиданно меня успокоило. В лагерь я вернулась в абсолютно спокойном настроении и с принятым решением. Я не буду поднимать эту тему. Не потому, что боюсь, а потому, что, если я ему действительно нужна - он все скажет сам. Принцип Воланда срабатывает всегда. И я ничего ни у кого просить не буду. Сами увидят и сами дадут. А нет – значит, так надо. Значит, так правильно.
Мы законсервировали курган и, погрузив находки и упаковав вещи, двинулись в обратный путь. Погода словно угадывала мое настроение, и почти все время нас сопровождали низкие облака, цепляющиеся за вершины. Я была абсолютно уверена, что грозы не будет. Ни одной. Почему – не знаю, просто была уверенность. Мелкий дождь в расчет не принимается.
Мы приехали в лагерь глубоким вечером и, едва разгрузившись, пошли купаться. Холодная Катунская вода окончательно подтвердила мое решение. На такое я не решалась никогда. Шеф всегда говорил, что на Алтае даже самые матерые атеисты начинают верить. И я поверила.
Ночь укутала лагерь, и я, оставив Тома в чадыре, выскользнула в бархатную лесную темноту. Забравшись в палатку, я покопалась в рюкзаке и выудила с его дна то, что таскала с собой во все экспедиции, но ни разу не применяла по назначению. Батин нож. Боевое оружие, с которым он прошел чеченскую войну. Его подарок на мое восемнадцатилетие. Одна из самых дорогих мне в жизни вещей.
Я вышла из лагеря и ноги сами понесли меня к Камню. Его сухая поверхность приятно холодила ладони. Впервые я лезу на него одна – без Алисы. На самом деле опасно, но… Мне сегодня тут никто не нужен. Свидетелей быть не должно.
Я стояла на камне и чувствовала неожиданно тёплый для ночи ветер. Он трепал волосы, с которых я сняла резинку, распустив хвост. Я смотрела на воду и горы и чувствовала, что все делаю правильно. Сделав несколько шагов, я остановилась у края камня и присела на одно колено. Вода, окружающая камень, бурлила, образовывая мелкие водоворотики. Я опустила в нее руку, чувствуя, как тысячи иголочек холодной воды впиваются в кожу. Сняла с пояса нож и резанула по мокрой ладони. На тонком порезе тут же проступила кровь и закапала мелкими капельками в воду.
- Отец-Алтай и Катунь, мать великая! Духи гор и ты, Великий Лес! Услышьте меня и примите жертву своей дочери. Я не прошу у вас ничего – ни богатства, ни счастья. Пусть все в моей жизни будет правильно. Не хорошо, не плохо, а правильно. Как бы мне потом не было от того хорошо или плохо!
С этими словами я опустила руку в воду и почувствовала, как вода смывает кровь. Вытянув руку, я увидела чистый порез. Жертва принята. Спасибо вам, Великие Духи!
- Даша!!! Как ты туда залезла?!
Я дернулась назад и увидела Тома, стоящего у подножия камня. Он смотрел на меня расширенными от испуга глазами и протягивал руки.
- Ногами! Иди сюда!
Я показала ему дорожку и помогла взобраться наверх.
- Ай! – я отдёрнула руку и спрятала ее за спину.
- Даша, что это?! – Том держал мою пораненную руку и с ужасом смотрел то на порез, то на нож у меня на поясе. – Еще одна твоя личная традиция?!
- Нет. Просто так надо, - я попыталась высвободить руку, но не тут-то было.
- У тебя кровь идет!
- Не страшно. У меня пластырь с собой есть, - я выудила из заднего кармана сверток и отдала Тому.
Через несколько минут моя рука была заклеена белыми полосками, а сама я аккуратно спущена на берег с камня.
- Зачем ты это сделала, можешь объяснить?!
- Том, поверь мне, так было надо.
- Это что, жертва?!
- Да, жертва. Духам, - я тихонько обняла его. – Том, все хорошо. Просто… мне это было нужно. Не беспокойся, со мной все нормально. Пойдем в лагерь. Нужно выспаться – у тебя завтра Посвящение.
- Кстати, вот мне интересно, как мы поедем, если мне клеймо на одно место поставят? – он улыбнулся, плотнее привлекая меня к себе.
- Успокойся! – я расхохоталась, ярко представляя себе картинку. – Сейчас клеймо уже никто не ставит – несколько лет назад нажаловались на бесчеловечность нашего начальства, и теперь знак ставят теплой сажей!
- А если я хочу, чтобы мне его поставили?!
- Ну, я могу сказать шефу, но это больно. Очень больно.
- Можешь считать, что я мазохист! Но я хочу такое же клеймо, как у тебя!
- Ну, тогда ты сам напросился!
Мы расхохотались и в обнимку пошли к темной полосе леса.
Утро Посвящения началось с того, что Том искал свои ботинки. Нашел на дереве и долго пытался их оттуда снять. Лично вешала, так что мучился долго!
Потом все посвящаемые, то бишь Том и практикантропы, искали по лагерю «волшебные вещи» - лопату с бантиком, топор с синей ленточкой и еще кучу всякой мелочи.
Следующим пунктом издевательства была попытка занять стул, стоя друг к другу спинами и с завязанными глазами. Для этого испытания я выбрала Тома и Леху – самого высокого из перваков. Фишка была в том, что колоду, исполняющую роль стула, перед самой командой «Начали!» заменяли на небольшой тазик с водой… Над мокрой задницей Лехи, оказавшегося чуть проворней, ржали так, что окрестные деревья качались.
Потом мы заставили Тома и оставшуюся компанию выдувать из пепла конфетки и лопать их. Не дав несчастным умыться, мы завязали им глаза и заставили кормить друг друга сгущенкой. То, во что превратились их лица, когда сгущенка смешалась с пеплом, без смеха вспоминать невозможно.
А потом прибежало ужасное чудовище, сделанное из простыни, папоротника и до кучи разрисованное углем. И спастись от него можно было, только быстро добежав до квадрата, при помощи которого отрядный художник измеряет раскоп. Квадрат размером в один квадратный метр лежал на посредине поляны. А внутри него были еловые шишки. Мноооооого шишек!
Вопли народа, обутого в основном в шлепанцы, смешались с воплем «Хо-хо-хо!», донёсшимся со стороны лагеря.
Со спуска вальяжным шагом шел высокий мужчина, завернутый в белую простыню наподобие тоги. В одной руке он держал лом, а в другой лопату. На груди, обтянутой простынёй, углем было криво написано: «Бог!».
- Я бог Археологии, и я пришел благословить выдержавших испытание!
Обалдевшие глаза Тома, глядящие на весь этот бедлам, я описать не смогу. В тот момент я просто погибала от хохота.
С пинка Сергея, выполнявшего роль разводящего, народ на коленях полз к Богу через всю поляну, чтобы получить лопатой по башке и уже на своих двоих подняться в гору – в чадыр, для постановки клейма на задницу или любое другое место.
Стоило первому из посвящаемых достигнуть чадыра, как из него донеслись дикие вопли, всполошившие всех остальных. Я шустро отделилась от остальных и зарослями побежала наверх. Постановку клейма Тому я не могла пропустить! Тем более, что он будет первым за последние пять лет, кому его поставят по-настоящему. И ставить его буду как раз я – шеф сказал, что раз я рассказала, то мне и делать. И я жутко трусила, что у меня просто не поднимется рука.
Момент истины. Тома запихнули в чадыр, где ярко горел костер, на котором грелись «орудия пыток», одно из которых было настоящим. Ему завязали глаза и заставили чуть спустить шорты.
- Ты уверен? – я до последнего надеялась, что он откажется, и мы поржем над очередной перемазанной жирной сажей физиономией.
- Да! Ставьте уже, страшно!
Я взяла кочергу в руки и замерла, глядя на курящийся конец с литерой «А». Мою руку перехватила другая, и в ту же секунду раздался вопль боли. На этот раз настоящий. Я в свое время орала еще громче – это очень, очень больно.
Спустя несколько минут я уже сидела в палатке и обрабатывала ожог. Том тихо шипел сквозь зубы, но никаких комментариев не давал.
А потом был банкет и аукцион, на котором я за тысячу рублей купила «лот от шефа», в котором оказалась отлитая в бронзе химера – реплика той самой, что мы нашли несколько лет назад на нашем могильнике. Я повесила ее на толстый шнурок и подарила Тому – в довесок к свидетельству на гербовой бумаге, выписанному шефом и знаком ИАЭт**.
Рано утром мы стартовали в Новосибирск, добравшись до города уже к вечеру. Я не пустила Тома за руль, мотивировав это тем, что он не знает дороги и местных особенностей общения с ГИБДД. Было безумно тяжело ехать с пассажиром в два раза тяжелее себя, да еще на груженом вещами мотоцикле, но я справилась. Отмыться, проводить Тома, скататься к Академику – и обратно. Алтай меня все так же ждет.
Город встретил нас пылью и смогом, от которого мы отвыкли. Было ощущение, что просто нечем дышать. За сутки относительно принюхались.
Отмывшись, мы долго сидели на кухне, потягивая чай с привезенными с Алтая травами и перебрасываясь короткими фразами. Мы договорились, что Том позвонит мне, как только приземлится в Москве. Там будет пересадка на рейс в Лондон, до которого у него будет несколько часов. Дурацкое расписание рейсов. Россия…
От лицезрения воды меня оторвал звук телефона. Я посмотрела на экран телефона и положила его рядом, перевернув лицом вниз, чтобы не было слышно звонка. Это Том. Значит, я сижу тут уже больше трех часов.
В горло снова вонзилась иголка боли, сжавшая его и заставившая закусить губы. Я приказала себе не плакать, залпом допила кофе и спрыгнула с парапета, запихивая телефон в карман мотокуртки.
Долетел – и слава Духам. Потом позвоню. А сейчас… а сейчас пора домой. Завтра много дел. Очень много.
Я поставила Тень в гараж, погладила ее по баку и пошла домой по ночной прохладе. Подойдя к своему подъезду, я остановилась и запрокинула голову, вглядываясь в темные окна своей квартиры. Еще вчера, даже сегодня они горели ярким светом, и там нас было двое. А сегодня я буду там одна. Совсем.
Я тряхнула головой, сбрасывая наваждение, и вошла в подъезд. Поднявшись на свой этаж, я заметила фигуру, сидящую у двери моей квартиры, и тихо выругалась – только бомжей под дверью мне сейчас не хватало.
Медленно подойдя ближе, я пригляделась и остолбенела. Сидящий под дверью поднял на меня глаза и медленно поднялся на ноги. Мне показалось, что я вижу призрака. Ну, или очень хорошо получившуюся галлюцинацию.
- Ты же улетел?!
- Я не смог, - Том, живой и настоящий Том сделал шаг мне навстречу и остановился. – Как только ты вышла из аэропорта, я развернулся и побежал за тобой. Но… ты уехала с такой скоростью, что догнать тебя было невозможно. И я поехал сюда.
- И давно ты тут сидишь?
- Часов пять. Я боялся, что ты уже уехала на Алтай, и я не успел…
Он преодолел оставшееся между нами расстояние и обнял меня так крепко, что у меня перехватило дыхание.
- Том…
- Подожди, послушай меня. Даша, я идиот…
- Том, но…
- Я должен был сказать тебе это еще там, в горах. А я… я испугался. Ты сильная, ты очень сильная. Я привык, что женщину надо защищать, помогать… Но ты не приемлешь такой помощи. Ты другая. Я не знаю, что будет дальше, как я смогу… Но я смогу. Я тебя люблю, моя алтайская принцесса.