Скорпиус метнулся было к двери, как Луи, неожиданно посерьезнев, ткнул пальцем назад.
— Фламель и камень!
— И моя трава! — ахнул Ал, окинув взглядом свои бесценные кадки с коноплей.
Портрет алхимика аж оживился, чуя грядущую беготню. Альбус грубо сунул философский камень в котелок, а Луи, схватив портрет за края рамы, забегал по гостиной. Конопля так и осталась стоять шеренгой веселеньких фикусов у окна.
— Наверх, — прошипел Скорпиус и, как только друзья пропали из виду и на втором этаже захлопнулась дверь, натянул на лицо дружелюбную улыбку и отодвинул задвижку.
На пороге стоял высокий брюнет атлетичного телосложения, одетый в форменную одежду Отдела мракоборцев, впрочем, чтоб распознать в нем мракоборца, достаточно было взглянуть на настороженное выражение лица и взгляд, словно заранее сканирующий всех и все на предмет незаконного оружия и артефактов.
— Привет, Джеймс, — расплылся в улыбке гувернер, прижавшись щекой к двери.
Джеймс Поттер, шарахнувшись от него, как от самого дьявола, кивнул и, не дожидаясь лишних приветственных реплик, зашел в квартиру.
— Это что? — подозрительно спросил он, указав на кадки с «веселящей травкой».
— Алоэ, мне бабушка прислала, — не моргнув, пояснил Скорпиус. — От насморка.
— Шестнадцать кустов?
— У меня хронический гайморит.
— А почему на коноплю похоже?
— Откуда тебе знать, как выглядит конопля, ходячий ты логотип программы за здоровый образ жизни?
Джеймс, оторвав взгляд от кадок, с ног до головы осмотрел Скорпиуса и, ничего не объясняя, начал шарить по закуткам, в поисках чего-то.
— И что ты ищешь? — усмехнулся Скорпиус. — Папа послал?
— Да, папа послал, — прогнусавил Джеймс. — В министерстве очень хотят знать, каким образом в этой квартире так играют со смертью.
— Министерство очень переживает?
— А ты не отрицаешь, что здесь что-то происходит?
Скорпиус спокойно покачал головой.
— И что конкретно ты ищешь? — улыбнулся он. — Может, я помогу тебе найти.
— Сначала из архивов министерства пропадает бесценный дневник Николаса Фламеля, а затем и портрет все того же Фламеля, единственного создателя философского камня. И вдруг, полгода спустя, неожиданно воскресает Луи.
— Сам выстроил связь, или помог кто?
Джеймс раздраженно прищурился и выхватил волшебную палочку. Скорпиус же, явно уступающий молодому мракоборцу в таланте чародея, вскинул бровь и взглянул на гостя, как рестлер на наглого тощего подростка.
— Мой отец узнает об этом, — сорвалось с тонких губ гувернера и тот, поняв, что ляпнул, захохотал.
Ничего не понимающий Джеймс возмущенно уткнул палочку в грудь Малфою, а тот, кокетливо ударив его по руке, кажется, особо не испугался.
— Где портрет Фламеля? — отчетливо спросил Джеймс.
— В душе не ебу, — покачал головой Скорпиус. — Почему как если что-нибудь пропадает, так сразу приходят ко мне?
— Может, потому что ты тыришь все, что плохо лежит?
— Вполне возможно, но аргумент, скажем так, не на пятерочку.
Волшебная палочка еще сильнее уткнулась Скорпиусу в грудь, и тот, закатив глаза, не придумал ничего лучше, чем отвлечь Джеймса лучезарной усмешкой и просто-напросто вырвать палочку из цепких пальцев.
Фортуна, как обычно, мало того что не собиралась покидать своего белобрысого любимчика, напротив, словно стояла у него за спиной и благословляла на очередную бессмысленную и бездумную аферу.
— Какого? — возмутился тоном не мракоборца, а школьника Джеймс. — Думаешь, не отниму?
— Думаю, отнимешь, — азартно протянул Скорпиус и не придумал ничего лучше, чем заткнуть волшебную палочку за ремень джинс, ниже спины. – Я, может, и хочу, чтоб ты отнял…
Бедный Джеймс Сириус Поттер! Не сразу же он понял, актер какого уровня играет с ним по собственным правилам.
Со второго этажа, свесившись с перил лестницы осторожно выглянули Ал и Луи, которые предвкушали грядущий спектакль.
— И все? — вскинул брови Джеймс и, вытянув руку, сунул ее в джинсы Малфоя, дабы вернуть свою палочку.
Почувствовав ниже спины руку гостя, Скорпиус чуть покраснел и, хлопая искрящимися от счастья глазами, расплылся в улыбке.
— Я знал! Я знал, что это взаимно! — воскликнул он и очень крепко обнял молодого мракоборца.
— Что? — побледнел Джеймс.
— Принесите «Оскар», я лично вручу его Скорпиусу, — прошептал Ал.
К своему ужасу поняв, что так обрадовало Малфоя, Джеймс дернулся и резко вытащил руку из его штанов.
— Малфой, я тебя… — прорычал Джеймс, попытавшись вырваться из цепких объятий.
— Я тоже, — прошептал Скорпиус.
— Достань палочку из штанов!
— Достану. Мы оба достанем, — блеснул глазами Скорпиус, хлопнув бедного Джеймса пониже спины.
И, пользуясь тем, что брыкаясь в его нежных объятиях озабоченного гомосексуалиста, Джеймс не видит ничего за своей спиной, Скорпиус, поймав взгляд друзей, одними губами прошептал: «Прячьте портрет и дневник».
Луи коротко кивнул, все поняв и, дернув бесшумно хохочущего Ала за руку, скрылся.
— Да ты больной! — наконец оттолкнув от себя Скорпиуса, рявкнул Джеймс. — Я не такой!
— Ты – нет, но твои руки — очень даже такие, — усмехнулся Скорпиус. – Эх, надо было сэлфи на память сделать.
Джеймс побледнел еще сильнее. А Скорпиус, шагнув к нему навстречу, заставил его попятиться назад и напрочь забыть о том, что он вообще-то мракоборец.
— Так что ты искал? Портрет и дневник Фламеля? — вкрадчиво спросил Скорпиус.
— Отойди от меня.
— А на что ты готов, чтоб я проговорился?
Джеймс уже пятился к двери и лихорадочно думал. Скорпиус, вытащив-таки из «тайника» его волшебную палочку, поковырял ею в кадке с коноплей.
— Я вызову отряд мракоборцев! — пригрозил Джеймс.
— Вперед, — улыбнулся Скорпиус. — Я всем расскажу, как ты польстился на мое тело нецелованное-небалованное. Не для тебя роза цвела…хотя… ладно, вру, для тебя.
Все. Этой мерзкой фразы вполне хватило для того, чтоб несчастный и абсолютно гетеросексуальный Джеймс Поттер, опасливо забрав свою волшебную палочку, скрылся за дверью, едва не впечатав в нее лицо Скорпиуса, кинувшегося «попрощаться», а потом, судя по звонкому хлопку в подъезду, трансгрессировал подальше от Шафтсбери-авеню.
— Ты виртуоз, знаешь? — протянул Луи, спустившись в гостиную.
— Знаю, — кивнул Скорпиус.
— Я думал после нефтяной скважины в сарае и батальона П.И.Д.Р. меня уже ничего не удивит. Но я ошибся, друг мой. Наплести Джеймсу о своих «чувствах» и едва ли не изнасиловать…
— Наплести? — удивился Скорпиус.
Альбус вытаращил глаза.
— Я говорил, он педик! — торжествовал он.
— Ал, ну какого? Я, правда, наплел, — подтвердил Скорпиус. — Иди лучше, Фламеля в ванной закрой, его вопли, небось, в подъезде слышно.
Альбус подозрительно зыркнул на друга, но портрет алхимика действительно разорался и пришлось-таки прятать его. Ал поднялся по лестнице и шагнул в свою комнату, где таился портрет.
— Луи, — мечтательно протянул Скорпиус, опустив голову на его плечо. — Я влюбился.
Луи строго дернул плечом и зарядил другу суровый воспитательный подзатыльник.
— Фу-фу-фу, Скорпиус. Я не позволю тебе утонуть в голубой трясине, — прогремел оборотень.
— Толерантность, слышал? — обижено потирая затылок, буркнул Скорпиус.
— Слышал, но соблюдать не собираюсь. Я выбью из тебя всю пидорасню.
— Да не гей я! — простонал Скорпиус. — Я этот, как его … пансексуал.
Луи, снова треснув его по голове, закатил глаза.
— Ты гей, Скорпиус.
— Я не гей. Я же люблю Доминик.
— Тогда какого ты лезешь в узкие круги гомиков?!
— Я любознательный.
— Он просто педик! — крикнул Альбус со второго этажа.
Скорпиус тяжело вздохнув, зыркнул на Луи и, увернувшись от очередного воспитательного подзатыльника, поднялся на второй этаж.
«Срочно» — подумал Луи. — «Срочно откапывать Доминик».
====== Самый странный оборотень. Под стать своим похоронам ======
Если снова вернуться к биографии ныне покойно-воскрешенного Луи Уильяма Уизли, можно столкнуться с интереснейшей дилеммой: будучи самым человечным жителем квартиры на Шафтсбери-авеню, он был единственным из своих друзей, кто мало того, что принимал свою сверхъестественную сущность оборотня, но и любил ее, гордился ею, чувствуя себя не просто существом, воющим на луну раз в месяц, но частью словно какого-то малочисленного народа, сакрального единства, только ему понятного.
Конечно, такое мировоззрение пришло к Луи не в первый же день после укуса оборотня, прошло десять, а может даже больше лет, чтоб метаморфозы полнолуния не просто вошли в его привычную жизнь, а стали неотъемлемой частью его личности. Существенный фактор повлиял на процесс: осознание того, что пресловутый Фенрир Сивый (отец стереотипа о жестокости оборотней) – не единственный представитель этого рода.
Свою будущую бывшую жену Луи встретил случайно, сам того не желая в те самые серые времена, когда Скорпиус Малфой проживал первый год своего воскрешения и потихоньку разлагался и понятия не имел, что со всем этим делать. Проснувшись ноябрьским утром после полнолуния в крохотном лондонском лесу, Луи обнаружил, что к нему кто-то прижимается. Скорпиус, пришедший принести ему сумку с одеждой, ахнул и боязно тыкнул пальцем в лежащую рядом с другом девушку, которая, сонно рыкнув на попытку разбудить ее, оказалась самым настоящим оборотнем.
Луи поступил как истинный джентльмен двадцать первого века: по-тихому свалил, перепугавшись, что могло произойти под покровом ночи между двумя обезумевшими оборотнями, но в следующее же полнолуние снова проснулся рядом с девушкой, на этот раз под мостом.
Как понял позже, оборотни бегут на зов себеподобных, что и притягивало к нему незнакомку, с которой, в порыве страсти (уже человеческой) и решил связать свою судьбу, не так из великой любви, как из осознания того, что он не один такой. Не один оборотень. И не ошибся.
Его новая семья, обитающая в деревне Билбери, графство Глостершир, или стая, как называли себя родственники Джейд Галлагер, едва ли не давала фору многочисленным Уизли. Родители, шесть братьев, две сестры, многочисленные тети и дяди, бабушки и дедушки, племянники и племянницы, невестки и зяти – да они бы запросто могли занять целый факультетский стол в Большом зале Хогвартса!
И все оборотни. Даже самые маленькие, дошкольники, – без всякого труда превращаются в волчат по желанию, и не шалеют от полной луны.
Луи, да ты не просто не один, ты часть чего-то огромного!
И все Галлагеры такие… нормальные. Не едят из посуды, сделанной из человеческих костей, не живут в землянках, не питаются падалью. Люди как люди, только немножечко «с изюминкой».
Ликантропия дала Луи не проклятье, а семью, которая его приняла и помогла. И если мой случайный читатель хотя бы чуть-чуть понял это странное, доселе непонятную любовь оборотня к своей ночной сущности, то, вероятно, поймет, почему в этот дождливый вечер, Луи Уильям Уизли был не на шутку взволнован.
- Луи! – окликнул Скорпиус, приподняв бровь.
Луи, постояв пару секунд у настежь открытого окна, рванул на второй этаж и, спустя полминуты, пулей устремился снова в гостиную.
- Луи, ты нас пугаешь, – протянул Альбус, потягивая вторую отрицательную из кружки.
Внимательно наблюдая за беготней друга по квартире, Скорпиус, поймав себя на мысли, что его худенькая кошка из Малфой-мэнора, ведет себя точно так же, когда хочет есть, усмехнулся.
Наконец, Луи замер перед диваном, на котором сидел Ал и полулежал Скорпиус, и указал пальцем на часы.
- Без пяти девять, – констатировал Ал.
- «Сплетница» скоро, – напомнил Скорпиус, ясно дав понять, чтоб сегодня он проведет вечер за просмотром истинно девичьего серила и никто не смеет называть его за это педиком.
Луи, закатив глаза, ткнул пальцем и в окно.
В позолоченный диск луны, скрытый завесой облака.
- Я не чувствую полнолуние, – произнес оборотень.
Скорпиус аж приподнялся и так и замер, с сигаретой во рту.
- Это как? – Ал же был более скептичен.
Луи приподнял верхнюю губу.
- Клыков нет. Запахи не так остро чувствую. Зрение такое же. Судорог тоже нет, – сказал он, заламывая руки, словно пытаясь вызвать эти самые судороги. – Уже часов десять как я должен был все чувствовать.
Раньше такого не было, можно было и не спрашивать, уж Скорпиус-то точно знал. Помнится, в те дни, когда он шатался по квартире в сущности неупокоенного духа, Луи, предчувствуя полнолуние, становился раздражительным за несколько дней до заклятой ночи: как-то даже сломал соседу челюсть только за то, что тот пожелал ему доброго утра (бедному соседу потом пришлось стереть память и долго лечить). Скорпиус даже за глаза называл это волчьим ПМС (ну да, скажи он такое при Луи, умер бы во второй раз).
- Спокойно, – сказал Ал. – До полуночи еще есть время. Будем ждать.
- Здесь? – вскинул брови Луи. – Да я квартиру разнесу и соседей загрызу.
- Вообще не вопрос, – заверил Скорпиус. – Ты уже проводил полнолуние в квартире.
- Почему я не помню?
- Потому что Доминик наколола тебя транквилизаторами и, на всякий, оглушила сковородой. Ал, сковорода!
- Никто не будет никого оглушать, – отрезал Альбус. – В лесу подождем. Скорпиус, я лично скачаю тебе твою «Сплетницу», собирайся.
Скорпиус кивнул и, потушив сигарету, поднялся наверх.
- Вам опасно, – напомнил Луи.
- Луи, у нас философский кирпич. Какая разница?
Аргумент сильный, да и Скорпиус уже настроился на ночную прогулку до крохотного лондонского леса. Поэтому, нервно закусив губу, Луи в последний раз взглянул на часы и первым вышел из квартиры.
- Луи, спокойно, – прошептал Скорпиус, крепко сжав его руку.
- Еще подождем, – натянуто бодро сказал Ал.
- Половина первого ночи, – безжизненно выдохнул Луи. – Половина первого ночи…
Что-то явно шло не так. Минутная стрелка неумолимо проскочила отметку полуночи, а огромный бурый волк, дремлющий в теле Луи, никак не высвобождался, притом, что ранее появлялся всегда вовремя.
Постояв еще какое-то время посреди лесной чащи, на холодном ветру, растрепавшим волосы, они снова робко взглянули на часы.
Почти второй час ночи.
Луна насмешливо скрылась за облаком.
- Луи, ты излечился от ликантропии, – констатировал Альбус.
- Это не болезнь, – огрызнулся Луи. – Но что не так?
Ничего не оставалось, как вернутся домой.
Бросив куртку на диван, Луи, принявшись расхаживать по комнате, едва ли на стену не лез от раздирающих его чувств.
Скорпиус же, что удивительно, начал понимать все раньше друзей. Воистину редкость.
Вытащив из шкафа похрапывающий портрет, завернутый в простыню, Скорпиус, сдернув ткань, громко позвал:
- Дедушка Фламель!
Фламель, приоткрыв глаз, завидел ненавистную ему физиономию гувернера и всхрапнул еще громче.
- Ал, тащи паяльную лампу, – совершенно другим голосом произнес Скорпиус.
Луи, не поняв, с чего бы Скорпиусу запугивать портрет алхимика паяльной лампой, немало удивился, но спрашивать не стал.
- Что тебе, нехристь? – буркнул Фламель. – Небось уже продал мой рецепт камня каким-нибудь богатеньким снобам?
- Не дождетесь, – пообещал Скорпиус. – А у вашего чудо-камня есть побочные эффекты?
- О, конечно, – обрадовался возможности ляпнуть что-нибудь гаденькое, произнес Фламель.
- Какие?
- Проблемы с эрекцией.
- Да что вы гоните! – возмутился Луи. – Проверено, с эрекцией все в порядке.
Скорпиус, машинально достав смартфон и включив диктофон, тихонечко забубнил:
- Запись номер двадцать восемь. Посредством экспериментальных потрахушек Луи Уильяма Уизли с объектом предположительно женского пола, удалось выяснить, что воздействие философского камня не имеет негативных последствий, в частности, не влияет на эрекцию.
- Вы что, идиот? – вскинул брови Фламель.