В тот день я плакал второй раз в своей жизни, когда пропахшая копотью и гарью женщина обвила меня своими крепкими объятьями. Это было девять тридцать утра. Я обнимал свою жену, еще не зная, что через полчаса Северная башня рухнет, а за ней, через час последует и Южная, и только Богу известно, что бы произошло, если бы ее не успели спасти. Но тогда, в девять тридцать утра, я стоял под рушащимися башнями-близнецами и обнимал Люси, чувствуя, как горячие слезы жгли глаза.
Это был 2001-ый год. Год, в который две башни-близнеца навсегда исчезли с лица Земли. Год, в который погибло более трех тысяч человек. Год, в который я чуть не потерял Люси.
But I can’t see New York
Но я не вижу Нью-Йорк,
as I’m circling down
ибо я кругами падаю вниз,
through white cloud
рассекая белые облака
Примечание к части * 11 сентября 2001 год - серия из четырех террористических актов на территории США. Были захвачены четыре пассажирских самолета, два из которых врезались в Всемирный торговый центр в Нью-Йорке (также известные как башни-близнецы). Никто из находящихся в самолете не выжил. По официальным данным в башнях погибло примерно 2750 человек (не считая людей, которые погибли при попытке спасти людей, а также тех, кто находился в соседних зданиях при обвале).
** Tory Amos - I can't see New York - песня была написана после событий, произошедших 11-ого сентября.
«Нужда». Queen. Love Of My Life.
Надеюсь, мое маленькое отклонение от хода истории помогло вам понять, что иногда лишь самые страшные события могут раскрыть перед нами истину. И тогда, в 2001-ом году, я понял свою. Люси была якорем, моей тихой гаванью и человеком, который вошел в мою жизнь легко и непринужденно в своем легком белом сарафане под громкий голос Курта Кобейна.
Но давайте вернемся в 1983-ий год, когда я еще не подозревал ни о том, что в конечном итоге стану капитаном нью-йоркской полиции, ни о том, что девушка, которая так чувственно отвечала на поцелуй в лучах заходящего солнца станет моей женой, матерью двоих детей и женщиной, с которой я с улыбкой и морщинками в уголках глаз встречу старость.
Тогда я был все еще неуверенным в себе парнем с просроченной арендной платой, одним выходным по субботам и банкой чили в пустом холодильнике. В свои двадцать шесть я старательно учился, подрабатывал в кафе «Fairy tail» и сжимал в объятьях хрупкую фигуру девушки с ароматом гардений.
И сейчас я понимаю, что история моей жизни медленно превращается в историю моей любви. Или она уже превратилась? Но это и не удивительно. Как я уже писал, Люси остается самым важным человеком для меня, моей опорой, поддержкой, и если бы не она, я не сидел бы сейчас в этом кресле, не слушал мерное потрескивание огня и стук капель дождя, а самое главное, не писал бы эту историю, периодически останавливаясь, чтобы сформировать в голове предложения.
Я помню, как тогда, на первых шагах наших отношений, нам было сложно переступить через ту невидимую границу дружбы, которая разделяла нас столько лет.
Между нами витала неловкость, такая легкая и не дававшая покоя. Мы краснели словно школьники, когда ненароком соприкасались кончиками пальцев. Мы заикались, не могли подобрать слов, и хотя в момент нашего первого поцелуя я и Люси единогласно решили попытаться построить нечто большее, позже, не будучи под магическим действием вкуса чужих губ, мы стушевали.
Но, не смотря на это, я помню, как всепоглощающая нужда окутывала меня. Нужда в ее присутствии, в ее прикосновениях и поцелуях. Нужда в тепле ее тела и мягкости кожи. Тогда мне казалось, будто аромат гардений преследовал меня везде: в академии, дома и на работе. Я медленно сходил с ума, когда ее не было рядом, и даже не подозревал о том, что она испытывала то же самое. Сейчас я прекрасно понимаю, что это было глупо. Глупо было поддаваться стеснению, глупо было краснеть и заикаться, но тогда, в свои двадцать шесть, я чувствовал себя неопытным подростком, который не знал, как подойти к девушке, которая ему нравилась.
Но как это и должно было произойти, мы переступили тот рубеж. Я не могу сказать точно, кто сделал первый шаг. Я даже не могу вспомнить, где и когда мы обнажили друг перед другом не только тело, но и душу.
Это было и неважно.
Но я в точности могу рассказать о глазах Люси, цвета топленного шоколада, с заточенной в них Вселенной, затягивающих в свои глубины и ставших моей погибелью. Я помню мягкость ее кожи, помню жар ее тела. Я помню, как мы долго смотрели друг другу в глаза. Я помню, как грел ее холодные кончики пальцев своим дыханием, а она только смущенно улыбалась, убивая меня маленькими ямочками на щеках. Я помню, как на фоне играла какая-то ненавязчивая мелодия, а меня волновал лишь звук ее тихого дыхания.
Тогда я чувствовал себя слепцом, впервые увидевшим свет. И я нуждался в этом свете. Я шел к нему, грелся в его лучах, и желал окутать себя им, чтобы никогда больше не отпускать. Я ласкал ее разгоряченное тело, я целовал мягкие губы, и пытался вложить в свои ласки всю глубину своих чувств. Я ощущал ее аккуратные прикосновения, легкие и такие будоражащие. Я распадался на тысячи осколков и видел в ее глазах, что она распадалась вместе со мной.
В ту ночь мы любили друг друга. Нежно и трепетно, обнажая все свои страхи, каждую свою потаенную мысль и чувство. Мы держали в руках наши сердца, отдавая их в заботливые руки любимого человека, и в ту ночь мы сломали последние барьеры. Мы доверили друг другу самое важное – свою любовь.
Тогда, в свои двадцать шесть лет, я впервые почувствовал с кем-то такое единение. Тогда между нами не было никого. Не было ни случайных девушек, которые когда-то появлялись в моей жизни. Не было ни парней, с которыми когда-либо была Люси. Была она, с разметавшимися по подушке светлыми волосами и глазами, в которых была заточена Вселенная. И был я, человек, который отдал в тот момент ей свою душу и сердце.
И я никак по-другому не могу описать это чувство, кроме как словом «нужда». На протяжении всей жизни мы нуждались друг в друге. Нуждались в поцелуях и прикосновениях, нуждались в тепле друг друга. Нуждались в разговорах, в поддержке, в простом, но таком важном осознании того, что этот человек был в моей жизни.
И, Люси, если ты прочтешь это, то, знай, (не смотря на то, что я повторял тебе тысячи и тысячи раз). Я люблю тебя.
I will be there
Я буду
At your side to remind you
Рядом с тобой, чтобы напомнить тебе,
How I still love you, I still love you
Как я люблю тебя, по-прежнему люблю тебя.
«Славные дни». Backstreet Boys. I Want It That Way.
В 1987 году мы с Люси сыграли свадьбу, и практически полвека нашей супружеской жизни мы накопили достаточно воспоминаний, в которые, как и подобает старой супружеской чете, мы вдаемся в теплом семейном кругу, порядком раздражая детей и внуков. Наверное, и вас я утомил этим длинным рассказом, но, не переживайте, осталось совсем немного. Когда вам семьдесят три, когда у вас за плечами целая жизнь, вы просто не можете иногда переставать говорить (в моем случае писать), потому что начинаете воспринимать прожитую жизнь как путешествие, странствие со своими препятствиями, переживаниями, горестями, счастливыми моментами и первыми победами. Ты хочешь поделиться этой историей, словно автору выдуманным миром в голове или композитору – окружающими его звуками.
Поэтому, не будьте строги ко мне и к тому, что, возможно, мой рассказ так прост и незатейлив. К сожалению, мне не выдалась возможность убивать драконов или сверкать начищенными доспехами. Я просто был человеком. Обычным, со своими проблемами и собственным путем, по которому я шел не уклоняясь. Мне не о чем сожалеть. Наверное, в семьдесят три именно это имеет значение, вы так не думаете?
Хотя в свои тридцать, вступая на новую ступень истории под звучащие из телевизора мотивы песен Abba, единственное, что для меня имело значение – моя жена. Я помню те славные дни 90-х годов. Наверное, если меня спросить о моем самом любимом времени, это будет ни моя юность с кислотно-зеленым фургоном и грязными дредами, ни время, проведенное в окружении улыбавшегося Гилдартса Клайва, его дочери и группки пропахших дорожной пылью байкеров. Это будут именно 90-ые, когда меня повысили до лейтенанта, и я пачками ловил зажравшихся воров и сутенеров. Ох, сколько борделей да картелей я повидал за свою жизнь, но именно в 90-ые был их расцвет. Нью-Йорк всегда был центром сосредоточения преступной деятельности. И в 90-ые я был в самой гуще событий.
Но те дни запомнились мне не только этим. Я был счастлив. Я был счастлив, возвращаясь домой в объятья жены. Я помню ее образ с очками в тонкой оправе, окутанный мягким светом ночника. Она часами сидела за нашим стареньким компьютером, и рядом стояла кружка ароматного какао и тарелочка с овсяными печеньями. Тогда Люси дописывала свой первый роман, который вышел в свет в 1991 году. Я помню яблочный пирог и лучший кофе, приготовленный в турке, подаренной на свадьбу ее отцом. Я помню шумные вечера, когда к нам в гости приезжали Грей, Джубия и Гажил. В такие дни Люси звала Леви и Эрзу с Джераром, а я – Зерефа и Мавис, и мы садились прямо на полу в гостиной, расставляя принесенные ими закуски, фирменную запеченную в духовке курицу от Люси и открывали специально приготовленную на такие случаи бутылку вина. Мы делились новостями, рассказывали забавные истории, подпевали песням Kansas, AC/DC и Queen. Вспоминали молодость и задавались вопросом, как мы могли быть такими идиотами.
Я помню, как в один из таких вечеров Зереф встал на одно колено перед Мавис и попросил ее руки. Я помню, как ярко сияли ее глаза, и в тот момент я подумал, как мог я не замечать очевидного? Я помню тихое сквозь слезы «да», и я помню звон церковных колоколов, проникновенные свадебные клятвы и теплую руку Люси в моей руке.
Это были славные дни. С просмотром «Дня сурка» и «Чужого», с подаренной мне на день рождения шляпой Индианы Джонса и с пародиями Гажила на Терминатора. Я помню тихий певучий голос Люси, когда она вторила «Backstreat Boys», что-то писав на маленьком клочке бумаги (у нее было сотни и сотни заметок для книги). И в такие моменты я вспоминал далекие времена в Портленде и голос мамы, сливавшийся с голосом Мерлин Монро, когда она занималась шитьем.
Я помню 1993-ий год, улыбавшуюся акушерку и маленький сверток, который протянули мне тогда. Мы назвали нашего сына в честь отца Люси, который за год до его рождения покинул этот мир. Я не скажу, что было легко, но мы справлялись. Были и бессонные ночи с криками сына, было и бесконечное число подгузников, и десятки испорченных футболок. Но это было ничто по сравнению с переполнявшим нас родительским счастьем, когда Джудо сделал свои первые шаги и сказал свое первое слово («кушать»), когда он пошел в садик (в том же году родилась Лиззи) и в первый класс.
Джудо и Лиззи – наше сокровище. И я до сих пор не могу поверить, что парень, который когда-то жил в маленькой комнатушке в доме Гилдартса и не знал своего места в этом мире, смог вырастить таких потрясающих детей. И сидя в огромном зале Нью-Йоркского университета, когда Джудо получал диплом юриста, и впервые видя дочь на большом экране, я не мог сдержать слез. Мне не стыдно в этом признаться. И я чертовски горжусь вами, ребята. Я горжусь Джудо Драгнилом, который так потрясающе выступает в зале суда (я верю, парень, однажды, ты станешь верховным судьей штата Нью-Йорк!). Я горжусь Элизабет Драгнил, востребованной актрисой и просто моей маленькой малышкой. Я горжусь тем, что вы всегда поддерживаете друг друга, что вы нашли замечательных людей, с которыми идете по жизни. И я так чертовски счастлив, что дожил до этого времени и увидел своих внуков.
Но я буду всегда помнить те славные дни, когда вы были всего лишь нашими маленькими сокровищами с большими невинными глазами и крошечными ручками, тянущимися в мою сторону.
И я люблю вспоминать те далекие девяностые с тихим голосом Люси, подпевавшим Backstreet Boys, с нашими традиционными ужинами и раздававшимся громким смехом в маленькой квартирке на Манхэттене. Я люблю вспоминать те далекие девяностые со вкусом запеченной курицы, с билетами на «Парк Юрского Периода» и с пародиями Гажила на Терминатора. Я люблю вспоминать те далекие девяностые с двумя маленькими сокровищами, которые не хотели есть кашу и разбрасывали по комнате игрушки.
Эти были далекие девяностые.
Это были славные дни.
You are, my fire,
Ты моё пламя,
The one, desire,
Одно желанье.
Believe, when I say,
Поверь моим словам,
I want it that way
Я выбрал путь сам
«Счастье». Adele. Now And Then.
«Я удивлен, что вы остались со мной на этих потрепанных временем страницах и проделали такой большой путь с 1957-ого года. И, чтобы не наскучить вам окончательно, я медленно подхожу к концу моей ужасно банальной истории.
Как вы уже поняли, я был обычным человеком. Я не снимался в кино, не сжимал в руках микрофонную стойку и не был голосом поколения Х*, подобно Курту Кобейну. Мне не суждено было стать политиком, и я не способствовал развитию страны, не строил здания, не делал научных открытий. Я был обычным человеком, который пережил все тоже, что и среднестатистический человек моего времени.