В 1987 году ГРАЖДАНСКАЯ ОБОРОНА выходит из «подполья», благо время перестройки. Теперь для них «подполье» – этап пройденный. Впереди выступления на Новосибирском рок-фестивале, Тюменском панк-фестивале. Утверждая свой стиль на концертах «ангдеграундовских» подмостков, в каком-нибудь зальчике ДК, они ищут своих слушателей. И находят.
Что это: пародия или действительность? Последнее точнее. Они выражают это очень умело и показывают очень интересно в магнитоальбоме Русское Поле Экспериментов, вышедшем в 1989 году…Вспоминается один эпизод с новосибирскими комсомольцами. Обком ВЛКСМ запретил приезд двух групп: АУКЦИОН и ЗВУКИ МУ на Новосибирский рок-фестиваль (проходивший в 1987 году). В программе зияла дыра. Президент рок-клуба представил начальству прибывшую команду Летова как пай-мальчиков для замены. Прежде чем комсомольские боссы опомнились, группа успела отыграть 25 минут. Немного неистовой энергии Летова и… ГРАЖДАНСКАЯ ОБОРОНА потрясла местную рок-публику. Многочисленные гости рок-фестиваля разом разнесли по стране легенду о ней. Незалитованность песен Егора Летова. Они хороши тем, что никогда не будут в руках у цензоров. Да и можно ли их замазать? Выбросить слова из песен?
Бесспорно, ГРАЖДАНСКАЯ ОБОРОНА на сегодняшний день – едва ли не сильнейшая наша панк-группа, а Егор Летов – самая яркая личность на отечественной панк-сцене. Кстати, в жизни Егор – обаятельнейший, тихий и добрый человек. Художник по профессии, исповедующий идеи хиппи, склонный к философствованиям на полуночных кухнях. И не будем критичны по отношению к музыкантам, а поймём их…
Нужно понимать сегодняшних рок-кумиров, любить, если хотите, иначе мы останемся одни на этом белом свете среди безразличных, не пытающихся утвердить собственное мнение.
Д. П. 1990 г., «Дзержинец», Н. Новгород
Уже не первый год поёт Летов, а его до сих пор не повязали
ГРАЖДАНСКАЯ ОБОРОНА… Многим знакомо это название. ГО слушают как хронические хиппы, так и зоновские урки. Если первые чувствуют в ГО бунтарский дух рок-андеграунда и контркультуры, вторые балдеют от мата в адрес «Лукича», КГБ, ментов и т. п.
ГРАЖДАНСКАЯ ОБОРОНА – это группа одного человека – Егора (или Игоря?) Летова.
Впервые я увидел Летова на открытии очередного рок-клуба при ДК «Геолог» в 1987 году. Тогда на эстраду вышел маленький худощавый паренёк в бушлате и очках. Кто-то объявил: «ГРАЖДАНСКАЯ ОБОРОНА – гости из Омска!»
Паренёк запел, загрохотали барабаны, забýхала бас-гитара. Грохот стоял невообразимый – ничего не разобрать. В паузах толпа орала: «ИНСТРУКЦИЮ давай!», что им за дело до какой-то ОБОРОНЫ.Вот так, незаметно прошло первое выступление ГО в Тюмени. Но минул год. Тюменский фестиваль альтернативной музыки. Вот здесь и состоялся первый триумф Летова и Ко. Как сейчас помню, опоздал я на концерт, врываюсь в зал. Ба! На сцене тот же паренёк в очках и бушлате. В руках гитара, на ногах широченные клёши. Ша, ребята, анархия, говно-дерьмо и всё такое. Ну, Тюмень без ума, орут, свистят, баба какая-то в экстазе на пол рухнула без памяти. А тот в клёшах всё колдует, крутит головой косматой, про Ленина запел, подлец, гадости всякие. Ну, думаю, повяжут негодяя. Где КГБ-то? Так и не повязали, аж досада взяла.
Кончился фестиваль, и пошло-поехало: кучи записей появились, фотография в детском журнале, значки и майки с «фейсом» Летова – бери не хочу. Ну, «Звезда» прямо, язвил я. А Летов-то лютует, по пять альбомов в год выдаёт на-гора. Эх, Разин, держись! А между прочим, тот же разинский Дядя Миша куда круче летовской Некрофилии. Вот так-то, съели! Песни Летова-«оборонщика» многие понимают по-своему. Помню, как сосед-сантехник дядя Юра, которому когда-то я записал ГО, распуская обколотые пальцы китайским веером и дыша перегаром, хрипел: «А ведь они блатные, я знаю, Саня!»
Хотите верьте, хотите нет, но всё же основными потребителями этих панк-опусов являются подростки 14–18 лет. Простой занудный ритм легко подбирается на гитаре, а грязные «крутые» тексты импонируют юношеской агрессии и максимализму. Если кто-то со мной не согласен – давайте поспорим!
Александр Некрасов. 1990 г., Тюмень
Маска для Егора
Попс (2 LPs) – ГрОб Records / Золотая Долина
Это сборник «Greatest Hits 1984–1990», составленный Егором Летовым в 1990 году и определённый автором как «программное подведение итогов». При подготовке пластинок были опущены те песни, которые уже доступны на виниле: на двойнике «Всё Идёт По Плану» и альбоме «Прыг-Скок».
Опус открывается одной из самых злых вещей – «Попсня»; вообще, пользуясь признанием исполнителя, «густое изобилие кличей „Хой!“» характерно для раннего материала с «Красного Альбома» и «Мышеловки». В быстрой последовательности, как патроны в обойме, мелькают 33 песни и 2 стиха, включая такие знаменитые хиты, как «Детский мир», «Оптимизм», «Раздражение», «Некрофилия» и другие. Весь двойник пролетает на одном захлёбывающемся, нервном дыхании. Хотя фигурируют и рэггей, и твист, и JOY DIVISION, и чуть ли не вальс на ¾; музыкально альбом представляется несколько монотонным, чему способствует концептуально-гаражное качество записи. Впрочем, ведь и сам Егор совершенно точно указал: «Все мои песни одинаковые, и похожи на гражданскую оборону». Тут мы касаемся того, что с лихвою оправдывает любую злобу, любую «противофазу, перегруз и среднечастотный вал» – не только собственно production’a.
Это действительно оборона, то есть защита личности от тоталитарного насилия – Егору не понаслышке известно, что значит «стоять одному среди червивых стен». В борьбе за собственное человеческое достоинство все средства хороши. Сартр однажды заметил, что талант – это то, что человек изобретает в поисках выхода: в ситуации «захлопнутой мышеловки» талант вынужден стать ОПАСНЫМ. Иначе не выжить.
«Тошноту» Егор Летов, понятно, читал. Для адекватного восприятия его текстов вообще желательна определённая эрудиция: есть аллюзии на Германа Гессе и Курта Воннегута; одна песня названа строкою Дилана Томаса, послужившей эпиграфом к лучшему рассказу Кортасара. Наконец, целая россыпь хлёстких, пронзительных строк и метафор: «сырой картофель небытия», «грязный бинт и окно за окном», «дети дерутся – руки спешат напрямик: только б успеть»… «Костыли на лице» – какой-то совершенно сальвадор-далиевский образ! Или вот: «день был счастливый, как слепая кишка»…Физиологизм составляет ещё одну важную особенность, так сказать, лирического строя автора. Причём имеет он специфическую, медицински выражаясь, «анально-фекальную» фиксацию (избавим читателя от примеров). Сия эстетика ватерклозета психологически связана с инфантильностью: как известно, маленькие дети первоначально лишены брезгливого отношения к экскрементам, рассматривают их как часть себя… У взрослого же, скажем, намеренное осквернение собственного лица, погружение его в «телесный низ» отражает подсознательное желание как бы перевернуть всё вверх ногами, поменять все ценности на противоположные (вспомним народную поговорку о том, что дешевле всего на свете). Поступая так, Егор напяливает на себя маску скомороха – а точнее, психологический архетип трикстера, связанный с ранними стадиями формирования человеческой «самости». Для этого певцу нужна всепоглощающая, исступлённая решимость и огромная, отчаянно-наивная вера – в слушателей. В нас. Вот почему данный альбом затрагивает в каждом какую-то тайну, стыдливо скрываемую, но неотъемлемую струну, и в этом – его сила.
В заключении хочется выразить искреннее восхищение старушке, благожелательно и несколько иронически взирающей с конверта. Судя по списку авторских благодарностей, это, очевидно, бабушка Игореза Рагулина.
«…Бабушка, зачем тебе такие большие зубы?»
А-КУ Rock Fuzz № 12, ноябрь 1993
Интервью с Егором Летовым. Нападение – лучшая «оборона»
Егор Летов: «Конец наступает тогда, когда уничтожается живая энергия творчества»
«Наглотавшись камней обетованной земли, целеустремлённо проснувшись, почуял неосознанный фундамент безграничной плоскости лихого экзистенциализма с миллиардом ярких точек соприкосновения, плавно перетекающих в светящуюся массу огромной, липкой, тугой мысли в виде знака Вопрошающего. Не претендуя на мраморную слизь, настроившись, и попытавшись, и ухмыльнувшись, проникся, плюнул и пошёл». (Гостиница УВД[1])
ПНС: Почему у ГО не сложились отношения с новосибирской «Студией 8»?
Е. Л.: В «Студии 8» к нам было не очень хорошее отношение, потому что это коммерческая организация, занимающаяся вышибанием денег. Говорили, буквально, что мы какие-то хулиганы, на наших концертах разламывают всё и т. д. К тому же в «Студии 8» или в высшей новосибирской тусовке наблюдается отношение к року как к эстетическому варианту музыки, т. е. панк вообще не воспринимается как музыка. В финансовом плане они забрали себе до 80 % доходов от концертов. БОМЖ, например, за четыре концерта в марте того года получил 120 рублей на всю группу. Поэтому все музыканты «Студии 8» где-то работают, либо в кооперативах, либо детсады разрисовывают. А мы принципиально нигде не работаем, ни в какой системе не участвуем и с властями не имеет никаких дел. Я, например, уже года четыре не работаю и не представляю, как можно в рокерской среде, занимаясь творчеством, каждый день ходить на работу. Я полгода работал художником, больше невозможно. Я иду утром на работу, а мне хочется песню сочинить, я должен обязательно её написать. Была такая ситуация, и пришлось выбирать.
ПНС: Ну хорошо, а почему вы выбрали именно Ленинград?
Е. Л.: Ленинград – единственное место в стране, кроме некоторых московских тусовок, где нам предложили работать. Т. е. от нас никто ничего не требует, даже концертов не устраивают. Мы просто находимся под их крышей. Причём к творческим особенностям ленинградского рока мы не имеем никакого отношения. Они пригласили нас, ВЕСЁЛЫЕ КАРТИНКИ, НЕ ЖДАЛИ, чтобы реанимировать то, что происходит в Ленинграде за счёт иногородних групп. Т. е. в Ленинграде к нам отношение тоже не очень хорошее. Потому что у них, во‑первых, ленинградский национализм, а, во‑вторых, то, что мы делаем, никак не вписывается в ленинградский рок.
ПНС: Как вы туда попали?
Е. Л.: В Ленинграде есть некая тусовка – Фирсов и т. д. Это люди, которые занимаются нашими независимыми командами. У Фирсова есть фонотека, глобальная просто, где почти все команды, имеющие некоммерческий потенциал. Причём, в первую очередь, это Сибирь, Украина и т. д… Владивосток ещё, особенно Коля Рок-н-Ролл. Фирс свои записи проталкивает, в основном, на Запад. И вот эта тусовка предложила нам вступить в ленинградский рок-клуб, чтобы работать вместе. Мы вот и работаем… Если говорить о расстановке сил в ЛРК, то процентов 80 против нас. Именно высшего эшелона, вплоть до председателя рок-клуба, насколько я знаю. Остальные 20 % нас поддерживают. Я просто хочу пояснить: возникло такое предположение, что мы им продались. Мы там вообще ничего не имеем, кроме друзей. АУКЦИОН, например. Примерно то же самое в Москве. Только ещё хуже. Самая близкая нам тусовка – «Урлайт», не имеет собственного концертного зала, системы проведения концертов.
ПНС: Расскажи историю ГО.
Е. Л.: Началось всё в 1982 году. Возникла группа ПОСЕВ, по названию известного издательства. Мы играли смесь панка, психоделии и музыки 60-х годов. До этого я жил два года у брата в Москве, и он постоянно привозил мне пластинки из новосибирского Академгородка. Так я слушал THE WHO и другие группы. Я втянулся в это. Я 10 лет был фанатом этой музыки. А у меня есть как бы теория, что человек, завязанный в какой-то творческой среде и получивший информацию, через некоторое время… это, как переполненный стакан. Просто накапливается творческая энергия. Я не знаю ни одного человека в этой среде, который через некоторое время не начал делать что-то своё. Когда мне было лет 16, у меня появилась идея собрать свою группу, и я тогда начал писать тексты. В Ленинграде я купил себе бас-гитару и собрал в Омске группу ПОСЕВ, где были: гитарист Кузя, наш нынешний басист. Мы играли два года. В 1984 году после смены состава переименовали группу в ГО. Играли либо дома, либо в подвалах Омска. Было очень тяжело. Гоняли нас страшно. Началось с того, что мать нашего Бабенко, будучи какой-то партийной, услышала наши записи и пошла в КГБ, сказала: «Товарищи, мой сын втянут в антисоветскую организацию». В то время вокруг ГО образовалась такая тусовка, где ходили перепечатанные Аксёнов, Стругацкие и т. д. И с марта 1985 года началось дело в КГБ. К ноябрю оно созрело. Они ходили, собирали информацию. Камикадзе трясли и всех остальных. Причём человеку угрожали тем, чего он больше всего боится. Один мой дискотечник знакомый привёз как-то мне домой аппаратуру, записываться. Его потом встретили на остановке и сказали, что с твоей новорождённой дочкой могут быть неприятности. Он побелел лицом, пришёл ко мне, забрал всё и уехал. Так и на Камикадзе давили и на остальных. А я об этом только догадывался… На заводе, где я работал художником, мной начал интересоваться первый отдел. И в ноябре всех нас повязали. И стали шить глобальное дело по поводу антисоветской организации, террористического акта и т. д. Нам хотели вменить в вину подготовку к взрыву нефтекомбината. Начались угрозы. Раскрутка была вплоть до Москвы. Костю в течение одного дня забрали в армию, хотя у него сердечная недостаточность. Причём отправили на Байконур, где закрытая зона. А мне угрожали тем, что если я не расскажу, откуда самиздат и т. д., мне начнут вкалывать так называемые правдогонные средства, т. е. наркотики, чтобы я в состоянии невменяемости что-то сказал. После этого дело повернут так, что я стуканул. Именно стуканул, а не под давлением. Это продолжалось месяц. А я до этого ничего подобного не испытывал, наркотики не пробовал, ничего. И я тогда подумал, а есть ли смысл чем-то заниматься? Я просто решил с собой покончить. Написал бумажку: «Кончаю с собой под давлением майора Мешкова Владимира Васильевича и т. д.» Им каким-то образом стало известно об этом. Я до сих пор не знаю, как. Меня забрали в психушку и дело приостановили. Со всех моих знакомых и друзей взяли подписку, что они не будут иметь со мной никаких дел. Было официальное предупреждение из прокуратуры. И когда через три месяца меня выпустили, мне не с кем было играть. И я сам начал учиться играть на разных инструментах и целый год был один, сочиняя песни. «Лёд Под Ногами Майора», «Тоталитаризм» – это того времени. В Омской газете нас обозвали фашистами, облили грязью. В 1987 году я в одиночку записал все песни. Тогда и возник «Красный Альбом» и «Оптимизм». Первым альбомом была «Поганая Молодёжь». Тогда же записал и Некрофилию. После этого мы поехали в Новосибирск на фестиваль. Выступать мы даже не собирались. Но ЗВУКИ МУ закрутили, и Мурзин предложил выступить вместо них. Мы и выступили… Через 20 минут выступления выключили аппарат. В Новосибирске есть некто Слуянов, ужасная сволочь. Это самый фашистский элемент во всем сибирском регионе. В общем, были звонки в Омское КГБ. Нас переписали, объявили проповедниками фашизма. После моего приезда в Омск меня решили опять забрать в психушку, на этого раз надолго. Я как раз познакомился с Янкой. Я взял свою куртку, мешок, как системник, и уехал. Это был 1987 год, и я целый год был на нелегальном положении. Был объявлен розыск. Я объездил полстраны, пел песни под гитару. К декабрю 1987 года мне сообщили, что розыск прекратился. Я вернулся в Омск, месяц пожил тихо, потом записал песни «Всё Идёт По Плану», «Так Закалялась Сталь». Я очень торопился, потому что боялся, что опять начнётся. Это был уже 1988 год. Мы ездили на новосибирский фестиваль, где выступали с Селивановым. Я вообще считаю, что это был лучший сибирский гитарист. Он покончил с собой в прошлом году. После Новосибирска мы начали активно гастролировать, причём играли обычно в подвалах. Ездили на панк-фестиваль в Прибалтику. Как это ни странно, нас там приняли очень хорошо. Играли в Москве, Ленинграде. Так прошёл 1988 год. В 1989 году решили хорошо записаться. Поехали в Ленинград и на точке АУКЦИОНА начали записываться. В процессе работы я понял, что при хорошем качестве записи теряется что-то очень важное из того, что мы в это вкладываем. Я прекратил все записи, собрался и уехал в Омск. Сейчас записали прямо у меня дома четыре альбома. Очень грязно, жёстко и живо. Я считаю, что так и должно быть.