Распутин. Жизнь. Смерть. Тайна - Коцюбинский Александр Петрович 6 стр.


Представительниц второй группы (тех, с кем Григорий «радел») также было довольно много. Традиционный сценарий распутинского «радения» выглядел (со слов двадцативосьмилетней послушницы Ксении, исповедовавшейся в июле 1911 года Илиодору) следующим образом: «Григорий приказал мне раздеть его. Я раздела. Потом приказал раздеваться самой: я разделась. Он лег на приготовленную кровать и говорит: „ну, милка, ложись со мной“. Я… повиновалась… легла около него. <…> Он начал меня целовать, так целовал, что на моем лице не осталось ни одной точки, старцем не поцелованной. Целовал меня, как говорится, взасос, так что я еле-еле не задыхалась. Я не вытерпела и закричала: „Григорий Ефимович, что вы со мною, бедною, делаете?!“ – „Ничего, ничего, лежи и молчи…“ Я у него спрашиваю: „брат Григорий! То, что вы со мною делаете, и батюшка мой Илиодор знает?“ – „Знает, знает!“ – отвечал Григорий. <…> „И владыка Гермоген об этом знает?“ – „Ну а то как же, знает, все знает. Не смущайся!“ – „И царь-батюшка и царица-матушка об этом знают?“ – „Фу, да они-то больше всех знают; я и с ними то же делаю, что и с тобою; пойми это, голубушка!“ <…> Мучил меня он четыре часа. Потом пошла домой»135.

Ясно, что если бы в данном случае речь шла о полноценном сексуальном соитии, то «успокоительная» ремарка Распутина насчет того, что он и с царями, включая Николая II, делает «то же самое», выглядела бы по меньшей мере нелепо и уж во всяком случае должна была бы сопровождаться соответствующими комментариями мемуаристки, чего в действительности не произошло. Примечательно также и то, что посвященный во все детали этой истории Илиодор не отнес данный случай к четвертой – «греховно-плотской» – категории.

Странной в этой связи выглядит профессиональная небрежность А. Н. Боханова, который, анализируя этот рассказ послушницы Ксении, вначале сообщает о том, что Илиодор якобы отнес его к четвертой категории, а затем торжественно уличает иеромонаха-расстригу во «лжи»136.

Некоторые из распутинских поклонниц попадали в группу «радеющих» после того, как «старец» успешно изгонял из них «беса», то есть перемещались во «вторую группу» из «третьей». Вероятно, к таковым относилась месяцами проживающая у Распутина крестьянка Городецкого уезда Могилевской губернии сестра милосердия поезда имени Александры Федоровны Акилина (Акулина) Никитична Лаптинская, бывшая послушница Охтайского монастыря. Пришедший как-то в монастырь на богомолье «старец Григорий излечил ее от истерических припадков, выражавшихся в «бесновании» перед распятием Спасителя. После этого, с согласия настоятельницы монастыря, эта «хитрая и расчетливая женщина, взимавшая мзду с посетителей Распутина и игравшая роль его секретарши»137, стала верной слугой старца, параллельно занимаясь с ним «эротическими упражнениями»138, которые вследствие отсутствия штор делались иногда достоянием улицы.

Далеко не всем представительницам третьей – «бесноватой» – группы, однако, выпадало счастье побыть наедине с «отцом Григорием» более одного раза. Распутин относился к этому типу контактов с женщинами не столько как к развлечению, сколько как к тяжелой и ответственной – но в то же время благодарной и интересной – работе. Однажды Илиодору довелось наблюдать, как Распутин «изгонял беса» из богатой, кустодиевского типа пятидесятипятилетней царицынской купчихи. Место для изгнания беса искали долго, пока Распутин не увидал маленькую комнату, в которой помещалась лишь одна большая кровать. «Повели туда „больную“. Она начала трястись и мычать. Вошел в ту комнату и „старец“, закрывши за собой двери… В комнате поднялась страшная возня. Тянулась она долго». Илиодор начал нервничать и, как сам пишет, «не вытерпел, заглянул в дверь сквозь стекло и увидел такую картину, что, крайне смущенный, прямо-таки отскочил от дверей. Минут через пять вышел из „кабинета“ и „старец“. Вид его был ужасно усталый, он тяжело дышал. „Ну, брат, вот бес так бес. Фу, какой большой. Во как я уморился! Мотри, вся сорочка мокрая! Устал, заснула и она…“ Когда „старец“ это говорил, несчастный муж плакал». Но вот что пишет Илиодор в заключение: «В этот раз я Григорию поверил. О его же приемах при лечении просто размышлял, что так надо»139.

Итак, то, что увидал Илиодор через дверное стекло, телесным совокуплением не являлось, иначе историю с царицынской купчихой он отнес бы к соответствующему – четвертому – разряду распутинских прегрешений. Остается предположить, что, как и в случае с девицей Ксенией, Распутин ограничивался любовными ласками в весьма широком диапазоне, включая «самые невероятные» (по терминологии Илиодора) их формы.

В исключительных по интенсивности и разнообразию форм ласках, представлявших собой, вероятно, разновидность того, что ныне именуется «эротическим массажем», и крылся секрет тех «особенных ощущений», которыми одаривал Распутин своих поклонниц и пациенток. Характерно, что сам Григорий неизменно настаивал на том, что лечил женщин именно «лаской», а не телесным совокуплением: «Вон которые ерники брешут, што я с царицей живу, а того, лешии, не знают, што ласки-то много поболе этого есть (он сделал жест)». <…> «Да ты сама, – риторически вопрошал Распутин одну из своих поклонниц, – хошь поразмысли про царицу?.. На черта ей мой … она этого добра сколько хочет может взять. А вот не верит она им, золотопупым, а мне верит и ласку мою любит. <…> Ласка моя не покупана? Ласку мою ни с чьей не сменишь, такой они не знали и не увидят боле, понимаешь, душка?»140

«Только две женщины в мире украли мое сердце…»

Любой ценой убеждая женщин физически ему отдаться и даруя им «ни с чем не сравнимые» эротические ощущения, Распутин решал две важные для себя задачи.

Во-первых, таким образом ему удавалось прочно удерживать в орбите своего влияния значительное число сексуально напряженных женщин, в том числе, вероятно, своих главных покровительниц – Александру Федоровну и Анну Вырубову. Причем в данном случае не играло роли то обстоятельство, что «отец Григорий» по своему облику и манерам совсем не походил на традиционного «великосветского льва»: Вырубова, например, отмечала (впрочем, в весьма специфических условиях допроса на заседании Чрезвычайной следственной комиссии), что Распутин «был стар и очень такой неаппетитный»141. В. М. Бехтерев еще в марте 1917 года высказал мысль о наличии у Распутина «полового гипнотизма»142. Данный диагноз отсутствует в системе современных научных терминов, однако, как можно понять, посредством него известный петербургский психиатр обозначил способность Распутина производить неизгладимое – «гипнотическое» – впечатление на экзальтированных дам.

Во-вторых, как считает Д. Д. Исаев, на фоне сниженного сексуального компонента либидо, отвечающего за осуществление собственно сексуального поведения (эрекцию, семяизвержение, проведение полового акта, его продолжительность и частоту), то есть так называемую потентность, у него наблюдалось выраженное компенсаторное расторможение эротического компонента либидо: «При невозможности осуществить сексуальную близость наблюдался диффузный эротизм, безграничное расширение влечения на многих женщин. Неудовлетворяемая потребность любить и быть любимым толкала его на поиски замещения традиционных форм сексуальной активности. В результате этого эротические ласки практически превращались в единственно возможную форму активности, могли проводиться часами, до полного изнеможения обоих партнеров. Потребность „видеть, трогать и обсуждать, и чем больше, тем лучше“ – вот суть и содержание сексуальности Распутина»143.

«Любовь глазами» была одним из излюбленных занятий «старца». «Когда мы с ним шли по Лаврскому парку, – вспоминал Илиодор, – то Григорий не пропускал ни одной дамы, чтобы не пронизать ее своим упорным, настойчивым взглядом. Когда с ним поравнялась какая-то довольно красивая женщина, Григорий сказал: „Вот баба так баба, должно, к какому-нибудь монаху идет в постельку“. Распутин, «как я наблюдал, нигде не молился… Он все бегал, ловил женщин, девушек и давал им наставления»144.

Потребность в дополнительной стимуляции невысокого уровня сексуальности приводила к тому, что у Распутина, помимо эротических игр и разглядывания женщин, своеобразными суррогатами полового удовлетворения выступали самозабвенный танец (речь о котором шла выше), а также комплекс садомазохистических переживаний с обязательным эротическим компонентом.

Так, при омовении своих ног Григорий Ефимович любил, в частности, заставить окружающих его женщин раздеть себя и самим раздеться догола, дабы «их смирить… унизить»145. После одного из совместных со своими ученицами посещений бани Распутин так объяснил свои действия: «Гордыню принижал. Великий грех гордыня. Пусть не думают, что они лучше других»146; «Вот они придут ко мне в Покровское в золоте, в брильянтах, в шелковых платьях с долгими хвостами, гордыя, заносчивыя, а я, вот, штобы смирить их, и поведу их голых в баню. А оттуда-то они выходят совсем иными»147; «…может ли быть больше унижения для женщины, когда она, будучи сама обнаженной до полной наготы, моет ноги голому мужчине»148.

Гордыню Вырубовой Распутин усмирял тем, что привозил к ней в гости проституток, кухарок и посудомоек, заставляя хозяйку прислуживать. По праздникам он любил особо тщательно смазывать свои сапоги дегтем, чтобы приходящие с поздравлениями «валяющиеся у его ног элегантные дамы побольше бы испачкали свои шелковые платья»; «…дамы целовали его испачканные едой руки и не гнушались его черных ногтей. Не употребляя столовых приборов, он за столом руками распределял среди своих поклонниц куски пищи, и те старались уверить его, что они это считают каким-то блаженством»149.

«Распутин, сидя за столом, случайно обмазал свой палец вареньем и тотчас же поднес его к губам сидевшей возле него знатной дамы со словами:

– Графинюшка, унизься, слижь… слижь!.. – после чего эта жалкая графинюшка, сидевшая за чайным столом, при всех стала тщательно обсасывать его грязный палец»150.

Когда же для повышения сексуального тонуса Распутину требовался более сильный садистический допинг, в ход шло легкое рукоприкладство. Например, в Казани он как-то раз, пьяный, вышел из публичного дома, бичуя поясом бежавшую перед ним голую девицу и прогнал ее по всей Дегтярной улице151. В изложении Илиодора этот эпизод – со ссылкой на волынского епископа Антония – предстает как рассказ о том, что Григорий «в Казани на бабе ездил»152.

В то же время он мог подвергать истязаниям и себя самого: в жаркие дни вдруг налагал на себя пост, «не пил квасу», «хлеба кушал малость, а оводов и комаров от себя не отгонял»153.

То, что при явной затрудненности нормальной, полноценной реализации полового влечения Распутин все же не был абсолютным импотентом, подтверждается прежде всего фактом наличия у него детей. И все же, составляя пресловутый «список № 4», Илиодор не смог привести, по сути, ни одного стопроцентно убедительного примера телесного совокупления Распутина с женщинами. И это притом, что Илиодор подолгу общался, даже жил вместе со «старцем» и мог круглые сутки наблюдать за ним. Довольствуясь лишь слухами, Илиодор сумел насчитать всего двенадцать «жертв» плотского совокупления. При этом в списке оказались заведомо неправдоподобные фигуры «жертв» – например, Анна Вырубова, девственность которой впоследствии была официально установлена экспертами Чрезвычайной следственной комиссии Временного правительства, а также императрица Александры Федоровна, чья телесная близость с Распутиным является фактом, ничем не подтверждаемым и, скорее всего, ложным.

Среди остальных упоминаемых Илиодором случаев «последнего способа» (как он обозначил телесное совокупление) наиболее серьезно документированными являются три.

Елена Тимофеева, выпускница духовного училища, бывшая одно время ученицей «отца Григория», вдруг решила исповедоваться епископу Феофану, после чего приняла участие в шумной кампании, направленной против Распутина, обвинив его в многолетнем принуждении ее к телесному сожительству. Однако явная близость «жертвы» к антираспутинским силам, группировавшимся вокруг оттесненного Григорием от двора блаженного Мити Козельского, а также заведомо нелепые заявления Тимофеевой о стремлении Распутина подослать к ней наемных убийц уже тогда заставляли многих усомниться в искренности ее «показаний».

Очень красивая тридцатипятилетняя сенаторская дочь Мария Вишнякова, няня цесаревича, первоначально собиралась при помощи «отца Григория» избавиться от мучивших ее половых вожделений. Но в один прекрасный день вдруг решила, что «старец» лишил ее девственности во время сна и поспешила рассказать об этом на исповеди все тому же Феофану. В 1917 году на допросе в Чрезвычайной комиссии Вишнякова уточнила: «Ночью Распутин явился ко мне, стал меня целовать и, доведя до истерики, лишил меня девственности»154.

Как справедливо отмечает Э. Радзинский, есть серьезные основания сомневаться в истинности слов Вишняковой, которая якобы вела многолетний целомудренный образ жизни и вскоре после лишения ее девственности была вдруг обнаружена в постели вместе с казаком императорской гвардии. Во-первых, под «истерикой» Вишнякова могла понимать все что угодно: от состояния стресса до бредовых либо оргастических переживаний. Но от разъяснения подробностей своего состояния, благодаря которым только и можно проверить правдивость показаний, она категорически уклонилась. Во-вторых, первоначальная версия Вишняковой выглядит откровенно фантастичной, учитывая, что лишить кого-либо девственности во время физиологического сна практически невозможно, – следовательно, весь рассказ «Мери» можно расценить как не вполне соответствующий действительности. Наконец, в-третьих, Мария Вишнякова была признана психически больной, что также заставляет относиться к ее «признаниям» предельно осторожно. Все эти соображения, впрочем, не помешали Илиодору однозначно записать «Мерю» в разряд «жертв плотского совокупления».

Сам Распутин, однако, решительно настаивал на ложности показаний Вишняковой: «Тут разные няньки врут… Выдумывают, и их слушают»155.

Вдова офицера, на одну ногу хроменькая, однако «в высшей степени красивенькая и нежная дамочка»156, Хиония Матвеевна Берландская (или Берладская) оказалась среди поклонниц Григория Распутина вследствие депрессии, явившейся реакцией на самоубийство мужа. После знакомства с Распутиным депрессивные переживания довольно быстро исчезли: «Меня ласкал он, говорил, что грехов на мне нет… и так постепенно у меня созрело убеждение полного спасения… что… с ним я в раю… Мои родные, видя во мне перемену от смерти к жизни… решили пустить меня с моим сыном в Покровское… Вечером, когда все легли [спать]… он слез со своего места и лег со мной рядом, начиная сильно ласкать, целовать и говорить самые влюбленные слова и спрашивать: „Пойдешь за меня замуж?“ Я отвечала: „Если это надо“. Я была вся в его власти, верила в спасение души только через него, в чем бы это ни выразилось. На все это: поцелуи, слова, страстные взгляды, – на все я смотрела как на испытание чистоты моей любви к нему… Я была тверда (то есть уверена. – А. К., Д. К.), что это он испытывает, а сам чист, и, вероятно, высказала, потому что он предложил мне убедиться, что он меня любит как мужчина… заставил меня приготовиться как женщине… и начал совершать, что мужу возможно, имея к тому то, что дается во время страсти… Он совершал тогда все, что ему надо было, полностью, я томилась и страдала, как никогда… Но я стала тотчас же молиться, увидев, что Григорий кладет бесчисленное множество поклонов земных с его всегда какой-то неестественной быстротой…»157 В следующие дни, как отмечает Берландская, Распутин еще несколько раз приходил к ней с той же целью.

Казалось бы, обвинение сформулировано вполне определенно. Обращает на себя внимание, однако, одно на первый взгляд странноватое обстоятельство. А именно то, каким образом Хиония описывает сам момент совокупления: отец Григорий «предложил мне убедиться, что он любит меня как мужчина… и начал совершать, что мужу возможно, имея к тому то, что дается во время страсти». Навязчиво убеждая читателя, Берландская невольно выдает собственное опасение, что хорошо знающие Распутина и имевшие неоднократную возможность убедиться в его бесстрастности (импотентности) адресаты могут ей попросту не поверить.

Назад Дальше