— По-моему, нет — говорю я, как ни в чем не бывало.
— Ты уверен, Оззи?
— Сто пудов.
Но не надо быть семи пядей во лбу, чтобы просечь, что случилось. На столе лежит большой пакет с коксом, рядом вскрытый конверт, а на конверте надпись фломастером: «Шарон».
Увидев это, она засадила конкретный кипеш, летели крики и проклятия, Шарон повторяла, что я проклятое ничтожество.
«Забудь, парниша, ты её не скоро трахнешь» — подумал я тогда.
Но на следующий день она возвращается. А я лежу в луже мочи и дымлю косячком.
— Послушай-ка! — говорит она. — Если ты хочешь выбраться из этого говна, мы позаботимся о твоей карьере.
— А чего это вдруг кто-то озаботился моей карьерой? — спрашиваю я.
Не мог в это поверить, правда, но очень хорошо, что кто-то протянул мне руку, потому что я был абсолютно на мели. О гонорарах за работу в «Black Sabbath» можно было забыть, у меня не было ни счета в банке, ни другого источника доходов. Сперва Дон хотел, чтобы я играл в группе под названием «Son of Sabbath», что мне показалось ужасной идеей. Потом ему взбрело в голову, чтобы я пел с Гэри Муром. Но это меня так же не вдохновляло, хотя мы и поехали вместе в Сан-Франциско: я, Шарон, Гэри и его девушка, где великолепно провели время. Во время этого путешествия, скажу вам честно, я действительно подумал, что Шарон на меня запала, но, увы, ничего не произошло. Когда мы расставались в этот вечер, она вернулась к себе в отель, а мне осталось только пускать слюни в пиво.
Самой худшей идеей Дона Ардена была мысль о моих совместных выступлениях с «Black Sabbath» в одном концерте, один за другим, эдакий мини-марафон.
— Он что, прикалывается? — спросил я Шарон.
Но Шарон тогда начала брать дело в свои руки, и было принято решение записать нормальный сольный альбом.
Я хотел назвать его «Blizzard of Ozz».
И вот, шаг за шагом, все пошло так, как мы хотели.
Не знаю никого, кто лучше Шарон сможет со всем справиться. Если она что-то пообещала, то свое слово держала. В худшем случае, говорила: «Послушай, я сделала всё, что могла, но это было невозможно». Когда у тебя есть такой менеджер, я всегда знал, что у нас творится. Тогда как её отец постоянно метался и орал как главарь банды, и я старался держаться от него подальше. Конечно, перед записью альбома и выездом на гастроли я должен был собрать группу. До этого я никогда не занимался организацией прослушиваний, понятия не имел с какой стороны к ним подступиться. Мне помогла Шарон: возила меня туда-сюда, чтобы я мог посмотреть молодых, подающих надежды гитаристов из Лос-Анжелеса. Но меня это занятие не возбуждало. Если в углу стоял диван, я садился и вырубался. Пока Дана Страм, мой приятель, который пробовался на место басиста, не сказал мне:
— Послушай, Оззи, есть тут один паренек, с которым ты должен обязательно познакомиться. Он играет в группе «Quiet Riot». Ты офигеешь!
Так, однажды вечером ко мне в «Le Parc» приходит отрекомендоваться молодой щуплый американец. Как только я его увидел, сразу же задал себе вопрос: «Это девчонка или гей?» Он носил длинные «мокрые» волосы и говорил странным низким голосом. И был такой худой, что мог спрятаться за шваброй. Немного напоминал мне Мика Ронсона, гитариста Дэвида Боуи.
— Сколько тебе лет? — спрашиваю я, как только он вошел в комнату.
— Двадцать два.
— Как тебя зовут?
— Рэнди Роудс.
— Хочешь пива?
— Колу, если можно.
— Я принесу пива. Так, между прочим, ты мужик?
Рэнди только рассмеялся.
— Я серьезно спрашиваю — налегаю я.
— Э… Ну, да. Так получается.
Рэнди, наверное, подумал, что я чокнутый.
Потом мы направились в какую-то студию, чтобы я мог послушать, как он играет. Помню, Рэнди подключает «гибсон» типа «Лес Пол» к маленькому репетиционному усилителю и спрашивает:
— Не против, если я немного разогреюсь?
— Давай, жги!
И начинает проделывать пальцами свои экзерсисы.
— Достаточно — говорю я. — Этого хватит, Рэнди.
— Что-то не так? — спрашивает он с тревогой на лице.
— Считай, ты принят.
Как же этот парень играл. Это надо было слышать. Был так хорош, что я чуть не расплакался.
Вскоре мы улетели в Англию на репетиции. Я быстро сориентировался, что хоть Рэнди и выглядит как крутой чувак, это необычайно милый, рассудительный парень. К тому же, он был настоящим джентльменом — уж этого точно не ожидаешь от типичных американских мастеров гитары.
Я не мог понять, почему он вообще хочет иметь дело с таким конченым ханурём как я.
Сперва мы жили в Bulrush Cottage с Телмой и детьми. Там написали нашу первую песню — «Goodbye to Romance». Работать с Рэнди и работать с «Black Sabbath» — это небо и земля. Однажды, я слонялся по дому и напевал мотивчик, который много месяцев вертелся в моей голове.
Рэнди спрашивает:
— Эта твоя песня или «Битлз»?
Я ему в ответ:
— А, ничего особенного, просто давно засела в моей голове.
Но он усадил меня рядом, и мы работали до тех пор, пока из этого не получилось нечто новое. Рэнди был невероятно терпелив. Я совсем не удивился, когда оказалось, что его мать — учитель музыки. Впервые я почувствовал себя полноправным соавтором песни.
Как сейчас помню нашу совместную работу над «Suicide Solution». Мы были на вечеринке с группой «Wild Horses» в лондонской репетиционной студии Джона Хенри. Все уже поддатые, каждый по-своему, а Рэнди в это время сидит в уголке и шлифует новые риффы на своей гитаре «Flying V» [54]. И вдруг слышу: таа-даа-тада, таа-да-да. Я кричу:
— Ух ты, Рэнди! Что это было?
Он только пожимает плечами. Прошу его сыграть еще раз эти же аккорды и начинаю напевать текст, который уже какое-то время вертится у меня в голове: «Wine is fine, but whiskey's quicker/ Suicide is slow with liquor». И всё. Большая часть текста была написана на месте. Закончился этот вечер совместной импровизацией на сцене.
Был там Фил Лайнотт из «Thin Lizzy». Выходит, я видел его в последний раз перед смертью. Тяжелый случай, этот Фил. Он абсолютно потерялся, хотя был офигенным на сцене, клёвый голос, отличный стиль. Жалко, погубил его герыч.
Слава Богу, что я забил на это дерьмо.
Рэнди нравилась Британия.
Каждые выходные он садился в микроавтобус и куда-то ехал, чтобы посмотреть страну. Побывал в Уэльсе, Шотландии, «стране озёр» — практически везде. Рэнди коллекционировал игрушечные поезда, которые привозил из каждого путешествия. Был спокойным, работящим парнем, не любил понтоваться, но, порой, мог и повеселить. Сидим мы как-то в баре, в углу пианист играет классическую музыку. Рэнди подходит к нему и спрашивает:
— Позвольте присоединиться?
Типок смотрит на него, на собравшихся в баре, замечает меня и говорит:
— Да, пожалуйста!
Тогда Рэнди достает свой «гибсон», подключается к маленькому усилителю и начинает аккомпанировать к пьесе Бетховена, что-то типа того. В процессе добавляет все больше рок-н-ролльных вставок, а в конце падает на колени и, высунув язык, заряжает дикий солешник. Можно было обоссаться от смеху. Все в баре ржали как кони.
Самое смешное то, что, по-моему, Рэнди не очень любил «Black Sabbath». Он был серьезным музыкантом. Многие рок-гитаристы играют неплохо, но у них отработана одна фишка, один трюк, и даже если кто-то не знает песни, может сразу определить: а, это такой-то и такой-то. Но Рэнди мог сыграть всё. Его вдохновлял Лесли Уэст, но также и великие джазмены, такие как Чарли Кристиан или Джон Уильямс, виртуоз классической гитары. Он никак не мог понять, почему люди прутся от «Iron Man», ведь это было так просто, что каждый ребенок мог бы её сыграть.
Не раз мы об этом спорили. Я говорил тогда:
— Послушай, если песня нравится людям, что с того, если она проста? Смотри сам, трудно придумать рифф проще, чем в «You Really Got Me» [55], а ведь он звучит классно. Когда я купил этот сингл, то слушал его до тех пор, пока не лопнула игла в отцовской радиоле.
Рэнди пожимал плечами и говорил:
— Ну, может и так.
Пока мы репетировали в Англии, брат Шарон подыскал нам басиста Боба Дэйзли, австралийца, группа которого «Widowmaker» была на контракте в «Jet Records». Так с ним познакомился Дэвид. Я сразу закорешил с Бобом. Он был стопроцентным рокером: джинсовые куртки-безрукавки, огромная копна волос. Мы ходили вместе в пивную и порою нюхали кокаин. Другое дело, что Боб был не просто басистом, но и вносил свой вклад в создание музыки.
Мы здорово веселились, во всяком случае, сперва.
А вот барабанщика найти было уже не так просто.
Казалось, на прослушивание съехалось пол-Англии, пока наконец-то нам попался Ли Керслэйк, который раньше играл в «Uriah Heep» Парень он был что надо, этот Ли, один из тех увальней, которые лучше всего чувствуют себя в пабе. Серьезный барабанщик, нечего сказать, хоть я и жалел, что объект моих мечтаний — Томми Олдридж из «Pat Travers Band» — был недоступен.
На раннем этапе к нам присоединился клавишник Линдсей Бриджуотер. Он был образованным парнем из Ипсвича и никогда прежде не водился с такими людьми как мы. Я ему сказал:
— Линдсей, бля, ты выглядишь как школьный учитель. Я хочу, чтобы ты зачесал волосы назад, надел белую пелерину и немного поработал черной помадой и карандашом для глаз. А когда будешь на сцене — рычи на зрителей.
Бедняга, долго с нами не поиграл.
Если бы я сказал, что не соперничал с «Black Sabbath» во время записи «Blizzard of Ozz» это было бы откровенной ерундой. Я не желал им зла, но порою очковал, что они добьются б ольшего успеха без меня. В общем-то, их первый альбом с Дио получился неплохим. Правда, я не бросился в магазин за пластинкой, но слышал пару песен по радио. Диск попал на девятое место в Англии и двадцать восьмое в Штатах. Но когда весь «Blizzard of Ozz» лежал в коробочке в «Ridge Farm Studios» в графстве Суррей, я знал, что из этого получится офигенный альбом. Собственно, два альбома, потому что осталось много неиспользованного материала.
Было классно самому управлять процессом, наконец-то удалось сделать что-то конкретное. Но даже если кто-то думает, что сделал нечто выдающееся, ещё неизвестно, как это купит публика. К счастью, сомнения рассеялись, когда по радио начали передавать «Crazy Train». Это была бомба.
Сразу после премьеры в Англии в сентябре 1980 пластинка поднялась на седьмое место в хит-параде альбомов. Появившись через полгода в Америке, она разошлась тиражом в четыре миллиона экземпляров и достигла там двадцать первого места, что позволило «Blizzard of Ozz» оказаться среди ста самых продаваемых альбомов 80-х по версии «Billboard».
А рецензии? Не читал.
За несколько дней до начала тура, я впервые затащил Шарон в постель. Ждал этого, на хер, целую вечность! Мы репетировали тогда в «Shepperton Studio» в Суррей, готовились к первому концерту, который должен был состояться в Блэкпуле под вымышленным названием «The Law». Все жили в одном отеле через дорогу. Я провел Шарон до дверей номера и вроде бы даже использовал свой коронный текст для обольщения: «А можно у тебя посмотреть телек?» Самым распространенным ответом был: «Пошел на хер, у меня нет телевизора!»
Но в этот раз сработало.
Я был бухой в дым, это точно. Шарон тоже — иначе и быть не могло. Помню только, она решила принять ванну, а я разделся и вскочил к ней. А дальше все по инструкции, что делать, если ты оказался с девчонкой в ванне.
Чувак, я влюбился в неё по уши.
Дело в том, что до знакомства с Шарон, я не встречал девушек, которые были на меня похожи. Я имею в виду, когда мы показывались вместе на людях, все думали, что мы брат и сестра, так были похожи. И не важно, куда мы шли, никто не пил больше нас, никто не создавал шума, больше чем мы.
Тогда мы могли отмочить любой, даже самый безумный номер.
Однажды вечером в Германии идём на деловой ужин с боссом CBS Europe, который издал там «Blizzard of Ozz». Это был бородатый детина, беспрерывно жующий сигару, такой весь правильный, аж противно. Я, похоже, уже изрядно поддал. Сидим за огромным столом, и где-то посреди ужина, меня посещает мысль влезть на стол и станцевать стриптиз. Сперва все хохочут, но я раздеваюсь догола, справляю малую нужду в стоящий перед боссом графин с вином, сажусь на корточки и целую его в губы.
Никто не разделял моей радости.
После этого случая, много лет в Германии не крутили моих песен. Помню, летим из Берлина, Шарон рвет контракты и говорит:
— Ну вот, еще одну страну можно вычеркнуть.
— Но ради такого стриптиза можно, а?
— Оззи, ты считаешь, что это был стриптиз? — она мне в ответ. — Ты маршировал как на долбаном нацистском параде. Туда-сюда. Бедный немец не знал, куда глаза девать. А потом ты макнул свои яйца в его бокал с вином.
— Я думал, что я нассал в вино.
— Это было потом.
А потом мы полетели в Париж. Я все еще не мог отойти после Берлина, пил в три горла, потому что везде было халявное бухло. К тому времени, все уже знали про случай в Берлине, и люди из фирмы грамзаписи, которые пригласили нас в ночной клуб, были начеку. Все говорят о делах, и чтобы не сдохнуть от скуки, я оборачиваюсь к соседу и говорю:
— Эй, не окажешь мне услугу?
— Конечно! — отвечает он.
— Дай мне в морду.
— Что?
— Дай мне в морду!
— Не могу.
— Ты согласился, когда я просил тебя об услуге. Ты обещал. Так дай же мне в морду, ёб твою мать!
— Нет!
— Ударь меня!
— Мне жаль, мистер Осборн, но я не могу.
— Давай, блядь, ты обе…
БАХ!
Последнее, что я увидел — был кулак Шарон, приближающийся ко мне с другой стороны стола. Через мгновение я лежал на полу, из носа текла кровь, казалось, что у меня выпадет половина зубов.
Открываю глаза, вижу над собой лицо Шарон:
— Ну что, доволен?
Я плюю кровью и соплями:
— Очень! Спасибо!
В ту ночь я лежал в гостиничной кровати, и меня нехило плющило после кокаина, можете себе представить. Меня трясет, я потею, меня донимают видения. Поворачиваюсь на бок и пробую обнять Шарон, но она только ворчит и отталкивает меня.
— Шарон! — умоляю я. — Я сейчас умру.
Ничего, тишина.
Пробую еще раз:
— Шарон! Я помираю!
Снова тишина.
И еще раз:
— Шарон, сейчас.
— Ты не мог бы умирать потише? Я должна выспаться. У меня утром встреча.
Я и Шарон, постоянно друг друга подкалывали.
Однажды вечером спустились в гостиничный бар. Сели в уголке, а я пошел заказать пива. Но моё внимание привлек парень на инвалидной коляске, рокер — мотоциклист из группировки «Hells Angels» [56]. Мы немного поржали, из-за чего я совсем забыл, что меня ждет Шарон с пивом. И вдруг слышу голос с другого конца зала:
— Оззи! Оззи!
«Черт! — думаю я. — Сейчас отгребу по полной программе». И по дороге придумываю смешную историю.
— Прости, любимая! — говорю я. — Ни за что не догадаешься, что случилось с этим парнем. Собственно, об этом он мне рассказывал, и я не мог оторваться.
— Попробую угадать: он упал с мотоцикла?
— О, намного хуже! У него рикошет.
— Что у него?
— Рикошет.
— А что это, бля, за рикошет?
— Не знаешь?
Это словечко пришло мне в голову минуту назад, и я лихорадочно придумывал, что оно могло означать.
— Нет, Оззи, не знаю, что такое рикошет.
— Говорю тебе, с ума сойти.
— Что это за хрень? Говори же!
— Это может случиться, когда девушка делает тебе приятно рукой, и когда ты уже готов выстрелить, зажимает пальцем дырочку. Ну, а если не повезет, как тому бедняге, сперма летит обратно по артериям, ну, ты понимаешь.
— В сотый раз говорю, Оззи, нет, не понимаю!
— Ну… и тогда… э… разрушается позвоночник.
— О Боже! — Шарон, кажется, серьезно шокирована. — Это ужасно. Иди, угости его пивом.
Я не мог поверить, что она купилась на это.
Позже и позабыл об этом. Пока однажды, несколько недель спустя, я ждал за дверью, пока не кончится совещание в «Jet Records». Всё, что смог услышать, это как Шарон повторяет слово «рикошет», а парни говорят ей в ответ: «Какой рикошет? Что ты несешь?»