Наступили летние каникулы, и мои мучения с уроками закончились. Все свободное время я проводила на улице с другими детьми. В один из теплых дней я услышала знакомый голос:
– Наташенька, доченька.
Обернувшись, я увидела на конце площадки Анну, которая протягивала свои руки и двигалась в мою сторону. Я молча подошла к ней, соблюдая дистанцию между нами.
– Доченька, ты на меня злишься? – удивленно спросила Аня
Я кивнула головой и к глазам подступили слезы. Она подошла ближе и прижала меня к себе:
– Солнышко мое, мама тебя любит. Просто мне плохо жилось с твоим папой, поэтому я была плохой. Но я исправилась, честно. Хочешь, пойдем со мной на озеро, как раньше? Будем купаться и есть шашлыки.
Прижавшись к ней, я кивала головой.
– Только давай договоримся, ты папе ничего не рассказываешь, это будет наш с тобой секрет? – сказала она.
– Я ему ничего не расскажу, честно, – всхлипывая ответила я.
– Ну и отлично. Завтра я за тобой приду во двор, ничего брать не надо, я все принесу, – она чмокнула меня в лоб и ушла домой.
Вечером я сидела в гостиной и меня не покидало странное чувство. Оно было похоже на предательство.
Ну, вот я завтра пойду с ней на озеро и не расскажу об этом Андрею, а если он узнает? Он опять меня изобьет или выгонит из дома?
Устав от размышлений, я легла спать, чтобы завтрашний день наступил быстрее. Несмотря на опасения, я безумно соскучилась по Анне и свято верила, что она исправилась и во всем виноват Андрей.
На следующий день я с трепетом в сердце ждала Аню во дворе и постоянно оборачивалась, ища ее глазами. Наигравшись с друзьями я села на лавочку и стала гипнотизировать подъезд дома. В скором времени из двери показалась Аня.
– Мама, мама, – кричала я и бежала ее обнимать.
Она открыла свои руки для объятий и взяла меня на руки. За ее спиной показался мужчина кавказкой внешности. Я спрыгнула с ее рук и спряталась сбоку от нее, крепко сжав ее руку:
– Не бойся, это Сабир, он мой друг, с которым я живу, – улыбчиво сказала Анна.
Мужчина наклонился ко мне и с улыбкой на лице проговорил:
– Привет. Давай дружить? – сказал он и потрепал меня по голове.
Я отдернулась, поправила волосы. Такое знакомство мне не понравилось и, сжав по крепче руку Анны, я пошла за ней в сторону ж/д путей. Весь день мы купались на озере, ели шашлыки и разговаривали о жизни с Юлей и Андреем. Анна цокала и мотала головой, попеременно поглаживая меня по голове и прижимая к себе. Я расплывалась в улыбке и не хотела, чтобы этот день заканчивался, но время близилось к вечеру, и нужно было собираться домой.
– Так, давай суши полотенцем голову, чтобы отец ничего не заподозрил, – говорила Анна, помогая мне вытирать волосы на голове.
Благо на улице была жара и по пути к дому я полностью высохла. Подходя ближе к дому, я почувствовала, как моё сердце стало бешено колотиться от чувства страха. Зайдя за угол дома, я услышала крики Валентины Петровны на весь двор.
– Наташа, черт побери, – она кричала с балкона уже продолжительное время, судя по ее охрипшему голосу.
Я побежала со всех ног домой, при том что я прекрасно понимала, что меня ничего хорошего там не ждет. Не успев отдышатся, я открываю дверь и первое, что я ощущаю – сильнейшую пощечину по своему лицу.
– Мелкая гадина, где ты шлялась? Что за шаболда белобрысая с тобой была?
– Мама, – ответила я, держась за свою опухающую щеку.
Валентина Петровна взяла меня за шкирку повела вдоль коридора.
– Пожалуйста, только не туда, – умоляла я и упиралась ногами.
Она молча дотащила меня до кладовки, открыла ее и кинула туда, закрыв ее за собой.
Я безумно боялась темноты и замкнутого пространствв. Бить руками в дверь, где мне никто ответит, было бесполезно, поэтому я села на пол и обняла ноги – ждала того момента, когда меня выпустят и накажут. Целый день купания на озере дал о себе знать, и я уснула на холодном полу, прижав к груди колени. Позже сквозь сон я слышала диалог Юлии и Андрея.
– Либо я, либо она! – твердила она ему.
Щелк. Кто-то дернул за щеколду. Дверь открылась, и от яркого света глаза автоматически зажмурились. Андрей кинул в меня ветровку:
– Одевайся, ты переезжаешь.
В руках у него было несколько пакетов с моей одеждой и игрушками. Юля стояла в проеме сложа руки и провожала меня ехидным взглядом.
Что происходит?
Андрей, открыв входную дверь, ждал меня в подъезде. Судя по темноте на улице была уже глубокая ночь. Мы шли молча к первому подъезду, открывали знакомую мне дверь и поднимались на знакомый этаж. Он достал ключи и открыл входную дверь.
– Заходи, – безразлично сказал он.
В его интонации не было никаких эмоций. Словно он был уже готов к этому дню.
Я смотрела на Андрея и на моих глазах проявлялись слезы. Он оставил в коридоре мои пакеты повернулся ко мне:
– Ты мне больше не нужна. Теперь ты живешь тут, – хладнокровно сказал он, молча хлопнув дверью.
В ушах стоял звон захлопывающейся двери и его удаляющиеся шаги на лестничной площадке. Мое состояние можно описать одним словом: «Опустошение». На ватных ногах я дошла до старого кресла и, уткнувшись в него, легла спать. Это единственное, на что я была тогда способна.
– Доча, солнышко. Ты что тут делаешь? – Аня трясла меня за плечи.
Открыв глаза, я увидела Сабира, державшего свечку, и обеспокоенный взгляд Ани.
– Меня папа сюда привел, сказал, что теперь я живу тут, и я больше ему не нужна.
Она стала меня обнимать, целовать в голову и параллельно материть Андрея. Я слушала возмущения Ани, какая он сволочь, что ночью, вот так выкидывать ребенка в квартиру, где нет света, горячей воды и электричества, может только монстр. Проведя меня на кухню, она усадила меня за стол:
– Кушать хочешь?
Я кивнула головой. Тогда она подожгла еще пару свечей и стала жарить на плите фасоль с куриными яйцами.
На счет отсутствия удобств в квартире. Андрей лично в квартире устроил такой холокост. Он перерезал провода в квартире, перерубил горячую воду, чтобы побыстрее выжить Аню из квартиры. Но она быстро приспособилась к таким условиям жизни.
Не зря она же в год крысы родилась. Такие животные быстро адаптируются к любым условиям проживания.
Мы поели, и я пошла спать на свою старую двухъярусную кровать. Первый ярус был завален вещами, поэтому я предпочла подняться выше.
Остаток лета я провела более-менее спокойно, но без нормальных условий для жизни. Днем я гуляла во дворе, а ночью в полной темноте сидела одна и ждала, пока они вернутся с работы, играя с огарками свечей.
Наступила осень, и нужно было возвращаться в школу. Первым делом я подошла к классной руководительнице и рассказала ей потрясающую новость:
– Марина Николаевна, я теперь с мамой живу, представляете, – радостно сообщила я ей.
Она встревожено на меня посмотрела.
– Наташ, давай я позвоню в приют, может, туда поедешь? – спросила Марина Николаевна.
– Нет, не надо, у нас все хорошо, – убеждала я её.
– Ты уверена?
– Конечно, я уже пол-лета с ней живу. Она изменилась.
Она неодобрительно на меня посмотрела и сказала:
– Если что-то случится, ты мне обязательно расскажешь? – спросила она.
– Хорошо, – сказала я и бодро пошагала в класс на уроки.
Приходя домой после школы, первым делом я бралась за уроки, пока на улице не стемнеет. Так продолжалось несколько недель. Пока кое-что не изменилось. Бывало так, что в выходные дни Сабир оставался со мной дома, пока Аня была на работе. За пару месяцев я привыкла к его присутствию и постепенно доверчиво стала относиться к нему. В один из дней он предложил мне поиграть в телефон. Мы резвились на кровати, и ничего не предвещало беды, пока он не предложил:
– Ты когда-нибудь видела, что у мальчиков в трусах? – спросил меня он.
Я помотала головой.
– Давай я тебе покажу, – игриво продолжил он.
Он снял с себя штаны. Я резко отвернула голову, это было слишком противно для моего детского сознания.
– Не бойся, давай ты его потрогаешь.
Он взял мою руку и стал водить ей по своему органу. На мои попытки вырвать руку, он сжимал ее сильнее.
– Мне больно, пожалуйста, отпустите мою руку.
– Я отпущу тебя, если ты кое-что сделаешь, – более грозно сказал он.
Мое сердце стало бешено колотиться, я понимала, если сейчас не выполню то, что он просит, меня могут избить. Он приподнял одеяло и схватил меня за шею.
– Теперь ты должна его поцеловать и облизать, как чупа чупс облизываешь. Поняла?! – сжимая сильнее мою шею, спросил он.
– Угу, – сквозь слезы ответила я.
Он томно вздыхал и все крепче сжимал мою шею, заставляя меня не останавливаться.
Я не могу описывать подробности того, что он заставлял меня делать и как. Мне просто очень тяжело вспоминать этот ужасный день в своей жизни. Я жалею, что не рассказала в суде об этом, не дала показания против него за изнасилование. Мне было стыдно об этом говорить до сегодняшнего дня. Для восьмилетнего ребенка это была сильная моральная травма и, если кто-то был жертвой насилия, то он поймет, что о таком не кричат на каждом углу, тут нечем гордится. Я просто старалась забыть этот момент, стереть его из памяти, но раз я исповедуюсь тут сейчас, мне нужно рассказать, что я чувствую и как пережила это.
25 сентября 2005 года этот день как черный день моей жизни. Это была суббота, мы с друзьями гуляли во дворе и решили пойти в магазин за мороженым. Так как денег у меня не было, я решила под шумок утащить себе стаканчик мороженного. На улице было бабье лето, мы наслаждались последними теплыми деньками этого года. К вечеру все расходились по домам, я как обычно пришла домой, никого не было, без света делать было нечего, и я легла спать. Проснулась я от резкой боли в голове. Аня с Сабиром были жутко пьяны. Анна скинула меня с кровати на пол и стала избивать ногами:
– Ах ты, маленькая тварь. Воровать вздумала. Мне в магазине все рассказали, – кричала она на меня.
Она опустилась на колени и когтями впившись в мой подбородок поднимала меня с пола.
– Денег тебе надо! – закричала она, а затем кинула меня в кресло, стоявшее напротив нее.
Рядом с ним стояла ракетка для большого тенниса (подарок моей бабушки), я автоматически стала прикрывать свою голову. Она схватила ее и стала меня ей лупить.
– Маленькая воровка, тварь, паскуда! – кричала она и била со всей дури меня по всему телу ракеткой. Хруст. Ракетка ломается, она кидает ее в сторону, берет меня за лицо, сжимая челюсть и запихивает в рот купюру:
– На, жри, тварь, деньги, – кричала она, запихивая их глубже мне рот.
Во рту почувствовался металлический привкус. Я не успевала даже осознать, что со мной делают. Она била меня по лицу и голове. Когда ее силы иссякли, в дело вступился Сабир. Пока он наматывал на руки эластичный бинт, Анна громко смеялась.
– Не надо, пожалуйста, мама, я больше так не буду. Прости меня, пожалуйста, – молила я.
Но мои мольбы никто не слышал. Сабир поставил напротив меня большого плюшевого медведя и стал через него бить меня по голове. Он смеялся и хвастался Ане тем, что занимался борьбой. Пластиковый нос плюшевой игрушки от каждого удара била меня в переносицу. Дальше я ничего не помню.
Из судебных дел позже узнаю.
«Со слов соседей,, детский крик продолжался на протяжении часа. Милицию не вызывали, так как семья была неблагополучной, и на выезд отказывались приезжать в данную квартиру».
Утро воскресенья. В глазах плыло, шевелиться было физически больно. Как оказалась в кровати – не помню. Вся ночная потасовка была как кошмарный сон. Ко мне подошла Аня, и я забилась в угол кровати:
– Слышь, тварь, скажешь всем, что упала с велосипеда. Или я тебя убью. Поняла?
Сглотнув слюну, я кивнула головой. Выдохнула я только тогда, когда услышала, как ключи закрывают входную дверь. Приподнявшись на кровати, я обернулась строну шкафа и стала искать на нем свое маленькое зеркальце. Зажмурив взгляд, я поднесла его ближе и открыла глаза. На голове была кровяная корка, нос распух до размера картошки, на губах не было живого места. Я не узнавала своего отражения, слезы лились из глаз и лицо стало щипать. Убрав его, я спряталась под одеяло и провела весь день в кровати. Мне было страшно. Я боялась, что они вернутся в любую минуту и продолжат меня избивать. От боли во всем теле я проспала целый день. Дождавшись понедельника, я встала раньше всех, тихо собралась и убежала в школу. В подъезде встретила соседку бабу Валю.
– Доченька, – вскрикнула она, – Что с тобой?
– Я с велосипеда упала, – отчеканила я заготовленный ответ.
– С велосипеда так не падают, вот, держи.
Она протянула мне белую шоколадку «Воздушный».
Поблагодарив ее, я пошла в школу через дворы, чтобы меньше привлекать к себе внимание. Шоколадка была кстати, я не ела больше суток и уничтожила ее за считаные минуты. Я знала, что, придя раньше в школу, в классе никого не будет, так как в это время все дети гуляли на спортивной площадке с учителем. Свернув за угол школы, я направилась к футбольному полю. Увидев Марину Николаевну, я поспешила к ней. При виде меня Марина Николаевна отшагнула:
– Наташа! Что с тобой случилось? – испуганно спросила она.
– Я упала с велосипеда, – повторилась я.
И тут она засмеялась. Сейчас я понимаю, что это был истерический смех, но в тот момент мне показалось, что мое лицо показалось ей забавным. Я потеряла сознание. Дальше все как в тумане. Кабинет медсестры, директор школы, милиция, скорая, реанимация. У меня былое сильное сотрясение головного мозга, тупые травмы по всему телу и многое другое. Ко мне в палату почти каждый день приходил следователь и показывал фотографии мужчин, попутно допрашивая детали той ночи.
Этого ублюдка искали.
Позже ему дадут семь лет, а ее не найдут. Аня быстро поняла, что ее ждет и уехала на Украину. Андрей откажется от меня в суде и позже тоже переедет на Украину, чтобы избежать суды и выплаты алиментов.
Около месяца я провела в больнице. Одноклассники носили мне гостинцы, навещали меня и постоянно подбадривали. Бабушка приезжала ко мне со своей подругой Галей, сидела со мной часами и уверяла, что всех их найдут и накажут. Каждый ее приезд сопровождался баулами сладостей, и в какой-то момент я не могла на них смотреть, поэтому раздавала их другим детям по палате.
Чего пропадать добру.
В день выписки за мной в больницу пришла Бела Борисовна, обняла меня, как в старые добрые времена, и повела меня в стены родного мне приюта «Преображения». При виде меня брат только обозлился и ушел на улицу. Я снова ощутила внутренний удар. В тот момент я потеряла всех, кроме бабушки, и для меня она была последним лучом надежды на что-то хорошее в этой жизни.
Тянулись дни, недели, месяца, пока после очередного занятия с психологом ко мне не подошла Бела Борисовна:
– Собирай вещи, ты едешь в детский дом, – ошарашила она меня.
Что такое детский дом? Я не хочу туда ехать, а как же мой брат?
В коридоре стоял сервант с зеркалом, я забилась в него и спряталась за куртками.
– Не хочу в детский дом. Я не поеду без Стаса! – кричала я.
Услышав это, он фыркнул в мою сторону и ушел. Он даже не попрощался со мной, из-за этого я стала еще громче плакать и брыкаться. Это было так больно, ведь мы больше никогда не увидимся. Мне хотелось его объятий, но я была ему чужой. Ко мне подошла Вика Шмелева и сунула плюшевую игрушку.
– Возьми. На память обо мне.
Я прижала к себе её подарок. Бела Борисовна стояла в проеме, и я понимала, что мне всё равно некуда деваться, поэтому стала одеваться. Она взяла меня за руку и проводила в машину, которая ждала меня на улице. На улице мел снег, я смотрела в окно и мысленно прощалась с приютом, который уходил всё дальше из моего поля зрения. Я прощалась со старой жизнью, братом и всеми родными и близкими, ведь меня ждал новый этап. Детский дом.