Ещё один случай. Мне позвонил редактор «Союзмультфильма» Александр Тимофеевский и предложил написать песню к мультфильму «Чебурашка». Я сел писать. Но тут снова звонит Тимофеевский:
– Прости, Юра, – Успенский против тебя.
Мы с Эдиком были уже достаточно близкими друзьями. Я позвонил, спрашиваю:
– Почему ты не хочешь, чтобы я писал?
– Потому что ты стал не только автором песен, но и знаменитым сказочником, и теперь все скажут, что ты написал не только «Бременских музыкантов» и «Голубого щенка», но и моего «Чебурашку». Поэтому я и хочу, чтобы песню написал никому не известный автор.
И таким автором стал тот самый Тимофеевский, который до этого песен не писал, а был известным поэтом «самиздата». Он создал великолепную песню: «Пусть бегут неуклюже пешеходы по лужам…»
Но прошло какое-то время, и вдруг Эдик сам попросил написать песню к его мультфильму «Зима в Простоквашино»:
– Юра, я хочу, чтобы ты написал новогоднюю песню и чтоб была не хуже, чем «В лесу родилась ёлочка». Ты сможешь.
– Ещё бы! – ответил я. И написал «Кабы не было зимы в городах и сёлах…»
У Эдуарда Успенского было продюсерское чутьё. К примеру, Аркадий Хайт сочинял для многих артистов невероятно смешные сатирические миниатюры, в том числе для Геннадия Хазанова. Но никогда не писал песен. Однако именно к нему Успенский обратился за песнями для «Радионяни». Не ко мне, а к нему. Я бы никогда не смог так остроумно, изящно зарифмовать, скажем, правила о том, какие ударения в каких словах надо ставить. Я просто восхищался этими стихами.
Успенский абсолютно точно чувствовал: кто что может сделать лучше всех – вот в чём дело.
Лет десять назад мне предложили написать песню для мультфильма «Весна в Простоквашино». Причём сценарий был написан не Успенским. Я очень удивился. Эдик в это время лежал в больнице в Германии. Но мне передали его слова: «Пускай сценарий будет не мой, только песню пусть Энтин напишет».
И я написал:
Я очень не хотел отдавать эти стихи продюсерам без одобрения Успенского и попросил человека, который был рядом с ним, прочитать ему этот текст. Вскоре человек перезвонил и сказал, что песенка Успенскому понравилась, но только он просит убрать куплет с его именем. Так что в мультфильм песня вошла в урезанном виде.
Когда Эдик вернулся в Москву, я его спросил, почему он «запретил» первый куплет.
Он ответил:
– Ничего я тебе запретить не мог, потому что стихов твоих никто читать мне не давал. И сценарий этот к постановке я не одобрял.
Мультфильм всё равно вышел, но получился откровенно слабым, хотя песню с прекрасной музыкой Евгения Крылатова все хвалили. Я твёрдо решил восстановить справедливость: сам сниму видеоклип «Весёлая деревня Простоквашино» и покажу его в своих социальных сетях, ведь с телевидением я перестал сотрудничать. В том числе в связи с позорной травлей Успенского.
Но поговорим лучше о более приятных вещах. Вспоминаются невероятные истории. Вот, например, такая.
В Подмосковье есть посёлок Болшево, и там – Дом творчества кинематографистов. Однажды меня туда пригласили как молодого кинематографиста – принять участие в семинаре. Съехалось много интересных людей, в том числе Эдуард Успенский. Все перезнакомились. Начались интересные занятия. Всё как-то было весело и легко. Но… до определённого момента. Объявили, что на семинар приехал сам Филипп Денисович Бобков – заместитель председателя Комитета госбезопасности (КГБ), он хочет с нами поговорить и готов ответить на наши вопросы.
Ну хорошо. Встретились. Он сделал небольшой доклад, довольно приятный. Можно сказать, для КГБ – демократичный. Потом говорит:
– Я закончил. Задавайте вопросы.
Тишина. Какие вопросы? Это они обычно задают вопросы (и в другой обстановке). Поднял руку один Успенский:
– У меня, – говорит, – к вам вот такой вопрос: я написал шесть повестей, они лежат в столе, их не печатают по причине отсутствия бумаги в стране. Я хочу спросить вас: почему у нас нет бумаги? Что случилось?
Филипп Денисович стал что-то объяснять: мол, непростая международная обстановка, страна переживает временные трудности, пройдёт время и ваши книги будут напечатаны… А Успенский:
– Вы говорите, временные трудности. Но я тогда не понимаю, почему у писателя Леонида Брежнева вышла книга «Малая земля» и бумага для этого нашлась. И тираж был огромный. Могли бы все шесть моих книг напечатать вместо одной этой.
Он замолчал. Все замерли. Эту звенящую тишину, думаю, никто из тех, кто там был, никогда не забудет… Зампред КГБ, побагровев, повернулся лицом к президиуму и произнёс:
– Это провокация.
И ушёл.
Побелевший руководитель симпозиума подошёл к Успенскому и говорит:
– Эдуард Николаевич, я вас очень прошу: соберите вещи и уезжайте.
Эдик молча собрал вещи и уехал. Но весёлой обстановки как не бывало. Все о чём-то шептались. Атмосфера была какая-то неприятная – нервная. Настроение подавленное. Никто не знал, что говорить: ни осуждать Успенского, ни защищать никто не решался.
И вот, наконец, настаёт момент, ради которого многие и приехали в «Болшево», – банкет! Все собрались за огромным столом. Режиссёр Фёдор Хитрук, старейшина советских мультипликаторов, начал говорить тост, связанный с семинаром. И вдруг входит Успенский. Все повернулись к нему, замерли… И он сказал:
– Фёдор Савельевич, обождите! Я вас очень прошу, сядьте, я́ хочу произнести первый тост.
Все замолчали. Эдик попросил и ему налить рюмку. Места для него не было, он начал стоя:
– Я хочу провозгласить тост за лучшего друга советских мультипликаторов и юмористов – Леонида Ильича Брежнева.
Молчание. Никто не пошевелился. Тогда Эдик достаёт блокнот и ручку и говорит:
– Кто сейчас не выпьет, я запишу и отправлю прямо товарищу Бобкову!
И тут начался такой гомерический хохот, что все стали как братья. Эдика посадили за стол, начали обниматься… И это сошло ему (да и нам) с рук.
Спустя какое-то время, уже в девяностые, я рассказал об этом случае по телевизору. После передачи Эдик позвонил мне и говорит:
– Я смотрел и сам смеялся, а потом задумался: всё-таки, ты меня считаешь нормальным или сумасшедшим?
Я ему сказал:
– Я считаю, что ты самый нормальный из нас.
И таких случаев я могу рассказать огромное количество. Скажем, однажды он позвонил мне:
– Юра, я очень тебя прошу поехать со мной в суд. Я подал в суд на «Союзмультфильм»: они считают, что мультипликационные персонажи принадлежат только им, а я считаю, что они принадлежат в том числе и писателю – автору.
Я говорю:
– Не хочу я идти в суд, не люблю я этого. Да и не был никогда.
Он:
– Ты можешь меня поддержать?
Я спрашиваю:
– А что от меня требуется?
– Да ничего, просто посиди. Ты такой милый, обаятельный. Может, повлияешь на судей.
Короче, я пришёл.
Со стороны истца я был один. А с той стороны – трое представителей «Союзмультфильма», юристов. А у Эдика не было юристов, он сам все свои аргументы юридически обосновывал. Завязалась дискуссия. И победил полностью Успенский! Когда судьи – три строгие женщины в мантиях – это объявили, я спрашиваю:
– Скажите честно: вы руководствовались буквой закона или это я на вас повлиял? Успенский сказал, что я «такой милый, обаятельный»…
Они серьёзно говорят:
– При чём здесь закон? Конечно, это вы повлияли!
Как Успенский хохотал!..
Назад мы ехали очень весело, и он спрашивает:
– Юра, тебе понравилось?
Я говорю:
– Понравилось. Особенно, что ты без юриста, сам доказывал. Но я не понимаю одного: зачем тебе это нужно? Тебе что, не хватает денег? Зачем? Это же нервы! Изматываешь себя.
А он:
– Никаких нервов. Мне почти всё равно, выиграл я или проиграл. Дело не в деньгах, а в справедливости. Я не растрачиваюсь на это, а наоборот. Я согласен с Марксом, что жизнь – борьба. Мне нравится бороться.
А вот ещё одна характерная история из его личной жизни.
Успенский удочерил двух девочек. Я, честно сказать, этого не понимал. Но однажды я приехал в деревню, где он жил, и застал в его доме такую картину. Стол, за столом с одной стороны сидит он, с другой – девочки, а посередине – макет театра, сцена, куклы. Говорит:
– Юра, я тебя очень прошу: ты или иди погуляй, или, если хочешь сидеть – сиди, но только тихо. Сейчас идёт спектакль – я занимаюсь с дочками.
Забавно… Трогательно… Девочки реагировали невероятно. Длилось это не менее получаса. Я чуть-чуть раньше приехал, но он наметил занятие с дочками и довёл его до конца, не обращая на меня внимания, не извиняясь и не стремясь завершить побыстрее. Это на меня произвело мощнейшее впечатление: я видел их любовь к нему и его терпение и отцовское внимание.
Успенский начал выезжать за границу – в Финляндию, где вышла его сказка. Он договорился, что деньги за перевод его книги дадут не государству, а непосредственно ему в руки. Не знаю, как уж ему это удалось – даже артисты Большого театра за рубежом не решались заработанные деньги получать на руки. А на весь гонорар он купил видеомагнитофон. Я ещё не понимал, что это такое, потом позвонил друзьям, и мне рассказали, что к чему. И вот я ему звоню:
– Эдик, мне плёнки дали посмотреть – мюзиклы заграничные. Можно я к тебе приеду – посмотрим?
– Да нет, – отвечает, – я всё это решил передать детскому дому. Им это нужнее, чем нам.
Как-то я приехал к нему на дачу. Мы зашли в комнату, где были только его книги. Он снял с полки одну и говорит:
– Долго думал, подарить тебе или не подарить. Это книга о Лжедмитрии. Я, конечно, не историк… – И вручает мне толстую книгу. Он издал её за свой счёт и весь тираж выкупил. Я не знаю, читал ли её кто-нибудь кроме меня. А смущался он, по-моему, потому, что я по образованию преподаватель истории. То есть, при всей уверенности в себе, у него не было чувства «Я – гений».
Закончить я хочу такой историей. Все знают, что он всегда делал то, что хотел. Но при этом…
Какое-то время я вёл на Первом канале передачу «Чунга-Чанга». Смысл её был в том, чтобы знакомить детей с авторами, которые писали детские песни. В том числе, конечно, с Успенским. Эту программу было бы интересно найти, потому что такого Успенского никто никогда не видел. Перед съёмкой он мне сказал:
– Юра, это твоя передача. Скажи, что мне делать? Я буду делать абсолютно всё, что ты велишь, и на сто процентов подчиняться тебе.
Я говорю:
– Да нет, не надо. Будь собою. Даже если ты глупости наговоришь, я вырежу. Ничего не бойся. Будь свободным.
И он стал читать свои лирические стихи, которых я никогда не слышал. Он был невероятно трогательный, нежный. И даже какой-то беззащитный. Я над ним подшучивал, а он не отвечал. Я его пытался раззадорить, а он мне отвечал мягко. Это была чудесная передача. И незабываемое воспоминание…
Хорошо бы в нашей стране восторжествовала справедливость по-Успенски!
Александр Левенбук
Эдюля
Так называли Эдуарда Успенского в нашей компании. А были в ней: Феликс Камов (Кандель) известный российский и израильский писатель, автор многих литературных и исторических книг, Эдуард Успенский, самый популярный детский писатель, Аркадий Хайт, лауреат Государственной премии СССР, Александр Курляндский, лауреат такой же премии, Михаил Танич – один из лучших поэтов-песенников, и мы с Лившицем. Тогда никаких особых достижений и почетных званий у нас не было, а принципы были. Они не были сформулированы и записаны, но как бы висели в воздухе квартиры Феликса Камова, в которой мы чаще всего собирались.
Вот эти принципы: писать смешно, но не ради смеха; писать не похоже на других; обязательно изобретать свой приём, форму произведения.
Однажды Эдик что-то нарушил, в смысле товарищеской этики. Мы устроили суд над ним. Во время суда я вдруг почувствовал, что все как-то ограничиваются слишком мягкими упреками. Я спросил: «Почему?». Хайт ответил: «Амнистия за талант».
Вся молодость Лившица-Левенбука связана с Камовым и Успенским. Наш успех и популярность – их заслуга. Они написали нам массу прекрасных номеров, смешных и разных. До сих пор, а прошло полвека, многие помнят фразы:
Или:
Или:
Однажды во дворце спорта Лужники мы исполняли номер «Слухи про артистов», в котором существующие слухи авторы доводили до абсурда. Разговор двух бабок.
Одна:
Вторая:
После этих смешных глупостей Марк Бернес выходил на сцену без объявления ко всеобщей радости зрителей.
Мы начали выступать отделением и однажды выехали в длительные гастроли по Сибири и Дальнему Востоку шикарной компанией: Феликс Камов, Эдуард Успенский, Михаил Танич, Ян Френкель, певица Раиса Неменова и мы.
А позже репертуара накопилось и на сольный концерт. И за всё спасибо нашим авторам.
Ещё в период соавторства с Камовым Эдик начал работать самостоятельно. Появились Чебурашка, и Крокодил Гена, и Старуха Шапокляк, и Кот Матроскин, и Дядя Фёдор, и многие, многие другие. И все персонажи были изобретением Успенского, его фантазии и таланта.
Потом судьба развела соавторов. Феликс уехал в Израиль. Эдик несколько раз ездил в Иерусалим, а Феликс приезжал в Москву. Они сохранили самые тёплые отношения.
Мелькают слухи, что Эдик был скуповат. Не знаю. Скорее наоборот. Однажды театру «Шалом» нужна была помощь, и он дал нам серьёзную сумму. Сразу, безо всяких уговоров.