– Разрешите мне? – попросил Гулякин.
– Да, да, пожалуйста. Слушаю вас.
– Товарищ военврач первого ранга. Думаю, не ошибусь, если скажу от имени всех. Нас готовили для Военно-Воздушных Сил. Но в Москве принято решение направить в Воздушно-десантные войска. Врачей для этого отбирали специально. Почти все в нашей группе занимались в аэроклубе, почти у всех по нескольку прыжков с парашютом. Так что наше место в воздушно-десантных войсках и просим вас отправить в части и соединения корпуса.
Хмелёв повертел в руках предписание, несколько раздражённо спросил:
– Другие мнения есть? – и, не услышав других мнений, продолжил: – Вы, вероятно, считаете, что главное место военного врача сейчас у самой линии фронта, а здесь, в тылу, всё легко и просто. Почти что курорт? Это далеко не так. Здесь у врачей колоссальная нагрузка. Хирурги падают с ног, не отходят часами от операционных столов. А где приходится работать? Вы привыкли к институтской клинике. А здесь мы создаём лечебные учреждения в самых неприспособленных для этого зданиях: в школах, институтах, общежитиях… Вы даже представить себе не можете, насколько сложно в кратчайшие сроки приспособить эти здания под госпитали, оборудовать в них операционные, перевязочные, физиотерапевтические и рентгеновские кабинеты, санпропускники, пищеблоки – словом, всё самое необходимое для лечения раненых.
Все молчали. Да, собственно каждый понимал, что в тылу не сладко, что здесь у медиков тяжелейшая, изнурительная работа. Правда, не рвутся снаряды и не падают бомбы. Нет постоянного риска для жизни, как на передовой. Молодым военврачам уже было известно, что фашисты бомбят и обстреливают из орудий медсанбаты, что для вражеских бомбардировщиков излюбленными целями являются санитарные поезда. Быть может, именно поэтому никто из группы Гулякина не хотел оставаться здесь. Ведь на фронте в жестоких боях погибали их сверстники, а теперь уже, наверное, находились под бомбами и те выпускники военного факультета, которые были направлены в стрелковые, танковые, артиллерийские части и соединения.
Военврач 1 ранга Хмелёв всё же сказал ещё несколько слов, вряд ли уже рассчитывая кого-либо убедить остаться в Куйбышеве:
– Создание госпиталей – дело огромной государственной важности. Советские и партийные органы делают всё, чтобы выполнить эту задачу в кратчайшие сроки. Я вам не предлагаю лёгкой работы…
Гулякин сообразил, что, видимо, не в компетенции Хмелёва было оставить кого-либо в тыловом госпитале силой приказа. Видимо, ему было почему-то необходимо, чтобы кто-то из военврачей попросил об этом сам. А сообразив, стал настаивать на своём:
– Мы направлены в Воздушно-десантные войска и хотим немедленно отправиться к месту службы.
Хмелёв махнул рукой и уже, сменив тон, сказал:
– Не смею вас задерживать. Желание ваше не только законно, но и похвально. Сам в действующую прошусь, – признался он. – Но ведь кому-то и здесь работать надо. Что ж, удачи вам. Документы оформим сегодня же и распределим вас по частям и соединениям корпуса.
Старый пароход, глухо шлёпая по воде огромными колёсами, медленно подошёл к пристани. Всей группе были предоставлены места в каютах. Но погода выдалась солнечная, и молодые военные врачи не уходили с палубы, любуясь живописными волжскими утёсами, косогорами и широкими песчаными косами, врезающимися в русло, бархатными берегами, вдоль которых стлался по воде разноцветный лиственный ковёр.
В прозрачной воде, отражались редкие облака и косяки перелётных птиц. Природа жила своей, независимой от войны жизнью. Здесь, на просторах великой русской реки, с трудом верилось, что где-то идут жестокие бои, гибнут люди, что над Отечеством нависла смертельная опасность.
В штабе 1-го воздушно-десантного корпуса военврачей распределили по соединениям и частям. Группа распалась. Распрощавшись с товарищами, Гулякин отправился в 1-ю воздушно-десантную бригаду, в которую получил назначение.
1-й воздушно-десантный корпус был сформирован 2 июля 1941 года, уже принял участие в жесточайших боях и был выведен на доукомплектование. Нужно было довести численность его до полного штата, а это 10 000 человек. Причём, направлялись в корпус в основном добровольцы по комсомольским путёвкам ЦК ВЛКСМ. В составе корпуса были три воздушно-десантные бригады, танковый батальон, артиллерийский дивизион, а также подразделения и части обеспечения. Военно-транспортная авиация в состав корпуса не входила, а придавалась ему на время проведения воздушно-десантной операции. На вооружении соединения было обычное стрелковое вооружение – ручные и станковые пулемёты, ну и, конечно, автоматы – с трёхлинейками-то десантироваться трудно. Миномёты были 50-мм и 82-мм. Артиллерия представлена 45-мм противотанковыми и 76-мм горными пушками. Ну и кроме того на вооружении состояли огнемёты.
В отдельном танковом батальоне было 50 танков Т-40 и Т-38.
В начале войны воздушно-десантные части и соединения использовались в основном, как стрелковые, поскольку и опыта у командования в проведении операций оказалось недостаточно, да и нечем было десантировать. Огромное количество самолётов, во многом по причине предательства генерала Павлова, враг уничтожил в первый же день войны на аэродромах.
Вот в такой корпус и прибыли Гулякин и его товарищи.
В 1-й воздушно-десантной бригаде Гулякина принял начальник медицинской службы бригады военврач 2 ранга Кириченко.
– Рад пополнению! – воскликнул он, поднимаясь навстречу из-за небольшого письменного стола, заваленного бумагами. – А то у нас совсем плохо с медициной. Вы назначены начальником медицинской службы второго отдельного воздушно-десантного батальона. Коротко введу в обстановку. Вы уже, вероятно, знаете, что корпус находится на доукомплектовании после тяжёлых потерь, понесённых в первые недели войны.
– Знаю, – ответил Гулякин. – И как долго мы будем в тылу?
– Рвётесь на фронт? Понимаю. Только ведь на подготовку десантников времени нужно побольше, чем на подготовку красноармейца стрелкового подразделения. Да и на обучение медицинских кадров, между прочим, тоже. Ведь вы пока на медицинском пункте батальона – в единственном числе. Сами будете подбирать себе помощников из пополнения.
– Расскажите, пожалуйста, о корпусе, – попросил Гулякин.
Кириченко посмотрел на часы, кивнул:
– Хорошо, несколько минут у меня есть.
Он подошёл к висевшей на стене карте европейской части Советского Союза с обозначенной флажками линией фронта. Взял указку и начал рассказ:
– Корпус участвовал в боях сначала на западном направлении. Выбрасывал небольшие группы десантников в тыл врага, сражался бок о бок со стрелковыми соединениями. С двадцать восьмого августа находился в резерве фронта, но недолго. Обстановка осложнилась, и в начале сентября корпус ввели в бой в составе пятой армии, которая оборонялась на южном берегу Десны. И заметьте, – сделал акцент Кириченко, – все эти месяцы корпус воевал без пополнения, постоянно находясь в самом пекле. Ведь сражаться приходилось с численно превосходящим врагом. В середине сентября в ожесточённых боях корпус понёс серьёзные потери. После этого его было решено вывести на доукомплектование.
– Пополнение уже прибыло? – поинтересовался Гулякин.
– Начинает поступать. Замечательных ребят присылают. Почти все комсомольцы – из Москвы, Горького, Иванова, Владимира… Сроки поставлены жёсткие. Через три месяца мы должны быть готовы вступить в бой. За это время предстоит сформировать части и подразделения, вооружить и подготовить тысячи парашютистов. А учебных баз, как, впрочем, и медицинской базы, нет. Всё нужно начинать с нуля. Правда, командный состав надежный – почти все уже побывали в боях.
– Спасибо за информацию, – сказал Гулякин. – Теперь имею представление о том, куда назначен. Разрешите приступить к выполнению служебных обязанностей?
– Да, конечно. И начните с представления командиру батальона. Он тоже новичок в Воздушно-десантных войсках. Комбат, старший лейтенант Жихарев, назначен к нам из военкомата, где служил до сих пор, и бомбил командование рапортами с просьбой отправить на фронт. Уже успел проявить себя, как хороший организатор, волевой, требовательный командир. Словом, познакомьтесь и с ним, и с теми, кто уже прибыл в батальон, ну и начинайте осваивать нашу десантную науку. Батальон в стадии комплектования.
– Разрешите идти? – спросил Гулякин.
– Да, да, Михаил, идите, – разрешил Кириченко, назвав Гулякина по имени, чтобы несколько снизить накал официоза – всё же медицина есть медицина. Дисциплина необходима, но и большая доверительность, большее взаимное расположение начальников и подчинённых не помеха.
Гулякин уже повернулся и открыл дверь, когда Кириченко остановил его и сказал как бы в напутствие:
– Помните, что старший лейтенант Жихарев хоть и младше вас по воинскому званию, но – командир. Он ваш непосредственный начальник.
– Конечно, конечно, – улыбнулся Михаил и вышел из кабинета.
Вот такие случались метаморфозы. Михаил Гулякин в армии без году неделя, ведь пришёл он на военный факультет совсем недавно, а уже имеет воинское звание военврач 3 ранга, что приравнивается к майорскому званию. В двадцатые – тридцатые годы прошло немало реформ в системе воинских должностей и званий. Завершились они окончательно уже во время войны, в начале 1943 года, когда были возвращены погоны и упорядочены воинские звания офицеров. До этого времени офицеров в Красной Армии не было – были красноармейцы и командиры.
2-й отдельный воздушно-десантный батальон размещался в нескольких домиках. Гулякин нашёл Жихарева в штабе – комнатке, в которой едва приютился стол со стульями, а большая её часть была завалена разным военным имуществом. На стенах висели таблицы и схемы.
Гулякин доложил чётко, по уставу. Жихарев вышел из-за стола, шагнул навстречу, крепко пожал руку. Спросил имя и отчество. Не хотел, очевидно, называть Гулякина по воинскому званию.
– Хорошо, что прибыли, Михаил Филиппович. Дел для медицины много. Личный состав уже поступает. Нужно каждого бойца осмотреть. Определить, годен ли? Мало ли что там могут написать. Люди рвутся в десантники, могут и скрыть недуги. А нам нужны здоровые ребята. Но и это не всё. Попрошу вас помочь с размещением, проверить, соответствуют ли наши, с позволения сказать, казармы, санитарным нормам. Всё хозяйство – несколько домиков, а народу будет много… Штатное расписание знаете?
– Знаю, – кивнул Гулякин.
– А сейчас извините, – сказал Жихарев, мельком взглянув на часы, – тороплюсь на совещание в штаб бригады. Подробнее поговорим позже. Осмотритесь пока.
Михаил обошёл расположение батальона. Домики оказались чистенькими и тёплыми, однако места в них для размещения батальона, численность которого составляла по штатному расписанию около пятисот человек, явно было мало.
«Придётся ставить палатки, – отметил Гулякин. – и придётся в них жить, и поздней осенью, и зимой… Три месяца… Это ж получается, до нового года».
Он прошёл дальше и увидел, что работа по установке палаток идёт полным ходом. Красноармейцы сколачивали нары, расчищали территорию, оборудовали пищеблок. Всё это нужно было теперь тщательно контролировать.
А с утра следующего дня он начал тщательный медицинский осмотр всех прибывших в батальон. К счастью, направляли в Воздушно-десантные войска действительно здоровых и крепких парней.
Постепенно комплектовался и батальонный медицинский пункт. Сначала прибыл фельдшер Василий Мялковский. Его назначили фельдшером медицинского пункта батальона.
Разбирая учётные карточки красноармейцев, Гулякин наткнулся на документы Виктора Тараканова. В карточке значилось, что до призыва он был ветеринарным фельдшером.
«Ну что ж, – решил Михаил, – санитарным инструктором назначить можно. Подучим немного, и дела пойдут».
Труднее было с санитарами. Людей с медицинским образованием не нашли. Выбрали двух красноармейцев – Дурова и Мельникова. Их предстояло учить с азов.
Батальон сформировали быстро, и вскоре начались занятия. Целыми днями подразделения проводили в поле, на стрельбище, прыгали с парашютной вышки.
Не забывало командование и о военных медиках. В один из дней боевой учёбы Кириченко собрал военных медиков батальонного звена на совещание. Когда все разместились в его тесном кабинете, заговорил о главном – о подготовке к предстоящим боям.
– Перед нами, товарищи, задача особой важности: предстоит не только провести занятия с личными составом медицинских пунктов и санинструкторами рот, но и научить каждого десантника оказывать первую помощь на поле боя и себе, и товарищам.
Кириченко напомнил, что судьба раненого во многом зависит от быстроты и качества наложения первой повязки.
– Ротные санитары должны неотлучно находиться на поле боя, быстро оказывать помощь раненым, эвакуировать их в безопасные места, – говорил он. – Но всё это хорошо при действиях в обычных условиях, а как организовать медицинскую помощь в бою, когда подразделения будут делиться на небольшие группы, атаковать противника с разных направлений? Кто наложит первую повязку, назначение которой, как вы знаете, предупредить потерю крови и загрязнение раны, уменьшить боль? Если упустить время, у раненого может начаться болевой шок. Вот потому то и важно, очень важно научить каждого красноармейца приёмам самопомощи и взаимопомощи.
Быть может, впервые именно на этом совещании Гулякин по-настоящему осознал, какая работа ему предстоит, ведь он здесь – один-единственный врач на сотни человек. Именно он, только он один в ответе за всех раненых, к тому же в тылу врага. Их не эвакуируешь в медсанбат, не направишь в госпиталь, ведь вокруг территория, занятая противником, да к тому же прифронтовая полоса, напичканная войсками.
Прежде всего, Гулякин решил наладить учёбу своих непосредственных подчинённых. На следующий день после совещания он провёл первое занятие. Выбрал для него небольшой садик, прилегающий к дому, в котором разместился батальонный медпункт. Начал с разъяснения важности оказания медицинской помощи на поле боя. Повторил многое из того, о чём говорил Кириченко, добавил и от себя кое-что – не зря же окончил военный факультет. Уж чего-чего, а теоретических знаний ему хватало.
Слушали, поначалу скучая. Тогда Гулякин стал задавать вопросы.
– Назовите-ка наиболее опасные осложнения раны на поле боя, – попросил он Мялковского.
– Сильное кровотечение, – твёрдо ответил тот и пояснил: – К нему приводит повреждение кровеносных сосудов. Может образоваться болевой шок. Это в случае обширных ранений мягких тканей, а также перелома длинных трубчатых костей.
– И всё? – переспросил Гулякин.
Мялковский наморщил лоб, но ничего больше добавить не мог.
– Ну а в более поздние сроки? – помог ему Гулякин вопросом.
– Может развиться инфекция. Наиболее опасна анаэробная, – довольно уверенно продолжил фельдшер. – Это газовая гангрена, столбняк…
– По канонам военно-полевой хирургии, товарищи, – дополнил Гулякин. – каждая рана считается первично инфицированной. Об этом надо всегда помнить. А теперь такой вопрос: что нужно сделать при оказании первой помощи?
– Разрешите продолжить ответ? – спросил Мялковский.
– Да, да, конечно, продолжайте.
Мялковский заговорил чётко, даже излишни по-книжному, показывая, что этот материал он знает твёрдо.
– Остановить кровотечение из повреждённых крупных сосудов, защитить рану от дальнейшего попадания инфекции, предупредить возникновение болевого шока. В случае перелома длинных трубчатых костей и обширных ран мягких тканей произвести иммобилизацию…
«Знания есть и неплохие, – отметил Гулякин. – Но сможет ли фельдшер применить их практически на поле боя, под огнём врага?»
Несколько хуже, но в целом верно отвечал Тараканов. Гулякин попросил его рассказать о способах остановки кровотечения. Тараканов правильно назвал все места, где необходимо прижать лучевую, сонную или подключичную артерии, чтобы остановить кровотечение.
Красноармейцев Дурова и Мельникова Гулякин не спрашивал совсем, поскольку их нужно было сначала выучить.
После разбора теоретических вопросов, Гулякин объявил перерыв. Обратил внимание, что его подчинённые живо обсуждают первое занятие.
Пора было переходить к практике…
После перерыва Гулякин начал практические занятия.