Помимо внутреннего разделения на гондонов, пропидоров и настоящих парней, люди делятся на терпил, коммерсов, стремяг, воров, братков, мусоров и синяков. Мусоров и синяков априори не любят: что с них поиметь? Ясно, нечего. От первых жди неприятностей, а от вторых и ждать-то нечего. Терпилы почти все, как правило, пидоры и гондоны, а коммерсы могут стать источниками новых жизненных средств, хотя, если внимательно на них посмотреть, все они тоже гондоны и пидоры.
Нововведения в поведении и внешности здесь не приветствуются. Чрезмерная болтливость – тоже. За внешний вид запросто могут в разговоре сделать человека пилоточником, лизуном или самососом, а уж за серьгу в ухе в перечисленном ряду можно оказаться легко. Расправе и «определению места» предшествует ласковый и проникновенный разговор о семье, жене и сексе. Если во время этой задушевной беседы слышат то, что хотят услышать, следует радостный вопль и человека определяют под шконку или на «веник», тряпку или дальняк. Хорошая физическая форма, мускулы и способность к рукопашному бою, как правило, в такой ситуации не помогают. В камере, где пятьдесят-восемьдесят человек, справиться со всеми невозможно: толпой замнут, задавят, забьют. Физическую силу уважают, но знание внутренней жизни, ее законов не идет с ней в сравнение. Знание и опыт перевешивают.
Зверство не приветствуется. Беспредела не любят. Если уж бьют, то, как правило, за дело. До смерти избивают крайне редко. Морально же глумиться могут бесконечно долго – скучно же!
Если место определено – «пальма», его поменять можно на более престижное, нижнее. А вот подняться из опущенных, поменять масть, невозможно. Можно «засухариться», но если это обнаружат, накажут страшно. Как правило, обнаруживают. «Засухарившихся» пидоров, шнырей, баландеров вычисляют. Каким-то животным чувством, но вычисляют. Очень умных, как и сильно умничающих, не любят. Любое выделение из общей массы в системе настораживает.
Бытие определяет сознание. Сижу в тюрьме, кругом уголовники вперемежку с зеками. Ем баланду. Так что же там у меня в сознании может быть?
Вот уже три раза Наташа прокатила меня с «кабаном». Что это? Случайность или свой ресурс ко мне она уже исчерпала? Мрачно! Все мрачно! Бедная, бедная девочка. Третий раз не попала. Вчерашняя очередь вытеснила сегодняшнюю. Баррикадировались, дрались. Работало одно-единственное окно приема передач. Прошло семьдесят человек из двухсот желающих. При старом хозяине, Прокопенко, такого не было. Часть продуктов испортилась. Наташа с ними вернулась домой. Ужасно. Я от недостатка информации сижу и «гоняю». Предположения были самые мрачные. Недостаток информации в такой ситуации приводит к активизации самых мрачных фантазий.
6 мая. В газете прочитал о уже третьем клонированном ребенке. Причем двое предыдущих – от гомосексуальной пары. Вот и начало конца света. Вот и возможность появления Антихриста. Почва уже подготовлена.
Народная примета: если во время автомобильной аварии машина сбила человека и у него с ног слетела обувь, значит, потерпевший не жилец. Даже если он еще жив, то обязательно «двинет кони» в больнице.
У некоторых их тюремные страдания выливаются в «нервяк», который приводит к активному набиванию кишки. Едят до десяти раз в день, если позволяют средства и возможности. В результате этих страданий некоторых разносит так, что обалдеть можно.
Как это все будет вспоминаться через лет десять? Ужас или милое происшествие?
Пришла в голову такая мысль: во время Второй мировой на территориях, оккупированных Германией, немцы ввели в обиход оккупационную марку, ею расплачивались за все. А вот мы в Европе вводили нечто подобное? Или расплачивались рублем, или вообще не платили?
Оказывается, есть такое понятие «коэффициент удачи». По мнению ученых, везение – свойство враждебное. Ни социальные, ни генетические предпосылки не оказывают на него никакого влияния. Судьба одаривает им только тех, кто не вмешивается в естественный ход развития интересующих их событий и никаким образом не провоцирует их скорейшее завершение. Если, например, рассматривать этот процесс с точки зрения баллистики, то попадание пули в цель зависит от совокупности нескольких случайных величин: силы ветра, твердости руки и т. д. Психологические процессы во многом подчинены тем же законам, поэтому ученые советуют не создавать себе подобных величин, тщательно обдумывая и планируя события. Наверное, утверждение спорное, но, может быть, действительно, спонтанность – мать удачи, хотя и антагонист сознания.
Оказывается, рыжим от природы в случае необходимости требуется на двадцать процентов больше обезболивающих препаратов, чем прочим. У рыжих болевой порог значительно выше, чем у остальных.
Злопамятные люди имеют различные проблемы со здоровьем. Забывающие обиды обладают большей устойчивостью к стрессам и лучшим физическим здоровьем.
6378 км – экваториальный радиус Земли!
Кавказец попросил:
– Дайтэ полкыло кильбасы.
Жизнь на ОК – это отдельная история, связанная с бесконечной цепью всевозможных неудобств и лишений. Первое неудобство – отсутствие пространства. Мало, что там его мало, – его нет. Ежесекундно требуется место, чтобы сидеть, стоять, лежать, есть, общаться, пользоваться туалетом и т. д. По камере не пробежишься, не то что не поймут – физически негде. Любое выделение из общей массы опасно. А вдруг ты сумасшедший? Больной? Провокатор? «Диагноз отрабатываешь»? А если так – ты уже физически опасен. Границы между нормальностью и ненормальностью крайне зыбки. Чуть не так – и ты их уже переступил.
Беседа с художником:
– Портачки бил?
– Бил.
– А где бил?
– На Бутырке.
– Кому бил? Где сидел?
– В сто пятидесятой хате.
– Осужденка, что ли?
– Да.
– А как бьешь, тенями или контурами?
– И так, и так.
– Так кому бил?
– На воле бил.
– А… на воле (разочарованно).
Тихо. Тихо, но неотвратимо пришло 12 мая. Так же неотвратимо когда-нибудь придет и день моей смерти. Но думать об этом не хочется. Хочется думать о жизни – о жизни на воле.
Тут в журнале «Медведь», так себе журнальчик, обнаружил интервью с неким писателем Ростовским (явный псевдоним, и весьма убогий, по нему можно судить и о творчестве этого писателя). Так вот, Ростовский позиционирует себя как специалиста в криминальной области. Утверждает, что хорошо знает тему и написал две книги. Дурацкие вопросы и идиотские ответы. И, главное, сам Ростовский на фото во всяких ракурсах: золотые цепи крупно, перстни крупно.
15 мая. Дело закроем тридцатого, то есть через две недели. Терпение. Терпение. Терпение.
16 мая. Дни и даты выстукивают, как пульс. Из разговора с женой понятно только одно: как жаль, что полностью исчез источник денег. За этим неприятным событием пришла неизбежная необходимость работать. И наступила полоса отсутствия многочисленных мелких, но очень приятных удовольствий. Машина, вещи, продукты, отдых. Раз – и этого всего не стало. И очень обидно, что ничего не оставил гад (то есть я) такого, что можно было бы продать и продлить это прекрасное время удовольствий. Когда реально прекратилось поступление денег, изменился и размер гордости.
Брат до сих пор, похоже, не понял ситуацию, и ему это все решительно не нравится. А как это может понравиться? Кем надо быть, чтобы тебе это понравилось? Такое жуткое изменение. Вчера еще безусловный лидер, руководитель огромного холдинга – и все на фоне полного безденежья. Мне, конечно жаль свою жену и как человека и как женщину. Но наше расставание – это ее стратегическая ошибка, совершенная за четыре года до моего ареста. Тогда я ее простил. Но что бы я ни делал, как бы ни хотел, того марта из головы уже не выкинуть. Вероятно, не будь того марта, и дальше ничего бы не случилось. Вероятно, у меня была слишком высокая степень доверия к ней. Все рухнуло в одночасье. Хотя «в одночасье» – это я, пожалуй, вру. Долго еще сыпались осколки доверия, очень долго. И слепить из них что-то путное мне так и не удалось. Очень тяжело я болел ее изменой. Очень.
18 мая ознаменовалось еще одним шмоном. Мне повезло, я почти не пострадал. Вероятнее всего, завтра нас всех переведут в другую камеру. Посмотрим.
17 мая. Был день рождения отца. Это уже почти полузабытая дата. Из области почти нереального.
20 мая. Присел 210 раз. Набором. Помнится, в детстве на спор с отцом я присел 250 раз. Спорили на 300. Сейчас вижу, и 300 можно сделать. Результат – болит все, что может болеть. Состояние организма, как после вчерашней хорошей пьянки.
Сидя за «дубком», на втором ярусе я видел ноги дагестанца. Его натруженные, стоптанные ступни напоминали нижнюю часть нарезного батона.
ПРОШЛЯК – раскоронованный бывший вор.
4 сентября. А я все еще жду. Прошел объявленный срок, конец лета и еще одна дата, 2 сентября. Вот уже 4 сентября. Что еще ждать? Видимо, Нового года. Ну что ж, до Нового года осталось всего 116 дней, и, похоже, встречу я его именно здесь.
Вчера покатали на машине. Возили как возможного свидетеля по делу «оборотней в погонах» в прокуратуру. Один только вид – просто улиц, людей, машин, домов, возможность пройтись по земле (в тюрьме по земле не ходят никогда) – вызвал приступ нестерпимой тоски. Они там, на свободе – ходят, ездят, суетятся, живут. Просто живут, даже не представляя себе, какая это ценность. Я же продолжаю гнить на централе в буквальном смысле слова.
Вежливые прокурорские работники вежливо навесили наручники, вежливо покормили из прокурорского буфета. В чистеньком кабинете по стенам много бумажных мешков с явно изъятой документацией. Чистенький туалет, евроремонт. Джип вместо автозака. Вежливая беседа неглупых с виду людей.
– Спасибо. До свидания.
Наручники вежливо «клац». Участливо:
– Не жмет? Удобно ли?
Джип, мигалка, МТЦ. Крайне вежливо:
– У вас, наверное, финансовое образование? Какое-какое? А второе РАУ?! О! Сильно!
И на прощание ну очень, очень вежливо:
– Удачи на суде. Только вам, искренне!
Наручники клац – открылись. МТЦ. И для вновь прибывших, оглушенных арестом, очумевших, в шоке прибывающих, в непонятках находящихся:
– Тебе говорю, урод! Вещи, ебена мать, с собой брать! С собой, ебаный в рот, а не на пол!
Вот я и дома. Все встало на свои места: грязь, запах краски и дерьма. У нас «дома», на МТЦ, тоже, знаете ли, ремонтируемся. И гнусная, клопиная нора – хата 131. У, гады!
Да воздастся тебе, гнида К-ов. Да воздастся тебе, сволочь Мак. Чтоб лопнули вы за мои деньги. Чтоб каждый мой рубль поперек глотки вам встал. Поперек желудка, попереком прошел через весь кишечник и еще долго-долго кособоким попереком выходил из ваших жирных геморроидальных жоп!
Я же тем временем продолжаю отчаянно чесаться. Клопы тихо делают свое дело – жрут!
14 сентября. Шторки в «танке» заколебались, затем хлопнули «тормоза», и шнифтовой прокричал:
– Новенький!
Обычное явление: закинули еще одного бедолагу. Через минуту донесся вопль:
– А! И-и-и-!!! – Затем грохот падающего тела и крики: – Ложку, ложку! Весло давай! Да держи его, держи!
И прозвучало:
– Эпилепсия!
Я выглянул из «танка» в надежде узнать, кого скрутило на этот раз. Хрипел и бился новенький. Эпилепсия всегда неприятна, а в тюрьме это вдвойне отталкивающее зрелище: грязь, кровь из разбитой головы, слюни, встревоженные лица, всеобщее напряженное внимание.
Бедолага отошел крайне быстро. Ну, оклемался и оклемался. Тут и не такое увидишь. Я пошел на дальняк, отметив про себя, что у новенького «бедолаги» на удивление мерзкое лицо. Типичный дегенерат-вырожденец. Внешне очень неприятный тип. Вооружившись бутылкой из-под кетчупа, наполненной водой (я не мусульманин, но чистоту тоже люблю), закрыл за собой шторки и взгромоздился над чашей «Генуя». Дальняк – единственное место пусть временного, но уединения в хате. Сосредоточившись, организм запускает исход, процесс пошел. И в этот самый момент, в момент процесса, шторка откинулась, и мне явилось рыло этого самого новенького. Вместе с частями исхода у меня отпала челюсть. За два года пребывания в тюрьме (и, забегая вперед, за всю мою тюремную биографию, а она была немаленькой) такого я еще не видел. Всякое случалось, но чтобы кто-нибудь влез в занятый уже дальняк – никогда. Рыло открыло рот и предложило мне подвинуться. Оно хотело бросить в отверстие чаши «Генуя» бычок! Шок! Я орал так, как если бы эта субстанция кинула все же сигаретный окурок и тот, попав мне в гениталии, прожег бы их насквозь. «Торпидон» потом сказал, что таким он не видел меня никогда. Действительно, орал я знатно.
В очередной момент, проходя мимо этого идиота, я поинтересовался:
– А звать-то тебя как, чудо-человек?
– Зови меня Санек или просто Волчара, – охотно сообщило чудо.
Я от неожиданности аж поперхнулся.
– Какой ты, нахуй, Волчара?! Скорее бандерлог.
Санек не обиделся.
И убийцы, оказывается, бывают милыми людьми.
Из истории спорта. Всю жизнь простоял на низком старте в ожидании выстрела. Выстрел прозвучал, но попали ему прямо в задницу.
Из истории театра. Всю жизнь играл. Иногда получалось убедительно. Не всегда. Он совершенствовался. Переживая настоящие эмоции, запоминал свое состояние и нес его на сцену. Потом сравнивал. Потом сравнивал получившееся с настоящими эмоциями. Потом решил перенести кое-что со сцены в жизнь. Доводил имитацию в жизни до совершенства. Провоцировал всплески эмоции, намеренно скандалил так, чтобы быть уверенным в своей убедительности. Все время внутренне сравнивая: натурально? похоже? Дошел до совершенства – разницу между настоящей и сыгранной эмоцией различить было уже невозможно. Казалось, этого мало. А что, если замахнуться на вечное? Что, если сымитировать смерть? Сымитировал блестяще! Не раскрывался до конца. Его так и похоронили, не сумев отличить игру от реальности. Опомнился он только в гробу. Понял, что заигрался, но было уже поздно – гроб закопали. А жаль, жил бы и жил.
Из истории сыска. Ради плана посадил себя, подведя под 162, часть 2.
Из истории любви. Любил себя самозабвенно, до такой степени, что от этой страстной любви стал непроизвольно размножаться почкованием и делением.
Из истории химии. Смешивал все подряд. Смешивал, смешивал, мешал, мешал и помешался.
Из криминальной жизни. Сам у себя украл часы и себе же продал за фальшивые деньги. На этом и попался: деньги у себя украл и понес их в магазин, где и повязали.
Из истории криминальной любви. Так любил жизнь, что трахнул ее. Она заявила на него, и его посадили за изнасилование.
Из истории патриотизма. Отдал свою жизнь за родину другому государству.
Смешливый. Смеялся над всем, даже над собой. Когда сломал ногу, смеялся так, что лопнуло в животе. На операционном столе от хохота захлебнулся и помер. На похоронах покойник продолжал улыбаться. Говорят, из могилы до сих пор доносится веселый смех.