«Не будет Царя – не будет и России» (Блаженнейший Митрополит Антоний).
«Клятва, данная на Соборе 1613 года, нарушена, и проклятие предков висит над потомками» (архиепископ Западно-Европейский и Брюссельский Иоанн).
Наша знать и передовая интеллигенция стала увлекаться заимствованными от запада социалистическими учениями и будучи безбожной, неверной Монархическому Завету, установленному в России нашими предками, быстро отошла от народной массы, видевшей в своих Царях помазанников Божиих, и стала народу чуждой и враждебной, она, эта знать и интеллигенция, стала рисоваться прогрессивными взглядами и поносить Царя и Его верных слуг. Поносить все исконно русское стало модным в нашем высшем обществе, что и помогало работать всем злоумышляющим против Государя и Его правительства.
Пользуясь в высшей степени милостивыми законами, эти злоумышленники вскоре перешли к убийствам, и к началу 1917 года список жертв, верных слуг Государевых, заполнил уже 14 толстых томов. Несмотря на это, все же в законе о наказаниях в Российском Государстве смертной казни не существовало. Из арестованных, заключенных под стражу или сосланных в Сибирь этих убийц, революционная пропаганда делала героев, страдальцев будто бы за благо русского народа, которого ненавидела, а полицию и армию, охранявших спокойствие и порядок в государстве, называли палачами и притеснителями.
Их лживые и вредные «либеральные» учения все больше и больше захватывали знать и «интеллигенцию» и привели к трусливо-подлому и зверскому убийству Императора Павла I, величайшего из Императоров, первым освободившего сначала наполовину крепостных своим указом: три дня работать на помещика, три дня на себя, а воскресенье – Господу Богу. Но нашим бездельным барам это грозило обеднением, и, чтобы у них не отобрали совсем крепостных, они пошли на убийство.
Эта масонская группа, возглавленная Паленом и Жеребцовой, была поддержана английскими масонами, давшими Жеребцовой два миллиона золотом. Смысл поддержки убийства: страх Англии захвата Индии. Отсюда и вся историко-писательская ложь об Императоре Павле I. А народ до 1917 года продолжал приносить цветы и свои жалобы на могилу любимого Царя-Батюшки Павла Петровича, как раньше опускал свои жалобы в знаменитый ящик, висевший на дворце и ключ от которого был только у Императора Павла I. Этого ящика боялись пуще огня и знать и администрация. (См. страшную брошюру «Павловский Гобелен» Старого Кирибея).
«Интеллигентному» безумию и вредному подражанию Западу подпала и незначительная группа сошедших со своего исторического пути гвардейских офицеров с тою же знатью устроивших бунт против Императора Николая I, любившего Россию и заботившегося о ее всестороннем развитии и о ее достоинстве. Когда в Париже начали готовить к постановке в театре и широко рекламировать пьесу, во всем высмеивавшую и унижавшую Россию, и об этом узнал Император Николай I, то Он послал французскому правительству бумагу следующего содержания: «Прошу срочно уведомить Меня, когда будет идти пьеса, чтобы Я успел к этому времени прислать посмотреть ее 30 Моих Дивизий»… Конечно, после такой просьбы величайшая, благороднейшая и прекраснейшая Франция поспешила отменить спектакль, и о нем больше никогда не было слышно. А «мрачный век» царствования Императора Николая I, так очерненный нашей профессурой и историками, все-таки почему-то называется «Золотым веком Русской литературы». Правильную оценку своего Императора дал только один Пушкин после искреннего разговора с Императором Николаем I. (См. «Разговор Императора Николая І с Пушкиным». «Наша Страна» 1953 г. ном. 183 и 184.)
Эти же «либеральные» учения запада привели и к убийству Императора Александра II, – Императора, давшего счастье народу, болевшего его болью – не стало. Я поставлю вашим сердцам лишь краткий вопрос – за что? – за то ли, что Он окончательно освободил крестьян, за то ли, что Он был жесток и несправедлив, за то ли, что при Нем мучилась и ослаблялась Россия, за то ли, что при Нем нельзя было спокойно жить и дышать русскому человеку? – О нет, лишь за то, что Он любил Россию, любил русский народ и все Свои помыслы устремлял на величие России и счастье Своего народа, – за то, что Он подымал славу Монархии и любовь к ней у народа. Этого обезумевшие на задворках Европы, недостойные «интеллигенты-социалисты» простить не могли, во имя справедливости и правды, во имя свободы, равенства и братства они, в угоду продавшейся демократии запада, убили достойнейшего из Царей.
Недоброй памяти предатели декабристы ввели в армию дух измены и нарушения присяги, который во время великой войны дал такой пышный расцвет в верхах нашей армии. Но широкая масса бесхитростного корпуса офицеров не сворачивала со своего исторического пути и готова была отдать свои жизни «За Веру, Царя и Отечество».
А гнусная пропаганда – работа передовой знати и «интеллигенции» делала свое предательское дело и подтачивала устои Государства, стремясь всеми способами привлечь на свою сторону офицеров.
Глава III
И вот настали 1905 и 1906 годы, показавшие, что офицеры не желают свернуть с исторического пути, овеянного славой и напоенного жертвенной кровью их предков, и идти по пути измены, предательства и разрушения прекрасного Отечества об руку с передовой знатью и «интеллигенцией».
Тогда началась безудержная травля офицеров: ни в одном «интеллигентном» обществе офицер не был желанным гостем. Его высмеивали, над ним издевались. Бурбон, неуч, казарменная душа, опричник, наемник, и проч. и проч. Вот были клички, которыми награждала никчемная знать и «интеллигенция» офицеров, за спинами которых, в гражданскую войну, она спасла свои жизни, а многие и туго набитые чемоданы.
Поддержанные помощью из-за границы, эти враги государства попробовали произвести революцию, возбудив пропагандой и наобещав всяческих благ несчастным, мало разбирающимся в этой сложной игре, рабочим и крестьянам, но эта попытка нарушить веками существовавший в России строй управления провалилась, быстро подавленная оставшейся верной Государю армией, а главным образом ее командному составу. Распространившиеся во многих местах аграрные безпорядки крестьян и забастовки фабричных и железнодорожных рабочих были быстро, легко и почти без пролития крови ликвидированы. Страна быстро вернулась к порядку, и притом настолько быстро, что ни одно из окружающих наши обширные границы иностранных государств не успело использовать беспорядки в России для себя. Революционные главари, рассчитывавшие на успех революции и опиравшиеся исключительно на низы населения, ошиблись и потому, круто повернув свою тактику, начинают свою работу, уже стараясь добиться желательных им результатов «пропагандой» и разложением правящего сословия.
Главное внимание революционеров было обращено на армию и ее руководителей. Личность Государя и Его обаяние в народе старались и стараются и сейчас унизить, а на ответственные посты выдвинуть людей, уже зараженных социалистическими идеями или им сочувствующим, а особо же преданных монархическому режиму старались очернить, а при возможности и убивали.
Офицерский корпус армии начинает подвергаться систематическим нападкам и насмешкам этих изменников и предателей, которые всеми силами стремились создать вражду между частями армии, – между пехотой и кавалерией, между морскими и сухопутными силами, между гвардией и остальной армией. Должен подтвердить, что к началу первой великой войны эта рознь среди различных родов оружия была уже заметна, но, в общем, армия, оставаясь верной и любя своего Государя, не боялась этой розни.
Но среди высшего генералитета, дипломатического корпуса и высшего чиновного люда «пропаганда» «социалистических идеи» уже пустила глубокие корни и Государя уже окружали не верные, покорные Ему слуги, а вольнодумствующая и критикующая своего Монарха клика.
Эта клика предательской знати и «передовой интеллигенции» повлияла на Государя согласиться на предложенные Америкой мирные переговоры с напавшей на нас Японией, когда наша действующая на Дальнем Востоке армия, несмотря на все трудности, была доведена до количества обеспечивающего поворот в нашу пользу военных действий.
Революционерам необходим был для лживой «пропаганды» проигрыш войны, а не победа, и они этого добились. С момента согласия Государя на мирные переговоры с Японией для предательских революционных партий стала совершенно ясна их дальнейшая деятельность, и все усилия их направились на разложение высшего командования армией и на окружающих Государя и власть имущих лиц.
Несмотря на усилия революционеров, наша армия, оскорбленная отнятой от нее славой победы над Японией и на практике увидевшая наши ошибки и недочеты, упорно работая для усиления, старалась поднять свою боеспособность. Государь Император лично обращал очень много внимания своей армии и ее офицерскому составу – под Его руководством русские войска были перевооружены, увеличены, снабжены новейшим оружием. Был составлен новый план мобилизации и призыва в армию запасных, – словом, к 1914 году, т. е. только за десять лет, русская Императорская армия успела стать опять первоклассной армией, грозной всем злоумышлявшим против России. Я, участник русско-японской войны, свидетельствую, что наша армия за эти небольшие десять лет сделала колоссальную работу, и ее офицерский состав работал и день и ночь, чтобы поставить ее не только на уровень, но и выше считавшейся тогда наилучшей в мире Германской армии. Для наглядности вот расписание занятий гг. офицеров. Ежедневно занятия в ротах с солдатами от 7—12 и от 4–6, причем 5 часов строевых и два словесных, из них час обучения грамоте, кроме того три раза в неделю еще вечерние занятия гг. офицеров от 6–8, состоящие из военной игры в полку и одной лекции офицера Генерального штаба в гарнизонном собрании. Значит ежедневно офицер работал 9 часов в день, а три раза в неделю 11. Для старших офицеров капитанов введены офицерские стрелковые школы, без прохождения курса которых капитану нельзя было надеяться получить в командование батальон. Для батальонных же командиров введены были полевые поездки, на которых они практиковались в разрешении боевых задач на местности под руководством полковника Генерального Штаба. Несмотря на эти напряженные занятия, офицеров называли бездельниками и тунеядцами, сидящими на шее у народа.
Быстрые успехи и усиление российской армии не могли не обеспокоить нашего исконного врага Германию, мечтавшую захватить себе наши плодородные земли на правом берегу Днепра. Немецкий Генеральный штаб сознавал, что еще через несколько лет, и русская армия станет настолько сильной, что с мечтой об отнятии от России Малороссии придется навсегда расстаться, и потому только искал предлога, чтобы объявить нам войну.
Этот предлог они создали из Сараевского случая, где бомбой был убит Австрийский Эрцгерцог. Несмотря на всю готовность Сербии дать удовлетворение, отыскать и выдать злоумышленников, Австрия предъявила неприемлемые ни для какого государства требования и мобилизовала свою армию, Германия, якобы обязанная по Австро-Германскому договору, немедленно сделала то же.
Несмотря на все старания нашего Государя не допустить войны, оба немецких Императора, мобилизовав свои армии, заставили и Россию сделать то же, дабы не оказаться беззащитной и кроме того не допустить родственных нам сербов до полного их уничтожения австро-германцами. В ответ на мобилизацию нашей армии Тройственный союз, т. е. Германия, Австрия и Турция, объявил России войну.
Перед самой мобилизацией я и 7 офицеров Ровненского полка, как отличные стрелки из винтовок и наганов, были посланы командиром полка на вторую олимпиаду в Ригу. Первая олимпиада была в 1913 году в Киеве, и я получил на ней нагрудный знак с вензелем Великого Князя Димитрия Павловича, покровителя первой русской олимпиады. Вторую олимпиаду в Риге мы не могли закончить, так как телеграммой из полка срочно были вызваны вернуться в полк. Мы вернулись, и, кажется, через день была объявлена мобилизация.
Изложив подробно подготовку к усовершенствованию русской армии, я возвращаюсь к работе наших русских предателей – «передовой интеллигенции».
Издеваясь над всем, что являлось оплотом государства, ненавидя и понося свою Армию, высмеивая золото погон, ордена и разные Царские эмблемы, «интеллигенты» жадными руками тянутся к армии.
Они не могут скрыть своего стремления выделиться из того серого стада, в которое их превратила демократическая уравниловка. Жажда хоть чем-нибудь выделиться из серой массы охватывает всех. Посмотрите вокруг, – каких только значков вы не увидите, с гордостью носимых в петличке… и платный значок Красного Креста, и всевозможные дощечки с никому не понятными полосками, зигзагами, фигурками, аэропланами, паровозами, атлетами и прочее. Все-все можно увидеть, вплоть до маленькой гитары, вдетой в петличку. И эти люди смеют смеяться над погонами и орденами, покупавшимися не за деньги и членские взносы, а долгой службой, трудом на пользу государства, знаниями, опытом, готовностью на самопожертвование и смерть, и обильно пролитой офицерской кровью.
Погоны – это не гитара в петличке, с которой можно нахамить, наскандалить и скрыться в толпе. Погоны обязывают, и даже не вполне благородные, имея их на плечах, держатся с достоинством.
Что высмеивание военной формы совершалось не по сознательному к ней предубеждению, а в угоду демократической указке, страха ради иудейского, мы легко увидим, оглянувшись на прошлое, когда во время войны зашевелились и стали выползать предательские силы и начали организовываться вредные и преступные учреждения, – появился и земгор. Вы, конечно, слышали о знаменитых земгусарах, этих легальных дезертирах, которые сотнями тысяч хлынули в земгор. Все трусы и шкурники, не желавшие служить в войсках, все – кто удобства личной жизни и партийные цели ставил превыше порядочности, чести, благородства и Отечества, в ком не было ни любви, ни совести, ни долга, ни самолюбия, а одна звериная трусость, жадность, зависть и глупость, – все пошли в земгусары, и первое, что они сделали – одели военную форму. Защитные погоны с непонятной на них географией, огромные защитные кобуры, сумки для карт, противогазовые очки на фуражки, шашки, замотанные в защитное сукно, чтобы не увидел противник, это-то в сотнях и в тысячах верст от фронта. И на всех шпоры, шпоры и шпоры. Звон стоял на Руси, а пришпоривали они, – вы думаете, коней, к которым питали почтительный страх, – о нет, русского «интеллигента» и чернь, чтобы поднять их на бунт и русскую доверчивую казну. В таком храбро воинственном виде вся эта рать заполняла театры, концерты, рестораны и неустанно день и ночь гранила тротуары, бряцая оружием. Помню, когда в 1914 году, раненным, я прибыл в Киев и увидел всю эту земгусарскую рать дезертиров, то был возмущен до глубины души, и вспомнил я тогда наши кровавые поля чести в Галиции, где у нас во многих ротах не осталось ни одного офицера и роты сильно поредели. Вспомнил я и то, что никто из господ офицеров не одел защитных погон и не заматывал шашек в защитное сукно. Там, где гибли братья, где смерть равняла всех, где решались вопросы бытия Отечества – не было места чувству самосохранения, а был долг и сознание офицерской чести. Русский офицер еще твердо стоял на своем историческом пути.
В злостной клевете на офицеров, знать и передовую «интеллигенцию» поддерживали и русские писатели типа клеветника Бальмонта и знаменитый Лев Толстой, приложивший свою графскую руку к разрушению и предательству Отечества. «Пусть намыленная веревка охватит мое старое горло…» – писал по поводу повешенных негодяев безумный старик в своем знаменитом «не могу молчать», отлично сознавая, что Государь, по своему высокому благородству, из уважения к его прошлому таланту, оставит его ненаказанным.
Травля, клевета и лживая «пропаганда» делали свое гнусное дело, и некоторые малодушные сходили с исторического пути и старались приобщиться к передовой знати и «интеллигенции».
Правда, их было мало, очень мало, – совсем мало среди широкой офицерской массы. Это были офицеры третьего сорта, – как образно говорил один старый командир полка, – что есть господа офицеры, просто офицеры и офицеры просто сволочь. Первые – это были те, которые в тяжелые минуты не боялись брать на себя решения и принимать ответственность и становились героями и которых ничто не могло отвратить от Присяги, вторые добросовестно и честно выполняли свой долг и, не сворачивая с исторического пути, готовы были по первому приказу жертвовать своими жизнями «За Веру, Царя и Отечество», а третьи, как я уже сказал, «интеллигентного» типа, готовые идти любым путем, это те, которые делали заговор, знали о нем и, вопреки Присяге, стыдливо молчали.