Потом полковник признался жене, что в этот момент ему стало по-настоящему жаль Якшиянца. Как сказал он сам, «сильно, до боли в груди». Он видел неглупого, небесталанного человека, который так скверно распорядился собственной жизнью.
Тогда он ещё не знал, что через два года Якшиянц, отправленный в златоустскую тюрьму, попытается устроить массовый побег. Попытка окажется неудачной, зато к сроку прибавится ещё пятнадцать лет. В 2005 году ему всё-таки скостили срок, и он вышел на свободу – доживать, что осталось.
Сейчас я понимаю Савельева. Я участвовал в разных спецоперациях, и уже потом, размышляя о тех событиях, могу сказать: никто не рождается террористом. Люди прибегают к террору по самым разным причинам, поскольку запугивание и угрозы могут показаться простым решением всех проблем.
И никогда нельзя знать заранее, кто соблазнится таким решением. Не обязательно это бывший военный или профессиональный уголовник. Это может быть совершенно безобидный на первый взгляд человек.
Например, больной на голову пенсионер.
1997, зима. Москва, аэропорт Шереметьево
Самое обычное ЧП. Насколько ЧП может быть обычным.
Самолёт Ил-62М, следующий по маршруту Магадан-Москва, шёл на посадку, когда пилоты сообщили: на борту террорист. Он требует десять миллионов долларов, дозаправку и перелёт в Швейцарию. В противном случае обещает взорвать заложников.
В самолёте находились 142 пассажира и 13 членов экипажа, всего 155 человек.
Действия властей были штатными. По тревоге подняли Антитеррористический центр ФСБ, «Альфу», милицию, спасателей МЧС, пожарных и около десятка бригад «Скорой помощи». Министерство иностранных дел уведомило об инциденте посольство Швейцарии в Москве. Сотрудники посольства подтвердили готовность оказать любую помощь в выдаче виз и разрешении пролёта самолёта в Швейцарию.
Бойцы Группы «А» во главе с Александром Ивановичем Мирошниченко, первым заместителем начальника Группы, экстренно выехали в аэропорт.
Поначалу все думали, что террористов на борту от четырёх до шести человек. Именно такую информацию специальным кодом передал командир лайнера Владимир Бутаков, поскольку прямые разговоры контролировались находившимся в кабине «воздушным пиратом».
К тому времени в «Альфе» уже был накоплен огромный опыт разрешения таких ситуаций. Освобождение самолёта стало типовой задачей по плану «Набат», принятому в 1982 году. Разумеется, все конкретные решения, касающиеся деталей операции, принимаются непосредственно на месте, исходя из особенностей каждого теракта. Бывает, приходится применять нестандартные приёмы. Преступники имеют отвратительную привычку усложнять условия штурма. А времени на размышления обычно мало. Иногда – всего несколько минут.
Но здесь сюрпризов не ожидалось.
Как только Ил-62 приземлился в Шереметьево, его сопроводили на рулёжную площадку № 1 НИИ гражданской авиации – подальше от регулярных рейсов. Поначалу пассажиры сохраняли спокойствие. Каждый продолжал находиться на своём месте и был пристегнут ремнём безопасности.
Мирошниченко запросил разговор с террористом. Тот выдвинул условия: «Десять миллионов долларов и перелёт в Швейцарию. Иначе убью всех пассажиров».
Прошло полчаса. Люди в салоне нервничали. Наблюдатели докладывали: через иллюминаторы видно, что женщины вытирают глаза платками, зажимают рты руками. В оперативном штабе, расположившемся в помещении аэропорта, приняли решение: в самолёт отправится командир оперативно-боевого отдела Александр Алёшин с задачей выяснить, сколько террористов на борту, какова обстановка и что можно сделать.
Высокий, красивый, в куртке авиамеханика, Алёшин направился к машине-трапу.
В такой ситуации можно действовать только под прикрытием. У террориста не должно возникнуть сомнений, что перед ним – обычный инженер аэропорта.
Машина-трап должна была доставить Алёшина к самолёту. Под видом спеца, обслуживающего лайнер, он должен был вступить в контакт с террористом. Но как? Ведь «механик» будет находиться снаружи, а террорист и полторы сотни заложников заперты внутри. Легального повода проникнуть внутрь у него не было.
– Что происходит? – вдруг воскликнул руководитель оперативного штаба.
К Алёшину подбежал какой-то человек – крепкий, приземистый.
– Это же Савельев! Почему сам пошёл? – удивился Мирошниченко.
Полковник тем временем размашисто хлопнул Алёшина по плечу и махнул рукой: «Залезай в машину».
– Ну кто его просил! – воскликнул Мирошниченко. – Понеслась…
– Слышишь, друг, сейчас п-подъезжаем, и ты как можно дольше стыкуйся с самолётом, п-понял меня? Как можно дольше, – говорил тем временем Савельев водителю машины-трапа. – Саня, г-готов?
Алёшин кивнул и улыбнулся.
Машина начала стыковку. Они увидели заплаканные лица женщин и напряжённые мужчин-заложников.
Перепуганные люди смотрели на них из иллюминаторов.
Вдруг Савельев спрыгнул из машины, подбежал к самолёту и закричал:
– Товарищи пассажиры, трап п-подан. Покиньте с-самолёт, не з-задерживайте работу аэродрома!
Так делать было нельзя. Последствия могли быть непредсказуемыми.
Но это сработало. Террорист вдруг дал стюардессам команду открыть дверь и выпускать пассажиров.
Напуганные пассажиры выходили один за другим. «Дайте мне знак, когда появится террорист, кашляните», – незаметно шепнул Савельев мужчине, удержав его за локоть. Тот кивнул.
Пассажиры спускались по трапу, вышел последний, а знака так и не было. Оставались внутри и члены экипажа. «Внутри засел, гад», – шепнул Алёшин.
Пассажиров пригласили в подошедший автобус. После того, как автобус уехал, Савельев скомандовал: «Пошли. Действуем согласно плану».
Алёшин и Савельев ступили на борт. Пилотская кабина была пуста. Они вышли в коридор. Перед ними, через семь рядов, на пассажирских креслах сидели пилоты и стюардессы, в проходе за ними стоял старик с оплывшим лицом. В руках он держал пластиковый пакет. Из-под пальто в пакет тянулся провод.
– Почему с-сидите? – спокойно и удивлённо произнёс Савельев, обращаясь к членам экипажа, словно не замечая старика.
Пилоты молчали. Напуганные стюардессы повели глазами, указывая на стоящего за ними.
– Мужик, а ты что встал? Самолёт сейчас убирать будут, бригада уже приехала, выходи, – развязно проговорил Алёшин.
Старик вдруг послушно пошёл. Прошёл коридор самолёта. Свернул к выходу. Савельев и Алёшин подхватили его сзади.
– У меня горячая рука, горячая рука! – закричал старик.
– Что там у т-тебя с рукой? – переспросил Савельев и резким движением распахнул пальто. Увидел провод. Дёрнул.
Провод оборвался.
Ничего не произошло.
– Ну ты и дурак, м-мужик, ну и дурак, – заключил Савельев.
Анатолий Иванович был близок к истине. Террорист оказался психически больным.
Это был пенсионер с Колымы, 1938 года рождения, коренной магаданец. Звали его Геннадий Тодиков. На старости лет у него слегка поехала крыша. Он увлёкся идеей совершить революцию в мировой торговле и долго досаждал магаданским чиновникам своими проектами. Несколько раз его выставляли из приёмной губернатора. В конце концов он решил улететь на Кубу – почему-то через Швейцарию. Бомба, которой он угрожал, говоря, что «это хорошая доза пластита», была муляжом. Суд определил старика согласно его диагнозу – в психушку.
Но всё это выяснилось потом. А в тот вечер Наталья Михайловна Савельева спокойно смотрела телевизор, вышивая картину – три алых мака. Под торшером было светло, за окном уже темнело. Вот-вот с работы должен был вернуться муж, полковник Савельев, начальник отдела спецподразделения «Альфа». Прошёл час. Наталья Михайловна уже начала дремать в кресле, иголка выскользнула из её рук. И вдруг она вскинула голову:
– Экстренное сообщение. Заложники из самолёта, захваченного террористом в аэропорту Шереметьево, освобождены. Террорист задержан.
Наталья Михайловна негромко вскрикнула. В телевизоре был её муж в форме авиамеханика. Он вёл террориста, крепко схватив его за руки и завернув их назад.
Как раз в этот момент в дверь позвонил Анатолий Николаевич.
– Толя, ну ты-то зачем пошёл? – со слезами на глазах спрашивала его жена, следуя за мужем из прихожей на кухню. – Ты полковник, твоё дело – руководить!
– А, в новостях уже показали? Ч-чёрт бы их побрал. Да понимаешь, ну д-дольше бы объяснял, что д-да как. Сам пошёл и сделал. Д-дилетант там был. Я сразу понял. Надо было ошарашить его. Видишь, я уже дома. Д-давай ужинать.
Потом Савельев рассказывал, что уже на этапе переговоров заметил: Тодиков мямлит, не может чётко отвечать на вопросы. И решил взять его на хапок, напором.
Полковник рискнул и выиграл. В очередной раз.
Никому и в голову не пришло, что этот очередной раз может оказаться его последним выигрышем.
1997, декабрь. Москва, шведское посольство
Девятнадцатого декабря – через десять дней после операции в Шереметьево – у меня в кармане запищал мультитон[11].
Я прочёл сообщение: «Захват заложника. Посольство Швеции, Мосфильмовская 60». И тут же набрал базу.
– Приезжать не нужно. Там один террорист и один заложник. Хватит и тех, кто на дежурстве, – ответил дежурный.
Немного позже пришло сообщение: «Террорист на Мосфильмовской захватил Савельева».
Нет, причин для паники я не видел. Было понятно, что Савельев дал себя захватить сознательно. Теперь нужно было ждать, пока он вернётся с добычей.
Всё началось в 18:30. В центре Москвы из здания шведского посольства вышел торговый представитель Швеции Ян-Улоф Нюстрём. Когда он стал открывать свой автомобиль «Вольво», к нему подбежал неизвестный. Угрожая пистолетом, он приказал шведу сесть за руль. Сам сел на заднее сиденье. Резким движением перетянул горло заложника ремнём безопасности.
Террорист был мужчиной лет тридцати. Представился Андреем. В дальнейшем выяснилось, что это был некий Сергей Кобяков, уроженец Челябинской области, дважды судимый и находившийся в федеральном розыске.
Это была первая в российской истории спецоперация, провал которой грозил международным скандалом.
В девяностые Россия имела репутацию криминального государства. Убийство шведского дипломата в центре Москвы подтвердило бы: Россия – страна дикая и иметь с ней дело не стоит. Сверху поступила директива: действовать крайне осторожно. Нельзя допустить, чтобы иностранному гражданину был причинён вред.
Группа сотрудников «Альфы» вошла в здание посольства с чёрного хода. Машина со снайперами осталась у входа.
Шло оперативное обсуждение.
– Ситуация следующая, – докладывал начальник боевого отдела. – «Вольво» находится в тридцати метрах от главного входа. Заложник – на месте водителя. Террорист сидит чётко за ним. Шея заложника зафиксирована ремнём безопасности. Подходы к машине со всех сторон свободны.
– Брать штурмом опасно – слишком тесный контакт террориста и заложника, – подхватил руководитель штаба. – Снайперов распределить на крыши по периметру. Необходимо подготовить одежду сотрудника посольства для переговорщика. Размер пятьдесят. Дальнейшие действия – по моему приказу. Алёшин, на переговоры пойдёшь ты.
Александр Алёшин – тот самый – ушёл переодеваться в синюю куртку и брюки. Наши расположились у окна, из которого прекрасно просматривался автомобиль. Можно было даже разглядеть выражения лиц людей, сидящих в машине. Швед был явно напуган. Террорист крутил головой. Ни страха, ни смятения на его лице не было.
– Смотрите! – вдруг крикнул посольский.
К «Вольво» подбежал мужчина в штатском. Наклонился. Террорист опустил стекло. Мужчина начал жестикулировать, что-то объясняя.
– Савельев! – закричал начальник штаба. – Откуда он здесь?
– Прибыл за полчаса до вас. Показал корочки, – с недоумением ответил глава службы безопасности посольства.
Как потом выяснилось, Савельев оказался рядом с посольством случайно. Девятнадцатого декабря отмечали восьмидесятилетие органов госбезопасности. Вообще-то День чекиста – 20 декабря, но в том году оно пришлось на субботу. Поэтому торжества перенесли на пятницу. Савельев побывал на работе, потом заехал домой и отправился обратно на службу. Когда запищал его мультитон, он был недалеко от Мосфильмовской. Поэтому полковник сразу, не выходя на связь со штабом, побежал к посольству. И успел первым, ещё до приезда руководства ФСБ, которое отправилось на место происшествия прямо с праздничного концерта в зале «Россия». В костюмах и при галстуках.
Алёшин стоял молча, уже переодетый в синее. Его опять опередили.
Тем временем у машины завязался диалог. Его слышал Нюстрём – и это всё, что мы знаем о том, что происходило между Савельевым и террористом.
– П-послушайте, – говорил мужчина, заикаясь, – у этого иностранца жена у-умирает, он н-на сердце жаловался сегодня. З-зачем вам такой? Сердце м-может остановиться. Возьмите м-меня.
– А ты кто такой? – крикнул террорист.
– Я с-сотрудник МИДа. Руководство п-просило меня п-поменяться с ним. Я не хочу, м-мне страшно. Просто с-скажите, что не с-согласны, и я уйду, – промямлил Савельев и опустил глаза.
– Какая ещё жена в больнице? – террорист рванул ремень на шее шведа. В другой руке он держал гранату Ф-1. Рядом лежал пистолет Макарова.
– Да он вам сейчас сам подтвердит, – Савельев повернулся к Нюстрёму и стал говорить «по-шведски». Шведского он не знал, просто произносил бессмысленные слова, напоминающие по звучанию шведский язык.
Нюрстрём понял: это сотрудник спецслужб. И испуганно закивал, изображая понимание.
Спектакль получился убедительный. Террорист поверил.
– Ладно. Садись вместо шведа. Только без глупостей, – сказал он.
Он жестом приказал шведу отстегнуть ремень и резким движением вытолкнул его из машины. Савельев быстро занял место водителя и захлопнул дверь.
Террорист моментально перекинул через шею Савельева верёвку, сильно стянул и зафиксировал за подголовником.
Между ними завязался разговор. О чём? Мы этого уже не узнаем: прослушки в машине не было.
Через десять минут террорист подозвал сотрудника посольства и потребовал радиотелефон для переговоров. Он передал требования: три миллиона долларов США и самолёт для вылета в неизвестном направлении.
Время шло. Анатолий Николаевич и террорист сидели в машине уже почти час. Из штаба было видно: они оживлённо беседуют. Но о чём? По губам не прочитать: они сидели неудачно, вполоборота.
Вдруг террорист вышел на связь:
– Принесите бутылку коньяка.
Похоже, Савельев развёл террориста на выпивку. Что он задумал? Напоить и обезвредить? И как ему удалось убедить матёрого бандита принять выпивку со стороны? Впрочем, от Савельева ожидали чего угодно.
Началась суета. Оказалось, в посольстве коньяка нет. За бутылкой отправили молодого офицера. Прошла четверть часа, а он всё не возвращался. Террорист, похоже, начал нервничать. Он резко двигал плечами, постоянно смотрел в боковые зеркала.
– Ну куда он запропастился? – занервничал уже командир штаба.
В следующую минуту запыхавшийся гонец ворвался в штаб.
– Что так долго? Коньяк найти проблема? Бар напротив!
– В баре сказали, что бутылку не продадут, только на разлив. Пришлось бежать в магазин. А ближайший – в пятнадцати минутах, – оправдывался молодой офицер.
– Интеллигент, твою мать… Не мог бутылку в баре конфисковать, – в сердцах бросил кто-то из штабных.
Наконец коньяк принесли в машину. Террорист отхлебнул. И по связи запросил курева.
Все оживились. Начнёт прикуривать – потеряет бдительность на секунду-две. Вполне достаточно, чтобы его обезвредить. Наверняка это снова Савельев подвёл террориста к мысли закурить – дал нашим хороший шанс. В штабе приняли решение: постараться взять преступника живым.
Алёшин с пачкой сигарет в руках приблизился к машине. Террорист опустил стекло, Алёшин протянул пачку. Тот ловко, одной рукой, взял пачку, вынул сигарету и вставил в зубы. В другой руке он держал гранату. Террорист не сводил с Алёшина глаз и контролировал ситуацию. Алёшин жестом предложил ему зажигалку: надеялся, что тот машинально возьмёт её, положив на мгновение гранату, тогда скрутить его – дело техники.