В работе отец был очень требовательный и в то же время душа нараспашку. Уж если он за что-то брался, можно было быть спокойным: как человек ответственный за свое дело, он выполнял его на самом высоком уровне. Все у него получалось. Если что-то сказал, пообещал, значит – «железно» сделает. Папа был партийным человеком, очень серьезным и основательным.
Однажды он придумал такую вещь: случился колоссальный урожай помидоров, вывезти который не представлялось возможным, но и дать погибнуть – жалко, ведь столько трудов вложено! Прямо на поле поставили специальную печь, и из томатов варили пасту, которую сами колхозники с удовольствием и раскупили. За эту самовольность отцу потом выговор объявили по партийной линии. К сожалению, такое было. Сплошь и рядом допускалась бесхозяйственность, а деловая инициатива часто наказывалась.
Я и мой брат Валера не могли запятнать авторитет отца. Детям председателя колхоза нельзя было не трудиться на полях. Почему дети рядовых колхозников должны работать, а мы нет? И мы работали на полях наравне со всеми. Пололи, поливали. Когда покос или посевная, вся деревня поднималась, и мы в четыре утра вставали. У нас как было: зимой учимся, а в каникулы – работаем. Это у кого-то каникулы как каникулы, а нам отдыхать летом казалось зазорным.
За свою работу мы получали деньги, как и все, 15–30 копеек за одну прополотую грядку. А у Валерки вообще были большие амбиции. Он всегда зарабатывал больше всех. Как же – сын председателя должен работать лучше всех. Валера шел на самый тяжелый участок – сенокос. Причем косили не комбайном или сенокосилкой, а косой-литовкой.
Помню такой случай. У нас не было коровы, родители вообще не держали скотину, некому было за ней ухаживать. Мама – учительница, целый день в школе. Отец – председатель колхоза, тоже занят. Мы в школе, на занятиях. И вот Валера заработал на сенокосе стог сена и отдал его соседям. Так они нас потом долго поили молоком.
Люди, связанные с землей, – они другие. Они умеют разговаривать с планетой, с ее энергией. Человек, который с землей имеет дело, – мощный, сильный. Наверное, и мне это генетически передалось.
Папа мой, Георгий Иванович, происходил из казаков. По происхождению я потомственная казачка, с Юга России, родилась и выросла в Астраханской области. Уклад дома был свой, казачий, неповторимый, ведь казаки – это особое сословие. Добрейшие люди! Гостеприимство, душа нараспашку. Чтобы кто-то голодным остался или кто-то ночевал на улице – сроду такого не было. В казачьей семье меня приучили к порядку, дисциплине, уважению старших, хорошей учебе и обязательно – труду.
Моя мама, Тамара Александровна, по своей природе была женщина тихая и спокойная, но обладала сильным и волевым характером. Мы, дети, никогда не слышали, чтобы она кричала, говорила на повышенных тонах. Никогда. Могла умолкнуть, уйти в себя, но не выплескивала эмоции. Она была человеком довольно строгим, сдержанным, уравновешенным, с каким-то обостренным чувством справедливости, которое и в нас воспитала. В своих воспоминаниях и снах я вижу ее всегда молодой, красивой, энергичной – такой она останется со мной навсегда.
С отцом они встретились после войны. Мужем и женой стали в 1948 году. Они были совершенно противоположными людьми, и, может быть, благодаря этому жизнь прожили чудесную.
Мама работала учительницей младших классов. Когда началась война, ее мобилизовали на фронт. Два года она служила в военной цензуре в Сталинграде, потом с наступающими войсками дошла до Белоруссии. Когда демобилизовалась, вернулась домой к родителям и стала продолжать работать учительницей начальных классов.
В то время для многих семей учитель был родным и близким человеком. Это была дружная семья: дети, родители, учителя. Все старались поддерживать друг друга, вместе проводили традиционные праздники, вместе грустили, веселились, строили планы на будущее. Здесь учитель был у всех на виду, всю жизнь жил как на сцене перед зрителями-односельчанами. Это очень ответственно и почетно.
Учитель чувствовал свою значимость. К нему приходили поговорить и посоветоваться не только ученики, но также их родители. В прежние времена сельский учитель пользовался особым почетом, непререкаемым авторитетом.
В наши дни отношения «учитель – ученик» в корне изменились. Педагогу нередко приходится работать не столько с детьми, сколько с их родителями, среди которых, к сожалению, далеко не все являются достойным примером. Почему-то многие родители считают, что раз они отдали своего ребенка в школу, то школа должна им полностью заниматься. Получается, что все знают свои права, но часто забывают о своих обязанностях. Вот и укоренилось правило: родитель всегда прав, ученик всегда прав, а к учителю можно относиться как к обслуживающему персоналу. Поэтому от учителя в наше время требуются не только глубокие знания, но также душевные силы, терпение и выдержка. Разумеется, в педагогике, как и в любой другой профессии, попадаются хорошие работники и плохие. Одни любят детей, а других к детям на пушечный выстрел подпускать нельзя. Но второй вариант, скорее, исключение, чем правило.
С моей мамой у меня связано все самое лучшее в жизни. Перед ней я всегда в неоплатном долгу. Она не только подарила мне жизнь, но и научила своим примером многому, научила работать и делать любое дело на совесть. Отвечать за свои поступки, любить и уважать взрослых, особенно старшее поколение, и детей – это тоже материнский наказ.
Верно сказал один мудрый человек: «После Всевышнего мы в первую очередь в долгу перед женщиной: сперва она дарует нам жизнь, а потом придает этой жизни смысл».
Все в жизни начинается с матери: первый вздох ребенка, первый крик, первая улыбка, первая песня у колыбели. Самим Богом и природой предназначено женщине-матери нести в мир свет и добро, быть символом величайшей созидательной и нравственной силы. Она – хранительница семейного очага, тепла и уюта в доме. От ее ласки, заботы, терпения, мудрости зависят крепость и благополучие семьи.
Я всегда с восхищением и особым теплом отношусь к российским женщинам-матерям. На их долю выпало столько испытаний и трудностей, сколько, пожалуй, никому в мире. На их духовной силе, великом терпении, милосердии и доброте испокон веков держалась Родина.
Наши женщины вынесли на своих плечах всю боль и тяжесть ушедшего века.
В суровые годы Великой Отечественной войны они наравне с мужчинами защищали Отечество на фронте. В тылу они заменили своих мужей, отцов, братьев. Руки наших матерей до сих пор помнят тяжкий труд в военное лихолетье, вес драгоценной пайки хлеба, полученной на рабочую карточку.
Женщины наши сами голодали, ели жмых пополам с лебедой, но армию кормили. Своим материнским благословением они осеняли уходящих на фронт мужей, сыновей, дочерей. А сколько они пережили горя, получая леденящие душу похоронки, оставаясь без кормильца с малыми детьми на руках!
Да разве только война выпала на их нелегкую долю? А голодные, тяжелые послевоенные годы? И тогда наши матери работали за гранью человеческих возможностей. Трудно переоценить значение материнского подвига в судьбе нашей страны.
Вспоминая свою маму, я теперь часто думаю, что пока есть мать, дети защищены огромной силой. Любовь матери, ее молитва, как талисман, оберегают нас от несчастий, заряжают нашу жизнь чистой энергией добра.
И независимо от того, сколько нам лет, в самую тяжелую минуту мы невольно зовем маму. Тогда все отступает: и тревоги, и боль, и горечь. Для матери ребенок, будь он царем, президентом или водопроводчиком, всегда самый родной, самый дорогой и любимый человек на Земле. И она вечно будет его оберегать от трудностей и опасностей.
В моей семье я воспитывалась в народных традициях. Не понаслышке и не по книжкам, а реально в них жила. Неудивительно, что впоследствии выбор мой сразу пал на народные жанровые песни. Каждая культура имеет свою особенность. Это ведь не формальное произношение слов – душа начинает работать!
Села, в которых мы жили, были многонациональны. Кто здесь только не проживал: и русские, и казахи, и казаки, и чеченцы, и украинцы, и армяне. И все жили дружно, ладно и весело. Была взаимная поддержка, понимание, не было среди людей никаких ссор. В селе все друг про друга все знали. Все со всеми здоровались. Люди друг к другу относились по-особому. Ощущалось какое-то родство. Все были родными и близкими. В беде и горе сосед старался соседу помочь. Замков на воротах никто не вешал. У нашего дома двери всегда были нараспашку. Когда появлялся новый человек, спрашивали: «Кто, откуда, к кому приехал»? Незамеченным не оставался никто. Были общие праздники, общие радости.
Если у нас во дворе гульбища шли, допустим, новогодние колядки, и все наряжались, то мы с братом Валерой не могли узнать, кто у нас папа, а кто мама. А уж если свадебка чья-то была, то по деревне проезжала телега или полуторка с открытыми бортами и там стояло трюмо, обязательно лежала гора подушек, перины, кружевные подзоры. И все видели, что это приданое невесты. А впереди бежали ряженые и кидали детям карамельки. Я этого забыть никогда не смогу.
А на краю нашего села размещался цыганский табор. Одни цыгане уходили, другие приходили. Костры, кибитки, гитары, а как они пели – не передать! Мы все время бегали ночью их слушать. Нам было безумно интересно смотреть на них, на их образ жизни и как-то приобщаться к этому колориту.
Для меня понятие родины постоянное. Это реальная сила, которую я ощущаю, и которая идет от земли. Я ее чувствую. Она меня держит крепко. Не имеет значения место, в котором ты родился, жил или живешь сейчас. Я думаю, никого не надо убеждать, что своя квартира, свой дом, по степени важности для человека, стоят сразу же вслед за водой и хлебом насущным.
И как бы трудно ни приходилось в жизни, если вокруг крепкие, надежные родные стены – это как спасательный круг для семьи, тогда можно преодолеть любые невзгоды! Знаете, если бы у меня была машина времени, я бы хоть ненадолго вернулась в родительский дом, чтобы вновь ощутить тот неповторимый запах детства, то особое тепло, которое никогда ни с чем не спутаешь и никогда не забудешь. Запах из детства – самая мощная в мире машина времени, писал Михаил Задорнов. Это святыня, куда хочется приходить вечно! Это то место, по которому тоскует душа и к которому притягивает необъяснимая сила. Ведь дом – это не просто жилище, крыша над головой, не просто здание, которое защищает от холода и дождя. Дом – это уклад жизни, традиции, обычаи, привычки. Это встречи и расставания, которые и через долгие годы перебираешь в памяти и к которым, как к живительному роднику, припадаешь в своих воспоминаниях. Здесь хранятся семейные фотографии, старинные вещи бабушек и дедушек, а может – еще прабабушек и прадедушек.
Как здорово быть дома – под родной, теплой крышей, когда за окном моросит холодный осенний дождь или метут зимние метели, а тебя согревают стены твоего дома, внимание и забота дорогих тебе людей. Можно ли пожелать большего счастья для человека? Родные люди – семья, дом – это воистину «…надежный причал…». Это частичка моей души.
Оглядываясь на прожитое, до сих пор чувствую, как много в душе осталось от детства. Человек формируется из истоков. Воспитание ребенка происходит до пятилетнего возраста. И лишь потом он начинает активизировать то русло, в которое родители смогли его направить. Самые первые уроки мы получаем в семье от родителей, которые всегда являются для нас примером и в поступках, и в делах. Конечно, многие качества человеческого характера приобретаются потом, позже, с годами, с опытом, через преодоление невзгод, осознание ошибок, горечь утрат. Но есть глубинные, стержневые свойства личности – доброта, порядочность, честность, милосердие, которые наследуются от родителей, передаются с молоком матери. Мои родители делали все правильно. Даже когда я уже училась в Москве и приезжала домой в Астрахань, меня мой папа, председатель колхоза, гнал тут же на поле. «На обратную дорогу, дочка, зарабатывай сама». И я собирала помидоры, благо с одного куста можно ведро собрать. Норма – 12 ящиков, и все, что сверх нормы – по 10 копеек.
Родители воспитывали меня в любви и уважении ко всему: людям, труду и всему, что меня окружает. Моя душа не противится моим действиям. Это называется гармония. В быту то же самое. Я непривередливая, очень непритязательна в еде. Для меня деликатесы – что они есть, что их нет – значения не имеют.
Нынешней молодежи хочу дать такой совет: берегите, любите, жалейте родителей, пока они живы, ведь можно и не успеть вовремя заглянуть в родные глаза, поцеловать заботливые руки, а потом горько сожалеть и корить себя за это. Цените каждый миг, прожитый рядом со своими родителями. В мире не осталось ничего более подлинного, чем родительская любовь.
Да, мы привыкаем, что родной, близкий тебе человек живет рядом. Для нас становится нормой, что о нас кто-то постоянно заботится, ждет, волнуется, переживает, любит. Кажется, что так и будет всегда. Но в том-то и дело, что «всегда» не бывает в нашем конечном мире. Как часто мы начинаем понимать, что были счастливы тогда, когда это счастье теряем.
Каждый прожитый день – невероятно дорогой подарок судьбы. И на каждый день надо смотреть, как на маленькую жизнь, а не откладывать все на потом. Ведь «потом» может и не быть.
Сейчас, с высоты прожитых лет, когда я уже сама мать и бабушка, невольно о многом задумываешься, переосмысливаешь пережитое, понимаешь, сколько бы я еще сказала теплых слов самым дорогим мне людям на земле.
Память – это великое дело. Пока мы помним, история продолжает формироваться. История про наших родителей, дедов, прадедов, она про нас с вами. И мы в ней сегодня все участвуем.
Глава 3
Детство
Мое детство проходило очень бурно и активно, я была непоседой. Однажды играли в казаков-разбойников. А мама как раз купила мне классную юбку из поплина в полоску. Поплин тогда только входил в моду. И я раз! – через забор в ней. А забор деревянный, с торчащими штакетинами. Я перепрыгнула через него и повисла на колу. Юбка широкая, на резинке, как парашют. Вишу на заборе и чувствую, как трещит моя юбка. И мне вдруг так жалко стало эту юбочку. Что я маме скажу? Но до крови стиснула губы и молчу, только бы юбка не разорвалась до конца, только бы мне не упасть вниз, потому что рядом проходила другая команда мальчишек, которая нас искала.
Недалеко находился стог сена. Ребята решили, что я в этом стогу спряталась. А я рядом на заборе вишу. Как только они отошли, я рухнула на землю.
Юбка, конечно, разорвалась. Долго я по ней плакала. Но зато никого не выдала. На следующий день, конечно, был кнут и другие вытекающие из моего поступка последствия. Росла боевой девчонкой, дружила исключительно с мальчишками и была главной зачинщицей во всех проделках и шалостях. Все время что-то чудила, ездила на мотоцикле, рвала тюльпаны в сквере у сельсовета, забиралась в колхозный сад за яблоками, а потом, ревя от полученного в одно место выстрела с солью, неслась домой.
В Зубовке, где я жила, была длинная тополиная аллея и огромная труба, в которой мы прятались, играя в казаков-разбойников. У меня была своя компания. Таня Иванова, Наташа Иванова, Лида Гундина, Галя Тимошенко, Володя и Толя Филяевы, Женька и Сашка Фокины. Компания была серьезная. Но нас постоянно разгоняли, потому что не хотели, чтобы мы были все вместе. А у нас был какой-то внутренний протест против несправедливости, против того, что было в школе: ага, ты мне нравишься – значит, любимый ученик, не нравишься – нелюбимый. В нас во всех созревал какой-то внутренний протест. Интуитивно мы все старались противостоять сложившейся традиции. Но как? А как могли!
Рядом со школой жила одна бабулька. У нее клубники было очень много. Она не любила детей, все в нас раздражало ее. А нам, конечно же, обязательно надо было напоминать о себе. Мы вырезали длинный щуп из прутьев с резинкой на конце, ложились под забор. А щуп вырезали как рогатку, дотягивались им до клубники и срезали ее всю, как бритвой. Бабулька приходила, а клубники – нет. Нет бы нам попросить! Может быть, она и дала бы, а может – и нет. Потом перестали ограничиваться клубникой и засунули тыкву в печную трубу. Бабулька затопила печку, дым пошел в избу. Она как заорет: «Помогите! Хулиганы! Это Надька Бабкина и вся ее шпана! Из этой шайки-лейки людей не получится. Все хулиганы. Тюрьма по ним плачет». И много других разных обидных слов. Вот такое веселое детство у меня было!