* * *
Слишком поздно, милый, поздно, отрицать все то, что было;
Из-за туч довольно грозно мне мурлыкает гроза.
Я люблю не так уж много, остальное – мило, мило,
И тернистая дорога – неживая полоса.
За углом все так же странно, громко каркают вороны;
Сколько можно неустанно повторять тебе одно?
Я такая, мне все мало, у меня свои законы —
И по ним я потеряла то, что было мне дано.
* * *
Все то, что случилось, оправдано нами
В условиях вечно неравной войны.
И если мы утром проснулись богами,
То в чьем всемогуществе больше вины?
* * *
Пусто, пусто. Первый лед.
Я иду куда-то там
С кем-то там – и он идет,
И бормочет по слогам,
Для чего пришел ко мне.
Мне смешно, но я иду
Сквозь метель как в полусне,
Полусне-полубреду.
Странный, бедный и больной,
Глупый-глупый человек,
Хорошо, что ты со мной
Так встречаешь первый снег.
Ты в проклятиях моих
Словно елка в новый год.
Напиши об этом стих,
Будет все наоборот.
2009
* * *
Бесполезное, мудрое, вечное.
За тобой не хожу – не гляжу.
Что-то есть на губах бессердечное —
То, что в жизни тебе не скажу.
* * *
Мой милый беспощадный друг – тебя устанешь ждать.
Я скоро стану тишиной за именем твоим,
А дальше, знаешь, ничего – и нечего отдать
Таким, как ты, моим друзьям, бессовестным таким.
la amargura
найди себе женщину,
похожую на десятилетнюю девочку.
послушай ее дыхание.
и каждый раз думай о том,
что не сбылось
твое вечное детство.
* * *
Наполнить звуком, вздохом, фейерверком
Бульварную слепую паранджу,
Надеть лицо, глаза – по этим меркам
Ни на кого уже не похожу.
Захлопнуть ставни, дверцу секретера,
В гремучей темноте считать до ста,
Приветствовать тебя, моя мегера,
Словами из расстрельного листа.
И улыбаться – всем, напропалую,
Насколько хватит совести и зла.
Писать, как прежде, «я тебя целую»,
Не отвечая, как мои дела.
* * *
Твоей любовью вымостят
Мою дорогу в ад
И все проступки выместят
Три вечности подряд.
Я знаю все заранее,
Но не ищу конца —
Нелепое заклание
Истлевшего тельца.
* * *
Моей тоске нет ни конца, ни края,
Но знаешь, хоть на скуку не похоже.
Я в стороне от пасмурного рая
Камнями забросала двух прохожих.
В тебе гудит бесцельное коварство —
И оттого полно какой-то мути.
Я полдуши отдам в обмен на царство
Твоей – аминь – неприменимой сути.
* * *
Витринно-магазинный ряд.
Дождливо, серо и уныло
В бетонной сырости горят
Недонебесные светила.
Каких-то глаз, каких-то рук
Соединение кривое,
И голосов какой-то звук
Берет за самое живое.
* * *
Я выдыхаю каждый вдох
Двумя различными путями
И чью-то жизнь с шести до трех
Переполняю новостями.
А после трех – молчу, молчу,
Чтоб намолчаться до восхода;
Как будто все мне по плечу:
И несвобода, и свобода.
* * *
Изогнуты улицы спальных районов
Причудливой полудугой.
Бредет по вчерашним следам почтальонов
Простывший почтовый изгой.
И будто бы нет никакого начала
У самого важного дня.
И кашель, и тяжко, и воздуха мало,
И всё, как назло, – у меня.
* * *
Все спокойно. Часы не идут.
Ты и я – измерение века —
На минуту, на пару минут
Подавили в себе человека.
Не дыши. Я тебе помогу.
Окажи мне такую услугу —
Как, на самом-то деле, врагу
И последнему верному другу.
* * *
Сентябри зашкалили – и хватит,
Все как будто хуже, чем вчера.
Впрочем, в первых числах что-то платят
Это – греет с самого утра.
Ну четверг. Настал – и слава Богу.
Чашкой чая больше на столе.
То ли я старею понемногу,
То ли все исчезло на земле.
* * *
В спальне настежь распахнуты двери,
и сквозняк шевелит тишину.
Под кроватью готовы ко сну
незнакомые черные звери.
Сладких снов, беспокойные звери.
ждали снега.
* * *
Не ноябрь – какая-то пресная мутная тишь.
Первый снег – основная причина для телеэфира.
Не бездействуешь, просто уютно без дела сидишь
На краю безнадежного, старого, ржавого мира.
Почему-то все время болит и болит голова
У лохматой бесчувственной тени в соседнем квартале.
Не опомнившись, тает почти неживая Москва,
Распадаясь на воду, известку и все остальные детали.
* * *
Опять безучастно скрипят где-то там во дворе
Качелями тоже-ведь-люди от трех до шести,
И если смотреть не на ветки деревьев, жаре,
Казалось бы, явно и место и время цвести.
И если смотреть не на низкое небо, бордюр
Сухой и по-летнему блеклый, вотрется в мотив
Отличного лета. Из всех ненакрашенных дур
У этой, пожалуй, – совсем никаких перспектив.
Но впрочем, не будем о важном и остром теперь.
Так что? Безучастно скрипят с полусотни сторон
Качелями дети. И в такт – деревянная дверь.
И если смотреть не на старый диван, то и он.
2010
* * *
Прошла себя за полчаса до двух.
Предел владений, как вершина Эвереста,
Отмечен белым флагом: время, место
И совокупность сказанного вслух.
Давай иначе: я умру нескоро,
Засяду сразу за пятнадцать неотложных,
Нет, пятьдесят безумно срочных дел
(за самые большие из возможных),
Не отвлекаясь на пустые разговоры.
Тогда посмотрим, есть ли мне предел.
* * *
Так хорошо терять былую хватку,
Скорей бы потерять ее совсем,
И по ночам в прохладную кроватку
Не приносить во сне запретных тем.
Отдельно подчеркнув, что я не гений,
Продлить на год студенческий билет —
И запихать макеты приключений
Под кресло, как спасательный жилет.
* * *
Специально брожу по знакомым местам,
прикасаюсь к знакомым вещам —
чтобы стало неважно, ты здесь или там,
в поколении новых мещан.
Чтоб сместиться на день, на сезон и на год,
повторяя привычный маршрут,
и забыть, что проклятое время – идет,
что мое уникальное время – идет,
и в принцессы уже не берут.
2011
Бег
Я тебя продолжаю встречать по утрам на проспектах,
В веренице знакомых и слишком знакомых прохожих,
На рекламных щитах, на журнальных листах; среди тех, кто
Совершенно другой, но умеет смеяться похоже.
Я в бегах, на бегу и готовлюсь к пробежке на старте —
В параллельных мирах, параллельно в десятке галактик.
И меня, может быть, на рассвете в какой-нибудь Спарте
Просто сбросит со скал дальновидный дряхлеющий практик,
Остановит мой бег.
* * *
Нет, здесь не курят. Отойди на перекур,
Не тереби в руках салфетку, пачку, ложку.
И не надейся, что из всех знакомых дур
Меня за жизнь сложить удастся понемножку.
На ярком фоне мировых абсурдных склок
Не сочинять стихов и проз теперь занятно.
По выходным умею – глядя в потолок —
Не обращать внимания на трещины и пятна.
И засыпаю плохо.
* * *
Вот, принцесса моя, у тебя слишком тонкие ручки,
и я вижу насквозь, из чего состоит твое племя.
Между тем, мне осталась неделя до новой получки:
и тогда попируем, тогда заживем – и не время
говорить о тревожном, печально закатывать глазки.
Не тревожься, наладится, будет, придет, успокойся.
Лучше выйди во двор, оцени киноварные краски
и послушай, как птицы кричат…
и послушай, как ставни стучат…
и не бойся.
* * *
а у тебя такие теплые манжеты
и не хватает денег на перчатки.
и каждый месяц – новые сюжеты
в твоей несуществующей тетрадке.
а я все здесь – в другом районе мира.
я буду вечно здесь – в другом районе мира.
* * *
говорят, нам осталось всего ничего до последнего дня.
так значительно проще, удобнее; все, наконец, измеримо.
ну и что, что меня отберут у тебя, а тебя – у меня?
все равно по утрам мы с тобой регулярно расходимся мимо.
все равно мой единственный дом будет пущен на самое дно
потеплением климата, таяньем льдов, переменой гольфстрима.
по сравнению с этим – пускай происходит все то, что должно:
в революциях сна, отношений, в других элементах режима.
2012
* * *
однажды случайно проснулась не там:
предметы другие и пахнут иначе.
порядок, расставивший все по местам,
меня от привычного хаоса прячет.
но снова любое распутье – подлог,
одна колея все маршруты прогрызла.
и мы по краям – по велению ног,
которым нет дела до здравого смысла.
* * *
Смотри, у нас по-прежнему дождливо,
как в январе. У нас, считай, январь.
Они – их много – пьют живое пиво
и проклинают местный календарь.
Меня – немало – впрочем, не хватает
на полстатьи среди твоих страниц.
Я – уменьшаюсь. Мир – располагает
унылым сходством незнакомых лиц.