Как видно родители будущего гетмана не были носителями украинофильских традиций.
Ещё менее украинофильской была среда, в которой находился Павел Скоропадский в период учёбы и службы, протекавшей в столице империи. После окончания элитного военного заведения Пажеского корпуса Павел Петрович служил в гвардии, командовал лейб-гвардии Конным полком, состоял в свите императора. По утверждению многих военных, офицерский состав русской царской армии был полностью деполитизирован.
По определению не мог заниматься политикой, состоя при особе императора, и Павел Скоропадский. Это занятие считалось унизительным для любого русского офицера. При этом полковые офицерские собрания зорко следили за моральным обликом своих членов, не допуская ни каких вольностей в вопросах чести и преданности престолу. Причём на решение офицерского собрания повлиять не могла ни какая сила. За малейший проступок провинившийся офицер изгонялся из полка по решению офицерского собрания. Поэтому проявлять свои украинские симпатии Павел Петрович во время службы просто не мог, и очевидно ещё и в силу того, что у него их просто не было.
Возможно, после крушения Российской империи, он стал, как некоторые лица из военной среды, перерожденцем. Но для этого тоже нужны какие-либо предпосылки. И они у Скоропадского, несомненно, были. Это следует из его признания, что до революции он стоял на принципах «лояльности престолу». На первый взгляд эта фраза самая обычная, но для близкого к престолу человека совершенно неприемлемая. Потому, что лица такого полёта как Павел Скоропадский должны быть не лояльными к престолу, а защитниками трона. Лояльность это термин, определяющий благонадёжное отношение к власти без отождествления себя с этой властью. Человек лоялен к власти, пока она сильна, но вдруг она ослабла, тогда в благонадёжном отношении нет нужды.
В своих воспоминаниях Павел Петрович Скоропадский указывал на оставившего большой след в его воспитании родного деда Ивана Михайловича Скоропадского. По признанию гетмана его дед в вопросах воспитания был «большой чудак». Он пытался разъяснить внукам, как простые люди добывают себе пропитание, разработав собственную систему обучения молодого поколения.
Павел впервые познакомился со своим дедом в пять лет, когда он с матерью прибыл к нему в имение Тростянцы из Германии. Маленький Скоропадский почти не говорил по-русски, зато свободно изъяснялся по-немецки. И именно Иван Михайлович запретил ребёнку разговаривать по-немецки и приставил к нему русского учителя.
Когда Павел немного повзрослел, его дед, следуя своим представлениям о воспитании детей, выстроил крестьянскую хату, в которую поселил внуков, Павла и его старшего брата Михаила, уча их земледелию и плотницкому делу. Именно благодаря деду будущий гетман близко познакомился с патриархальным укладом сельской жизни малороссийских крестьян. После, в период гетманства, Павел Скоропадский неоднократно заявлял о своей близости к крестьянской среде, так называемым хлеборобам, и пытался найти в их среде поддержку.
Постараемся нарисовать портрет Ивана Михайловича Скоропадского, родного деда будущего гетмана. Следуя семейной традиции, Иван Михайлович поступил на военную службу. Однако через год вышел в отставку, что было совсем не характерно для Скоропадских, и поселился в своем полтавском имении Тростянцах, где жил почти безвыездно. Человек умный и образованный Иван Скоропадский интересовался политикой, участвовал во всех культурных начинаниях Полтавщины. Огромное состояние делало старшего Скоропадского независимым и позволяло несколько дистанцироваться от центральной власти.
Благодаря своему богатству, знатному происхождению и, несомненно, личным качествам, Иван Михайлович Скоропадский, был человеком хлебосольным, пользовался в округе всеобщим уважением, несколько лет возглавлял дворянство Полтавской губернии. Называя себя на польский манер, полтавским маршалком.
Регулярно в Тростянцах собиралось местные помещики, из числа старинных и богатейших малороссийских родов, любивших рассуждать об истории Малороссии. Послушать пение бандуристов, почувствовать себя в некоторой оппозиции к центральной русской власти. Многие помещики, как и хозяин поместья, говорили на «украинской мове».
Павел Скоропадский вспоминал, что в доме деда держались строгих украинских традиций, не только в обиходе, но и в религии. Так при крещении в России младенцев окунали в купель, а на Украине обливали водой. Именно Иван Михайлович настоял на крещении по украинскому обряду своей внучки Елизаветы, сестры гетмана.
Всё это говорит о том, что старшему Скоропадскому было дорого всё украинское. Однако ни чего предосудительного в этом нет. Это вполне нормально любить свою маленькую родину, интересоваться историей и культурой своего края. Это свойственно каждому нормальному человеку. Но не всё так гладко было в доме Ивана Скоропадского. Главным показателем его политических взглядов был портрет гетмана Ивана Мазепы. Того самого Мазепы, мечтавшего о высшей власти для себя и выступившего на стороне шведов против России и участвовавшего в знаменитой Полтавской битве. С тех пор для всех нормальных людей имя Мазепы стало нарицательным, означающим измену, предательство.
Очевидно, полтавский маршалок Иван Михайлович Скоропадский, думал совсем по-другому, раз повесил у себя в доме портрет гетмана Мазепы, а не своего пращура гетмана Ивана Ильича Скоропадского, сражавшегося в составе русской армии со шведами под Полтавой.
Эта меленькая деталь интерьера помещичьей усадьбы говорит о многом. И хотя Иван Михайлович Скоропадский открыто не выступал за разрыв с Россией, время ещё не пришло, но его уважительное отношение к Мазепе, личность которого была овеяна ореолом борца за независимость Украины, свидетельствует о сепаратистских симпатиях.
Проведя детство в доме деда, будущий гетман «Всея Украины» слушал разговоры малороссийских фрондёров, и хотя тогда ни какого значения этому молодой Скоропадский не придавал, но это прочно засело в его голове и при благоприятных условиях вырвалось наружу.
А события в начале XX века развивались очень стремительно. Противостояние стран Центральной оси и Антанты, достигло своего апогея и, многолетнее скрытое противостояние, в 1914 году переросло в мировой вооружённый конфликт. Павел Пектрович Скоропадский, как и положено русскому офицеру находился на фронте, честно выполняя свой долг защитника отечества. К концу войны он уже генерал-лейтенант и командир 34-го армейского корпуса, действовавшего в составе Юго-Западного фронта. Именно на этой должности его застали трагические для армии и государства в целом события февраля 1917 года. Монархия пала. Власть перешла к либерально-революционному Временному правительству. Это привело к ослаблению центральной власти и усилению власти на местах, в частности на Украине, где уже имелись давние и прочные сепаратистские традиции, быстро развивающиеся на иностранные деньги.
«Украинство» в деле
В начале 1917 года, находясь в действующей армии и командуя армейским корпусом, генерал Павел Скоропадский не имел возможности, да и желания, в силу своего происхождения и кастовой принадлежности к военным, участвовать в политическом украинском движение. Нельзя сказать, что будущий гетман ни чего не знал о набиравшем силу украинском движении, но его информированность в этом вопросе была очень скудной.
Впоследствии, когда волею судьбы Скоропадский оказался во главе Украинского государства, он вспоминал, что и сам не понимал, «как все это произошло». На эту высокую роль, главы украинского национального движения его выдвинули обстоятельства, а не личное стремление к абсолютной власти. Эти обстоятельства наступили столь стремительно, что генерал Скоропадский был не готов к этой роли, национального украинского лидера.
Сам Павел Петрович эволюцию своих националистических взглядов поясняет исключительно наличием внешних обстоятельств. Когда в марте 1917 года он из газет впервые узнал об украинских демонстрациях, то был возмущён, полагая, что это работа врагов России. Он даже вступил в полемику со своим адъютантом Черницким, поляком по национальности и скрытым врагом России. Тогда же от офицера гвардейского Конного полка Ходкевича, так же поляка, Павел Скоропадский получил предложение принять участие в украинском движении. Но это показалось ему малоинтересным. Больше об «украинстве» генерал Скоропадский, по собственному признанию, не думал, вплоть до июня месяца, когда подвозил одного солдата депутата украинского войскового съезда. Скоропадский вступил с солдатом-депутатом в полемику по вопросу создания украинских частей, поскольку отрицательно относился к подобной идее.
Однако искренность Павла Петровича Скоропадского, в вопросе «украинофильства» ставится под сомнение, вследствие наличия совершенно противоположных высказываний.
Так, генерал Владимир Николаевич Воейков, хорошо знавший будущего украинского гетмана, по службе в гвардии, поскольку сам командовал лейб-гвардии Гусарским полком, вспоминает, что десятилетнее пребывание Скоропадского в императорской свите не помешало ему, на одном из украинских съездов, выразить «восторг по поводу избавления его родины – Украины – от двухсотлетнего угнетения её москалями».
Однако доверять генералу Скоропадскому, хотя с большой натяжкой всё же можно. Вполне возможно, что вначале он действительно, мог возражать против создания национальных частей в русской армии, в том числе и украинских, полагая, что это ослабит войска в период войны с Германией. При этом точка зрения будущего украинского гетмана, относительно национализации отдельных воинских частей, вполне могла расходиться с его мнением о суверенитете, или хотя бы автономии Украины.
Революционные события всегда поднимают со дна многие мутные элементы, которые совершенно невзрачные в обычное, мирное время, во времена хаоса, политической нестабильности поднимаются на самый верх, благодаря наличию, тех беспринципных качеств, которые могут быть востребованы именно в такое время. Они становятся настоящими лидерами революционных масс, умело удя рыбу в мутной воде.
Ясно, что Павел Скоропадский такими качествами обладал лишь отчасти. Он не имел той политической гибкости и твёрдых принципов в решении украинского вопроса. Тесно связанный с Россией, он хотя и не отказывал в праве Украины на самостоятельное развитие, но, вначале, не мыслил её существование в отрыве от Великой России.
К тому же, генерал Скоропадский, кадровый военный, не имел ни какого опыта политической работы, да ещё принадлежал к дворянскому сословию. Поэтому в революционных условиях получить власть на Украине, легально, путём выборов, Скоропадский не мог, да и, очевидно, не хотел. Это было чуждо, военному и аристократу, каким являлся Павел Петрович Скоропадский.
Революционные события в стране развивались так стремительно, что коренным образом изменяли судьбы многих людей, вовлекая их в водоворот политической жизни. И кто не сопротивлялся революционным вихрям, а иногда наоборот, охотно соглашался следовать указанному курсу, тот попадал в политический водоворот, становясь соучастником разрушения Российского государства. Так получилось и с русским генералом Павлом Петровичем Скоропадским, которого революционные вихри превратили в украинского гетмана.
В 1917 году, после краха монархии, мощные центробежные силы стали разрывать на части прежде единое государство – Российскую империю. Организовалась и политическая власть на Украине, претендовавшая на получение определённой государственной самостоятельности. Одним из первых требований украинской власти стало создание собственных вооружённых сил, но не за счёт формирования новых воинских подразделений, а путём украинизации уже имеющихся частей бывшей русской царской армии.
И хотя большая часть командного состава русской армии относилась к вопросу национализации воинских частей отрицательно, правительство пошло на уступки украинской власти. Временное правительство выступило с декларацией: «Правительство считает возможным продолжать содействовать более тесному национальному объединению украинцев в рядах самой армии или комплектованию отдельных частей исключительно украинцами поскольку, насколько такая мера не нарушит боеспособности армии, и находит возможным привлечь к осуществлению этой задачи самих воинов-украинцев, командируемых Центральной Радой в военное министерство, Генеральный штаб, Ставку». Таким образом, формальное согласие Петрограда на создание украинских воинских подразделений было получено.
Ещё раньше председатель украинского воинского комитета Симон Васильевич Петлюра через своих агентов, прикомандированных в качестве официальных представителей Центральной Рады к штабам всех фронтов, начал проводить линию на украинизацию отдельных воинских частей. Кроме того петлюровские агитаторы ездили по всем военным соединениям организовывая украинские громады и комитеты. Проводя различные постановления и резолюции об украинизации частей.
В феврале-марте 1917 года 34-й армейский корпус генерал-лейтенанта Павла Петровича Скоропадского располагался в Стохове. Туда доходили слухи о попытках создать в составе русской армии, национальные воинские подразделения, в том числе и украинские. Летом штаб 34-го корпуса стали посещать различные «уполномоченные» лица выражая надежду, что Павел Скоропадский, как подобает истинному украинцу, примет участие в национальном движении. Первой такой ласточкой оказался украинский комиссар при штабе фронта поручик Скрыпчинский. 29 июля он встретился с командиром корпуса и в частной беседе, объяснил генералу Скоропадскому причины начавшейся национализации воинских частей, «для избежания их социализации». Проще говоря, национальным хотели подменить социалистическое, революционное.
Поэтому Скрыпчинский прямо предложил Скоропадскому украинизировать свой корпус. Павел Петрович, в начале, отнёсся к предложению украинского комиссара весьма скептически, так как, хотя в душе и симпатизирует украинской идеи, но не считает себя возможным участвовать в украинском движении, поскольку оно слишком революционное, направленное против высших классов, в первую очередь против помещиков. Однако брошенные «радетелями за вольную Украину» зёрна, попали в хорошо подготовленную почву и дали всходы.
Вскоре будущий гетман изменяет своё мнение в вопросе о национализации армии. И происходит это «просветление» после последнего наступления русской армии предпринятого лично главой Временного правительства Александром Фёдоровичем Керенским в июне 1917 года. Военным командованием наступательная операция была подготовлена в полном объёме, но провалилась из-за резкого падения дисциплины в войсках. Солдаты отказывались воевать, командиров ни кто не слушал.
После провала наступления вновь заговорили об украинизации некоторых частей русской армии. И Скоропадский был уже не против украинизировать свой корпус. Неожиданно эту идею поддержал командующий Юго-Западного фронта генерал Алексей Евгеньевич Гутор (1858 – 1938), в годы Гражданской войны предложивший свои услуги большевикам. Командующий 7-й армией Владимир Иванович Селивачёв (1868 – 1919), непосредственный начальник Павла Скоропадского, отнёсся к возможности украинизировать 34-й корпус совершенно равнодушно. Во всяком случае, ни каких противодействий с его стороны не было. Интересный факт, генерал Селевачёв, так же, как и командующий фронтом Гутор, после служил в Красной армии, активно действовал в качестве помощника командующего Южным фронтом большевиков против Добровольческой армии, умер.
Казалось, что дело сдвинуто с мёртвой точки и вопрос об украинизации корпуса практически решён. Но неожиданно против национализации корпуса выступил начальник штаба 7-й армии генерал-майор граф Сергей Николаевич Каменский. У него произошёл конфликт с Гутором. Каменский срывает все планы Скоропадского.
Создавшееся положение побуждает генерала Скоропадского действовать. Он обращается к генералу-квартирмейстеру Юго-Западного фронта генералу Николаю Иосифовичу Раттэлю с просьбой разрешить отправить официальное письмо к командующему фронтом Гутору и начальнику штаба фронта генералу Николаю Николаевичу Духонину об украинизации корпуса.
Зная позицию командующего фронтом, будущий украинский гетман рассчитывал добиться с его помощью официального решения о проведении национализации своего корпуса. Расчёт оказался верным. А.Е. Гутор считает это дело фактически решённым. Такого же мнения придерживается и начальник штаба генерал Н.Н. Духонин, наивно рассчитывавший, что это повысит дисциплину в войсках.
Вроде бы всё разрешилось, но вновь возникает новое препятствие. Против такого решения выступают командующий Киевским военным округом полковник Константин Михайлович Оберучев, личный ставленник А.Ф. Керенского, и его начальник штаба Николай Николаевич Обалешев. Дело встало, решения не принято. Но Павел Петрович не сдаётся, проявляя редкостное упорство в этом вопросе. Он решает ехать в Каменец-Подольский, в котором размещается штаб фронта, и лично переговорить с командующим генералом Гутором, и добиться официального решения об украинизации корпуса.