САЛЬВАДОР ДАЛИ. ЗАТВОРНИК
Мнение других было ему безразлично, особенно теперь, когда немощь и болезнь превратили его в развалину. А эти другие твердили: «Не странно ли, что нуждающийся в постоянном внимании и поклонении человек стал отшельником и заперся в башне?»
Ничто больше не вызывало интереса. Единственным зрелищем, которое мрачный старик теперь созерцал, стоя у окна над внутренним двориком башни, были пятна солнечного света и теней на стенах Театра-музея в Фигерасе. В последние годы он совсем не выходил, даже прогуляться по причудливым залам музея не тянуло. Впрочем, старик и без того знал наизусть каждый поворот, каждую статую и картину. Иногда, мучаясь бессонницей и тоской, он закрывал глаза и шествовал по своему легендарному дворцу, вместившему не просто уникальную коллекцию, а целую жизнь великого и ужасного Сальвадора Дали. Художник завершал свои дни там же, где родился, – в маленьком Фигерасе каталонской провинции Жирона. Именно здесь в семье нотариуса Сальвадора Дали-и-Куси и доньи Фелипе Доменеч одиннадцатого мая 1904 года появился на свет мальчик. Годы спустя, с наслаждением предаваясь изучению своих бесчисленных психических отклонений, он винил родителей за многое – и за жизнь в провинции, и за «второсортность», которую они ему уготовили: Сальвадором (что в переводе означает «спаситель») его назвали в честь первенца, умершего в два года от воспаления мозга. Словно хотели, чтобы таким образом их обожаемый старший сын переродился. Отца он обвинит в недопустимой строгости, мать – в излишней мягкости, сестру Анну Марию, родившуюся четырьмя годами позже, – в стремлении отобрать родительское внимание. Впрочем, скрепя сердце Дали признавал: его способности к рисованию в семье поощряли, даже оборудовали маленькую мас терскую и оплатили уроки у местного художника. Люди теперь называют его вздорным упрямым стариком, говорят, что возраст сделал его невыносимым. Ха! Да он с детства был таким, и неизвестно, как повернулась бы жизнь, если б не упрямство. Каждый день семью сотрясали скандалы: отец тащил сына волоком в школу, а негодник вырывался, симулировал приступы всевозможных болезней и впадал в такую истерику, что вокруг собиралась толпа. Школу Сальвадор ненавидел – одноклассники над ним издевались и засовывали за шиворот кузнечиков, спровоцировав стойкую фобию перед насекомыми. Желание быть в центре внимания превосходило все пределы – однажды в школе мальчишка с разбегу врезался головой в мраморную колонну, кровь текла ручьем. На взволнованные расспросы обиженно объяснил, что рассердился, потому что никому не было до него дела. А в семь лет Дали устроил такой скандал у кондитерской, что полицейский уговорил владельца открыть лавку, несмотря на обеденный перерыв, и подарить орущему парню леденец. Упрямство помогло совершить и первый шаг к карьере живописца. В семнадцать Сальвадор собрался поступать в Королевскую академию изящных искусств Сан-Фернандо – испанскую Мекку будущих художников в Мадриде. Сделал требуемый для поступления рисунок, да вот беда – слишком маленький. В оставшиеся до экзамена три дня Сальвадор подготовил новую работу – еще меньшего размера. Этот набросок отличало такое мастерство, что преподаватели закрыли глаза на несоответствие правилам и приняли упрямца в академию. Спустя пять лет, в 1926 году, они уже не были так снисходительны. Дерзкий и эксцентричный студент до такой степени всех извел, что его отчислили. Учителя понимали, что Дали даровит: он выделялся и на занятиях, и среди студенческой богемы общежития «Резиденция». С друзьями Луисом Бунюэлем и Федерико Гарсией Лоркой у них образовалась тесная компания, юнцы читали Фрейда и Ницше, мня себя гениями. Но характер, отвратительный характер! Да еще эксперименты с новомодными течениями вроде кубизма, которых мэтры не одобряли. А заявления, что он знает больше наставников?! Словом, заносчивый нахал был изгнан, но вовсе не расстроился, а отправился туда, куда стекались со всех концов света амбициозные таланты – в столицу Франции. В Париже были Пикассо и Миро, обая ние их таланта оказалось столь впечатляющим, что даже такой оригинал, как Дали, не устоял в начале пути перед подражанием. Перебрался в Париж и его лучший друг Бунюэль, увлекшийся синематографом, и в 1929-м они вместе сняли «Андалузского пса», которому суждено было войти в золотой фонд мирового кино. Здесь было все, кроме, пожалуй, главного – любви. Со стен в залах Театра-музея на старика смотрит одна и та же женщина, ее лицо и тело преломляются в голограммах, ее имя присутствует повсюду. Гала – женщина его судьбы. В ранней юности он часто писал сестру Анну Марию, но с момента встречи с Галой – больше никогда и никого, только ее. Страстная любовь, страстная ревность, страстная ненависть, страстная тоска – Гала была мороком его жизни, и казалось, будет всегда. Но она оставила его. Предательски умерла, и мир померк. После ее кончины Дали перебрался было в резиденцию жены, которую когда-то купил ей, – замок Пуболь. Но вотчина Галы не приняла нового хозяина – во всяком случае, так он решил, когда произошел несчастный случай. Загорелась проводка, старик не мог дозваться помощи и выбраться, получил серьезные ожоги, смертельно испугался – и навсегда оставил Пуболь, пустой и холодный, как фамильный склеп. Впрочем, этот дом вообще был ему чужд: Гала обустроила его «от противного», просто, изящно и традиционно, отказавшись от привычных кричащих красок и вычурного декора. Нет, ему приятнее вспоминать о временах, когда их ничто не разделяло – никакие запреты, ограничения и правила. Вот ее портрет в матроске: девочкаподросток, сидящая спиной к зрителю. При знакомстве Сальвадор – он не раз вспомнит об этом – вдруг остро почувствовал, что знал эту женщину ребенком. Этого никак не могло быть: уроженка России Елена Дмитриевна Дьяконова впервые побывала за границей в 1912 году, когда лечилась от туберкулеза в швейцарском санатории. Там-то она и познакомилась с очаровательным Эженом Эмилем Полем Гренделем. Именно Елена придумала талантливому молодому поэту новое имя, под которым он прославился: Поль Элюар. А тот придумал имя ей, и под ним Елена Дьяконова вошла в историю: Гала, «праздник». Она вышла за него замуж, родила дочь. Полю пришлось смириться с ее неукротимым любвеобилием: Елена отказывалась признавать общепринятые моральные нормы и через несколько лет после свадьбы муж был вынужден терпеть постоянное присутствие в их жизни художника Макса Эрнста. В 1929-м супруги приехали к другу Поля Сальвадору в Кадакес, где у того была мастерская. Позже смеясь вспоминали, что поначалу Дали произвел на Елену крайне невыгодное впечатление: он выглядел как латиноамериканский жиголо – очень ярко одевался, гладко зачесывал волосы и напомаживал их бриллиантином, носил за ухом цветок магнолии. На самом деле к своим двадцати пяти годам художник оставался девственником, потому что смертельно боялся женщин и робел перед ними. Жена друга ошеломила Сальвадора с первого взгляда. Ей тридцать пять, она на десять лет старше, но это совершенно не имело значения. Любовный треугольник так и сохранялся. Точнее, Элюар продолжал любить Галу до самой смерти, а Дали в качестве своеобразной компенсации за разбитый брак написал его портрет. Гала оставила не только мужа, но и дочь, всецело отдавшись новой жизни с мужчиной, в котором сразу угадала гения. Она увидела все особенности его сложной натуры – дикую потребность в эпатаже, буйную фантазию, жажду славы, интеллектуальный и творческий поиск, тягу к богатству. . . Сам Дали откровенно признавался: «Я был одержим самоуничтожением и пробовал на прочность все ценности». И Гала, которая полжизни провела так же, почувствовала родную душу. Во время первой прогулки по морскому берегу она сказала: «Мой маленький мальчик, мы больше никогда не покинем друг друга». Поженились они, правда, только в 1934-м. Гала стала для Сальвадора всем: женой, любовницей, матерью, дочерью, менеджером, музой и другом. Скоро подписывать картины он стал так: «Гала-Сальвадор-Дали». Луис Бунюэль много позже опишет подноготную этой любви, которую, впрочем, Сальвадор и сам никогда не скрывал: «Практически он не интересовался женщинами. Как человек, склонный к воображению, с некоторыми садистскими тенденциями, даже в молодости не был женолюбом и насмехался над приятелями, увлекавшимися женщинами. Невинности его лишила Гала. После чего на шести страницах он описал мне радости плотской любви. Гала – единственная женщина, которую он действительно любил. Ему случалось обольщать и других, в особенности американок-миллиардерш. Но при этом он только раздевал их, варил крутые яйца, клал им на плечи и, не говоря больше ни слова, отправлял домой… Под влиянием Галы, буквально загипнотизировавшей его, перешел от одной крайности к другой и начал делать деньги, вернее, золото, которое было его божеством всю вторую половину жизни». До «золотого» периода, впрочем, нужно было еще дожить. Поначалу приходилось нелегко. Отец и сестра (мать умерла) не испытали восторга от его избранницы, и Дали жестко порвал с ними. Отец же, увидевший на одной из картин сына подпись: «Иногда я с наслаждением плюю на портрет своей матери», сам вычеркнул Сальвадора из жизни, лишив финансовой поддержки. Мало того, убедил знакомых в Фигерасе и Кадакесе отказать сыну в помощи. Пришлось бы туго, если бы не вдова рыбака из городка Порт-Льигат, продавшая художнику сарай на берегу, где раньше хранились снасти. Эта хибара и стала первым любовным гнездышком четы. Совсем скоро знакомые Сальвадора станут обвинять Галу в корысти и расчете, эгоизме и скупости, она даже получит прозвища Чума и Злюка. Однако время, проведенное в нищете, показало как раз бескорыстие и верность ее любви. Не знавшая до того бедности, Гала научилась вести хозяйство, покупать продукты за гроши и обустраивать жалкую комнатушку, бывшую и спальней, и гостиной, и кухней, и мастерской. Так будет всегда: неприспособленного к жизни Дали, боящегося лифтов и паникующего перед подписанием любых документов, Гала буквально за руку вела. Потом они переехали в Париж, жили, кстати, в квартире Элюара. И немедленно прославились как очаровательная пара, способная обаять любого. Когда нужно, Дали легко наступал на горло своей эксцентричности и вздорности, производил впечатление утонченного, образованного, прекрасно воспитанного человека, а Гала демонстрировала талант пиарщика, деликатно, но настойчиво пропагандируя гениального супруга. Именно она добилась первого судьбоносного контракта: в 1931 году состоялась выставка, на которой были представлены двадцать четыре работы Дали, снискавшие восторги критиков и интерес покупателей. На художника обратили внимание аристократы и влиятельные бизнесмены, появились первые деньги. Гала была прирожденным импресарио – в ближайшие годы творчество ее возлюбленного произвело фурор в Барселоне, Нью-Йорке и Лондоне. Интерес подпитывали скандалы, на которые супруги оказались весьма щедры. Скажем, на выставке в Лондоне Дали появился в водолазном костюме и едва не задохнулся, а публика приняла это за шутливую пантомиму. В Америке на придуманный мужем «Бал галлюцинаций» Гала заявилась в черной шляпке с куклой в виде мертвого ребенка. Журналисты решили, что она издевается над недавней трагедией летчика Линдберга, сына которого похитили и убили. Ей этого так никогда и не простили, несмотря на разуверения и извинения. Крупный меценат виконт де Ноэйль приобрел картины Дали за баснословную цену – и на выручку супруги купили домик в приморском Порт-Льигате. Постепенно они стали владельцами и соседних домишек. В поисках «своих» Дали присоединился в те годы к сюрреалистам, но выделялся даже среди Миро, Бретона и де Кирико, эпатировавших публику своим бунтарством. В итоге переругался с товарищами и на всю планету заявил: «Сюрреализм – это я!» На протяжении многих лет мир пытался понять, как он мыслит, где черпает вдохновение и откуда берет невероятные образы. Сам художник только запутывал публику еще больше, вещая об открытом им новом «параноидально-критическом методе», основанном на погружении в бессознательный хаос. Критики и зрители так и будут с умным видом кивать все полвека его творческой карьеры, разглядывая текущие часы в «Постоянстве памяти», тигров с ружьем в «Сне, вызванном полетом пчелы вокруг граната, за секунду до пробуждения», лошадей и слонов на комариных ногах в «Искушении святого Антония» и «Слонах»… В 1936 году, за полгода до начала бойни в Испании, Дали написал пророческое «Предчувствие гражданской войны». Однако сотрясавшие Европу тревожные процессы оставались от него далеки – Сальвадора не увлекала реальность. Тем не менее за неделю до оккупации Парижа супруги уплыли в США. Дали потом вспоминал: «Война показалась мне уличной потасовкой. Однако настал день, когда шум драки достиг и моих ушей, и я своими глазами увидал драчунов – крепко сбитых невозмутимых немецких солдат. Уже громыхали по Франции их боевые машины. . . И я сказал себе: все это слишком походит на исторические события и, следовательно, не для тебя. Я в один вечер собрал холсты, краски, и мы уехали». Америка его жажду славы утолила сполна. В 1941 году открылась выставка в Музее современного искусства, следом публикуется скандальная автобиография «Тайная жизнь Сальвадора Дали», спустя несколько лет начнется сотрудничество с Альфредом Хичкоком (декорации к фильму «Завороженный») и Уолтом Диснеем (мультфильм Destino). Дали не гнушался и рекламой, разрабатывал дизайн ювелирных украшений, одежды и аксессуаров, а Гала очаровывала галеристов и коллекционеров, пробуждая интерес к картинам мужа. В 1943-м она нащупала золотую жилу: богатейшая чета из Колорадо, Элеонора и Рейнольдс Морс, буквально влюбилась в работы художника, едва переступив порог галереи. Супруги принялись скупать холсты и рисунки, даже открыли его музей во Флориде.
Конец ознакомительного фрагмента.