И в завершении, хочется добавить то, что первое такое чудо было в Киеве в 1993 году. На стекле киота отобразилась икона Божией Матери «Призри на смирение». Отображение получилось как узор на морозном стекле. Его исследовали ученые и растерянно развели руками: было признано, что изображение на стекле нерукотворное. Для иконы и отдельно для стекла были сделаны дорогие киоты. Сейчас и икона, и изображение на стекле стоят рядом в одном из храмов Киево-Печерской Лавры.
Второе чудо произошло в псковском храме святого благоверного князя Александра Невского. На стекле киота отобразилась икона Божией Матери.
Третье чудо – отображение на стекле иконы Божией Матери «Казанская», которая находится в храме Преображения Господня в подмосковном селе Вельяминово (описание выше).
Недавно чудесно отобразилась на стекле икона «Спас Нерукотворный», которая находилась в иконостасе московского храма Петра и Павла у Яузских Ворот. Сейчас в иконостасе оставлено только стекло, икона вынесена для почитания на середину храма.
По материалам сайтов:
http://veliaminovo.3dn.ru/
www.pravoslavie.ru/sretmon/turin/konf2002.htm
http://top.ucoz.ru/catalogs/14/index15.htmlhttp://www.is-tok.ru/publ/5–1–0–82
Вельяминово. Снимок 1988 года
Церковь Преображения – до реставрации
Online-Sicherheit mailto: andreiaga@yandex.ru
Я обратилась к автору снимка с просьбой использовать эту фотографию в публикациях этой книги. Ответ пришел на следующий день: Используйте.
«Это все, что есть, ничего другого у меня нет. С уважением, Андрей.»
Село Вельяминово Восстановленная Церковь Преображения (Источник – https://www.votpusk.ru/country/dostoprim_info.asp?ID=23198)
Вспоминаем – 50-е годы…
В Центральном Вельяминово, в помещении большого каменного здания школы всегда проводились выборы, а в клубе – основные мероприятия и концерты.
В моей памяти с тех пор остались праздничные настроения, связанные с днями ВЫБОРОВ. Голосовать все ездили в центральное Вельяминову, – в школу.
Мама с некоторыми другими женщинами отправлялась туда ещё накануне для работ на кухне. Для комиссии и других организаторов выборов в этот день готовились завтраки и обеды. Жителей совхоза в центральное Вельяминово отвозили на санях, в которые было накидано сено, чтобы удобно было сидеть. Дуги были украшены лентами, искусственными цветами и даже – колокольчиками, звон которых слышался на протяжении всей езды, перекликаясь с залихватской игрой гармонистов, сопровождавших санную «карусель». Мне всегда почему-то казалось, что гармонисты – разные, а мелодия у всех – одна и та же. Как будто гармошка выговаривала – «Наши-Ваши, Наши-Ваши…». Все старались одеться по – праздничному.
В школе работал буфет, где кроме стандартных угощений продавались закуски, приготовленные поварами, обслуживающими выборное мероприятие.
Проголосовавшие не спешили уезжать. Столики в буфете не пустовали. И, конечно, в большой проходной комнате было устроено что-то вроде сцены, на которой по очереди выступали агитбригады и участники кружков художественной самодеятельности, которые представляли разные посёлки, приписанные к этому участку выборочной компании.
На фотографии – в день выборов участники художественной самодеятельности от Вельяминовского совхоза МПС
В центре – слева от плаката с рушником на груди – моя сестрёнка Милочка
Эти три километра от совхоза до центральной усадьбы не всегда украшались праздничными настроениями. Когда мы приехали в совхоз, можно было выбрать не школу в пристанционном посёлке, а поступить учиться в Центральном Вельяминово. Но нам не посоветовали. И не потому что, три километра до школы для детей – длинная дорога. Дело в том, что зимой эти три километра пролегали по пустынной заснеженной местности, открытой не только для ветров и снежных бурь. Здесь неоднократно видели волков и их следы. Леса – недалеко. И видимо, в зимнее голодное время они охотились на зайцев, следы которых встречались повсюду – и в лесах, и на открытых заснеженных полях и лугах…
С лысой площади совхоза – левее была ещё одна дорога, которая вела к «Малому пруду», а потом – выводила к совхозным полям и огородам пробегала через луга, и бежала дальше, через лес – в деревню – Привалово.
За «Малым прудом» находились огороды жителей совхоза. Позже нам тоже там выделили кусочек земли, на котором мы сажали картошку.
Я помню, как мы все вместе помогали маме её сажать, а, когда она отцветала, и появлялись уже клубни, мы с бабусей ходили на «наш» огород и осторожно, чтобы не повредить основной куст, подрывали и набирали в маленькое ведёрко молодой картошки. Возвращаясь, мы делали остановку, наливали в картошку воду и жмыхали её руками, чтобы смыть с неё оставшуюся не ней землю. Заодно, вместе с землёй облезала часть молодой шелухи. Потом её так и варили – в оставшейся кожуре. До чего же она была вкусной…
Мы с бабусей ходили в тот дальний лес, в сторону Привалова и собирали там хворост для печки, поскольку с дровами всегда была проблема.
Когда мы возвращались с вязанкой дров за плесами у бабуси, мы проходили лугом, на котором встречались – бучаги. Это глубокие ямы заполненные прозрачной водой. По краям бучагов рос кустарник, а иногда в воде встречались и кувшинки.
В жаркую погоду мы останавливались у бучага, который побольше, – передохнуть и я купалась. В один из таких бучагов я опускалась и плавая, наслаждалась прохладной свежестью воды.
Странно, но с детства я была застенчивой, поэтому в бучагах я купалась в трусиках, хотя, кроме бабуси рядом никого не было. А зря. Купаться полностью раздетой, ощущать, как прохладная вода оптекает и ласкает всё тело – это такое блаженство…
Удивительный мир природы
Бесплатные фотографии my.mail.ru
Почему-то, когда я вспоминаю об этих маленьких оазисах, у меня в памяти всплывает песенка, которую бабуся пела мне в детстве:
Странный текст, но смысл песенки, вероятно, имеет глубокий подтекст…
Ещё с площади в центре совхоза выбегали маленькие вытоптанные дорожки – тропки. Одна из них вела к детским яслям, другая к конторе, по одной из них можно было короче добраться до пруда, по другой – к теплицам, ну и, конечно, к каждому из бараков.
В центре площади стоял электрический столб. Наверху всегда вечерами включался фонарь. Место вокруг столба называлось «пяточком». Там по выходным или праздникам устраивались танцы под радиолу или патефон. Но чаще всего, вечерами, уставшими за день от полевых работ ногами, девчонки – под гармошку выбивали дроби.
Вот такое оно – «Вельяминово», разбросанное: и маленькое и большое, и богатое, как «Центральная усадьба» и бедное, как совхоз «МПС», но всегда красивое, как красивы все подмосковные местечки.
Почему я так подробно описала Вельяминово, каким оно было в те далёкие годы?.. Недавно, моя сестрёнка – Милочка, прожившая в Вельяминово дольше меня, решилась съездить на старые места своего детства и юности.
Сойдя с электрички, она не узнала посёлка вообще. На месте деревенских домов с огородами, выросли каменные коттеджи. Всё чужое. Как ни странно, прежней остался только вокзал. Когда Милочка вошла внутрь здания, на неё со всех сторон навалились воспоминания. Ничего не изменилось…
Дойдя до бывшего перелеска, который раньше и влево и вправо перерастал в лесные заросли, она увидела лишь небольшой пустырь с редкими деревцами.
От совхоза ничего не осталось вообще. На месте его тоже выросли коттеджи. Разговорившись со случайным встречным, Милочка узнала, что совхоз давно закрыли. Бараки сломали. В центральном Вельяминово, где-то недалеко от шоссе, выстроили жилой многоквартирный дом, в который переселили всех жильцов из бараков. У Милочки больные ноги, и она не решилась идти дальше в поисках своего прошлого. Да и мало вероятного, что она отыскала бы своих бывших подружек. Их родителей, наверняка, давно нет в живых. Да и они сами все уже бабушки…
Вернувшись домой, Милочка сделала для себя вывод – прошлого не вернуть, и, вероятно, не стоит его искать. С годами плохое – не забывается, просто в памяти боль притупляется.
А всё хорошее – греет душу. Так и надо жить с этим хорошим. А встречи с состарившимся прошлым чаще всего ранят, и разочаровывают…
Поскольку папа был направлен в совхоз на «временное поселение» от самого министерства, ему выделили «квартиру в бараке». Других домов в совхозе не было, кроме дома директора. Барак был крайний с левой стороны площади. В отличие от стандартных бараков, где входили в коридор в дверь в одном конце барака, а выходили – в другом конце, этот «наш» барак имел другое расположение. С торцов был вход в большой тамбур, из которого опять же был вход в одну «квартиру» – нашу. Она состояла из двух комнат, вернее из одной большой комнаты, в которой стояла огромная русская печь. Если зайти с другой стороны печи, создавалось впечатление второй комнаты.
В первой стояла бабусина кровать, и вдоль окна – обеденный стол. Во второй – наши кровати. Боря с Милкой предпочитали спать на печи, а я и – мама с папой – на кроватях.
Из тамбура ещё одна дверь вела в огромную комнату, которая достраивалась внутри. В ней на земле были установлены столбики, на которых накиданы доски. Часть комнаты, от дальней стены уже была застелена полом. Создавалось впечатление сцены и длинных лавок. Днём там работал плотник, а вечером мы, ребятишки собирались в этой комнате, и играли в театр.
Бабуся очень любила сидеть на крылечке и подолгу смотреть в сторону леса. Она была дальнозоркой. Тем не менее, однажды я очень удивилась. Мы с бабусей сидели на крылечке, и вдруг, она встала, и, раскинув руки, не твёрдыми шагами поспешила по дороге в сторону леса. Оттуда шел мужчина. Как оказалось, к нам приехал погостить на короткое время её родной брат Витя. Это была их последняя встреча.
Как она его разглядела, и узнала, ведь, это всё-таки далеко было – до леса метров 800. Бывает…
Позже, когда мне приходилось ждать где-нибудь Витю, я, хоть и была сильно близорукая, всегда узнавала его по каким-то особым признакам: фигуре, манере двигаться и т. д.
А, может быть, телепатически чувствовала, что он появился на горизонте, или в толпе. Чувствуют же собаки родного человека, не видя его в поле зрения…
Когда достроили комнату рядом с нами, нас переселили в противоположный конец барака. А теперь уже – двухкомнатную «квартиру отдали какому-то начальнику. У нас не было второй большой комнаты, но зато был большой коридор, в который мы незамедлительно выставили всю не нужную мебель: какой-то матрац, кровать и т. д.
В этот недолгий период жилось нам не плохо. Папа каждый день ездил в Москву на работу. Мама первое время не работала. Да и подыскать работу с её специальностью – чертёжницы, было не возможно.
Весну в Вельяминово мы встретили в приподнятом настроении и томительном ожидании чего-то очень хорошего. Ожидали, когда достроят дом в Москве, и мы туда переедем жить. А пока мы просто жили, и радовались. Наконец, мы жили с отцом. Он каждый день возвращался с работы на электричке. Мы, дети бегали к перелеску его встречать, а бабуся сидела и ждала его на крылечке. Приближалась пасха и майские праздники.
Дома поставили брагу. В большой молочный бидон разводили дрожжи в воде и сахар. Позже, когда она бродила, мама подкрашивала её чаем. Самогонку не делали, но и сама брага производила нужный эффект.
Помню, как я ради любопытства, а мне было всего 12 лет, выждала момент, когда в прихожей никого не было, зачерпнула кружкой пенящуюся брагу, и отпила. На вкус она была сладкой, пилась легко и приятно. Через несколько минут мне стало весело. Я зачерпнула ещё немного. В это время к нам зашел Серёжка Морозов. Серёжка застал меня за поглощением браги. Поскольку я уже была пьяненькая, так как брага быстро бросается в голову, я рассердилась на то, что Серёжка подкрался незаметно, и обозвала его уличной дразнилкой – «Серя-засеря». Он обиделся. В знак примирения я зачерпнула и ему полную кружку браги… Когда он ушел, я вошла в комнату и легла на кровать, где моментально отключилась, пока не проспалась… Это был мой первый «опус» с употреблением алкоголя.
Пасху в советское время было не принято отмечать. Тем не менее, её отмечали в совхозе в каждой семье. Причём в «партийных» семьях это тщательно скрывали, а жены партийцев всем на показ, на пасху стирали бельё, и вывешивали его сушиться на верёвки.
В этом году мы всей семьёй сидели за настоящим пасхальным столом: были и куличи и пасха, и пироги, и, наверное, ещё что-то вкусное, хотя с продуктами было туговато.
Пасхальный стол
Бесплатная картинка с сайта – prodvigenie-blago.ru
Год был голодный. Но папа сумел достать всё необходимое, вероятно – с рынка, за деньги. Потом долгие годы, почти десять лет такого стола больше в нашей семье уже не было.
Часть 3
Школа
Поскольку мы приехали весной, и учебный год ещё не окончился, нас с Борькой сразу же отправили в школу. Естественно, школы в совхозе не было. Поэтому, мы ходили в школу в рабочий посёлок «Вельяминово» при станции. Я – в 6-й класс, Борька, кажется, в третий. Милочка пошла в школу только на следующий год.
Школа находилась в рабочем пристанционном поселке, от совхоза – за перелеском.
Весной, в разлив, когда таяли снега, и покрывали водой все поля и дороги, в школу можно было пройти только в резиновых сапожках. Дороги размывало так, что по ним и проехать-то было трудновато, а уж нам пройти и того хуже. Ходили мы группками. И с нами, совхозными часто специально пристраивались ребята, чтобы помочь. Через огромные лужи, в которых наши детские резиновые сапожки запросто захлёбывались, ребята переносили нас на закорках. Когда уже наступал пик таяния снега, в школе объявляли каникулы.
Но особенно мне запомнились в нашем хождении в школу, изумрудные дорожки от наших следов. Когда рано утром выходили из дома, особенно после дождя, дороги были размытыми, и чавкали грязью. Тогда мы шли по луговой траве. Она была матовой от дождя или росы. Мы шли по траве, и после нас, как бы проявлялись, и ярко выделялись на поле изумрудные дорожки…