К этому пониманию я пришел в тридцать шесть лет, пройдя уже свой, но очень похожий путь. Как говорится, яблоко от яблони недалеко падает. Деревья тут ни при чем, хотя это хорошая символика, но дело не в чертах лица или характера, которые мы наследуем от родителей. Я хочу сказать о цикличности глубоких подсознательных программ, которые закладываются в нас с самого раннего детства и передаются из поколения в поколение. Ведь как бы я ни утверждал, что я – это не мои родители, те черты, которые меня бесят в них, – это именно те черты, которые еще больше бесят меня в самом себе. И наоборот: то, за что ругают меня мои родители, – это ровно те вещи, которые они не любят в себе. Выходит замкнутый круг, лента Мебиуса, на которой, как ни крути, не найти ни лицевой стороны, ни изнанки. Но не все так безнадежно.
Мы не можем изменить своего прошлого, но прямо сегодня мы можем повлиять на свое настоящее и на то, чтобы будущее наших детей было другим.
До того как я начал работать над этой книгой, когда я думал о своем детстве, мне вспоминались только грустные моменты: страхи, обиды на родителей, ночные кошмары. Невеселые воспоминания вытеснили все хорошее, будто его и не было. Это было странно: я никогда не считал свое детство ужасным, однако ничего хорошего из него вспомнить не мог.
Мы так устроены, что мысли и убеждения, основанные на страхе, чувстве вины и нелюбви к себе, занимают большое пространство в нашем подсознании и глушат все остальное. Когда я начал работать над книгой, то убедился в этом. Но когда выписал все негативные воспоминания, я будто освободил место в голове, и хорошие воспоминания хлынули на освободившееся место. То есть пока я не вытряхнул из башки весь негатив, я просто не помнил позитивного.
В итоге я вспомнил вещи даже из раннего детства и увидел, что из событий одного и того же времени моя мама помнит только приятные моменты, связанные со мной, а я – наоборот. Таким образом, пока я готовил материал для книги, я вдруг увидел просветы в своем прошлом. Оно было вовсе не таким темным, как мне всегда казалось. Работа с воспоминаниями превратилась в настоящую терапию, и в результате мой фокус сместился с плохого на хорошее. Я по-другому стал смотреть на свою жизнь и на своих родителей.
Это открытие случилось в самом начале работы над книгой и в корне изменило мой настрой. Но события, о которых я здесь рассказываю, формировались исходя от того фокуса, который был у меня раньше. Вы увидите, как мое «внутреннее» отражалось на «внешнем». Я подумал: а как бы могла сложиться моя жизнь, если бы изначально фокус был на позитиве? Теперь не узнать, да и не нужно. Я убежден, что именно такой опыт был мне нужен. Ошибок не бывает, я просто должен был пройти свой путь.
Один мой знакомый, который хорошо знает мою историю, назвал ее «colorful life», то есть очень яркая, многоцветная жизнь. И правда, чего только не было в моей не такой уж и длинной жизни, прежде чем я стал тем, кем являюсь сейчас.
Но я хочу рассказать все с самого начала и прошу немного терпения.
Интернат
В первый класс я пошел в Китайский интернат № 5. Он находился в районе станции метро «Площадь Мужества», а назывался так, потому что в качестве иностранного языка здесь преподавали китайский. Дети жили здесь с понедельника по среду, потом на одну ночь отправлялись домой, и с четверга до субботы опять учеба с ночевкой. Еще до начала первого класса я узнал о том, что должен буду там ночевать, и, конечно же, я очень боялся этого дня. Сегодня, когда я писал эту главу, я спросил маму, точно ли я ночевал там с первого класса. Она подтвердила и добавила, что у меня в то время был постоянный аллергический кашель, а когда я начал там учиться, то он прошел. Интернат мама нашла по рекомендации врача, он утверждал, что недалеко от нашего дома есть станция, которая выбрасывает много угля, что и провоцирует мой кашель.
Сейчас я знаю, что у каждого свое восприятие действительности, а значит, и воспоминания о том, что и как было, тоже отличаются. Я уважаю каждую индивидуальную реальность, ведь даже после просмотра одного и того же фильма, впечатления у людей остаются разные, не говоря о воспоминаниях столь давних лет. В этой книге я расскажу всего лишь мою личную версию того, что мне удалось ощутить.
Итак, я начал учиться в Китайском интернате. Первые два года я учился неплохо, но к концу третьего класса все пошло по-другому. В тот год в России как раз ввели 11-летнее образование, и мы из третьего класса перепрыгнули сразу в пятый. Тогда же мои родители впервые поехали за границу – мама в Польшу, папа в США. Мама уже несколько лет изучала английский язык, и вскоре у нее появился настоящий шанс его попрактиковать. Папа ездил в Америку работать, а вскоре после визитов в США попал на первый в России тренинг по саморазвитию. Тогда это была абсолютная инновация для советского человека. На одно из этих занятий папа взял меня. Я помню, мне было десять лет, весна 1991-го, и там при всех папа мне сообщил, что они с мамой развелись. Когда я пишу это, у меня сжимается в животе, так же, как и в тот день. Мне было очень больно, и я тогда заплакал. Теперь я понимаю, насколько сложно было и папе сказать мне об этом. Это была часть тех эмоций, с которыми он работал на курсе, и сегодня для меня это абсолютно приемлемо.
В пятом классе моя учеба и мое поведение резко покатились вниз. Я стал хуже учиться, начал курить, хамил всем подряд, в общем, я изображал из себя «крутого». Мама была права по поводу Ольгино – папа меня баловал. У них был вечный спор о ценностях: у моего отца ценности были материальные, у мамы – более культурные и духовные. Если так посмотреть, то сочетание хорошее, и то и другое составляют баланс хорошей жизни, но мальчику по имени Федя, конечно, были больше интересны машины и рестораны. А мой папа просто давал мне лучшее, что мог дать на тот момент.
Это был конец 80-х и начало 90-х. Мое поколение знает, что это было за время. После развала Союза все хотели наконец-то заработать. Мои друзья и одноклассники недавно мне рассказали, что тогда я в их глазах был очень крутой, потому что у моего отца был Fiat Uno. Вы представляете себе эту машину? У нас это было круто, а в Европе это просто машинка, самая дешевая модель. Такое было время, и да, я тогда был крутой говнюк.
Вокруг нашего интерната жили ребята, местная шпана. Все мои одноклассники были не местные. Если ваше детство прошло в 90-е, то вы должны помнить, что подростку в одиночку соваться в другой район не стоило. Ты мог получить просто за то, что находишься на «чужой территории». Естественно, мы были в постоянных контрах с местными. Мы называли их «бомжами». Не потому, что им было негде жить, а просто потому, что мы не знали, где они живут, мы-то жили в интернате.
Однажды «бомжи» кричали нам со двора, чтобы мы спустились к ним «на стрелку». Они кидали камушками в наши окна, но мы были на четвертом этаже, и никто не собирался к ним спускаться. Я помню, как я подговорил одного из парней помочиться на них из окна, и он это сделал. Это было очень смешно, только за это мы поплатились. У нас была вечерняя прогулка во дворе, и вдруг они окружили нас, я помню только крики: «Бомжи!!!», мы сразу разбежались в разные стороны, но кое-кому все-таки попало. У нас было ноль организации, и мы не были готовы к нападению. К чему я все это веду? Сейчас, сейчас… еще чуть-чуть.
Первая поездка за границу
Летом 91-го года мы с папой и сыном его друга, Денисом, поехали первый раз в США, во Флориду. Если вы были подростком в начале девяностых, вы можете представить, как я себя чувствовал. Это было самое крутое событие в моей жизни, я чувствовал себя особенным и не мог дождаться, когда же окажусь в Америке. Перелет был длинный, через Шэннон, международный аэропорт в Ирландии. Никто из нас не понимал, где находится этот Шэннон, нам просто хотелось побыстрее уже добраться до Флориды.
Я никогда не забуду это чувство. Я сейчас пишу эти строчки и вспоминаю все, как будто это было вчера. В здании аэропорта Майами было прохладно, работали кондиционеры, между нами и Америкой лишь пара автоматических раздвижных дверей. Проходим первые, нас обдает волной тепла, открываются вторые двери, и мы попадаем в настоящую тропическую жару. Моя бабушка жила в Бекабаде в Узбекистане, мы бывали там, когда я был маленький, но там совсем другая жара. Того, что я ощутил во Флориде, я не ощущал больше нигде.
Папа ехал в США на заработки, а меня с Денисом отправили в детский лагерь. Конечно же, мне было не по себе, там были только американцы и всего двое русских: я и Денис. На английском мы говорили на уровне пятого класса советской школы: «Хау ду ю ду?», «Ю андерстэнд ми?», «Паст презент перфект» – ну, вы поняли. Лагерь был в джунглях, и нас там оставили на две недели. Конечно, я тосковал, но в этот раз было не так тяжело, ведь я был не один. В этом лагере была обширная программа занятий, был тимбилдинг (тогда мы понятия не имели, что это вообще такое), мы учились готовить еду, ходили в походы. Еще нас учили справляться со страхами: в альпинистском снаряжении поднимали на огромное дерево, задача была спрыгнуть с него, а внизу тебя ловил инструктор. Дерево было очень высокое, я долго там стоял, в итоге зарыдал, и меня спустили.
Хоть я и не смог перебороть свой страх, этот лагерь стал для меня самым ценным событием в тот год. За две недели я выучил английский и, когда вернулся в Россию, разговаривал как настоящий американский тинэйджер. Кроме знания языка я привез из Америки еще одну великую ценность: тогда вышел первый «ГеймБой» (GameBoy), и нам его подарили: один мне, один Денису. Подарок был от американской семьи, с которой дружил мой отец. Это было просто невероятно круто, в России такого еще не видали. И я стал еще круче. Теперь говнюк Федя был с «ГеймБоем».
Прошел год, и я побывал в США еще раз. Мы были во Флориде в тот самый злосчастный день, 24 августа 1992 года, когда ураган «Эндрю» разнес к чертовой матери весь Майами. Было откровенно страшно. К счастью, нас успели эвакуировать из города, и всю ночь мы слушали, как гудел ветер.
Наутро мы увидели разгромленный город. Везде валялись разбитые лодки, яхты, мотоциклы, машины. Дома были разрушены, самолеты пострадали тоже, и нам пришлось потратить несколько дополнительных дней, чтобы вернуться в Россию. В этот раз в США мы ездили уже не одни, был друг моего отца с семьей, мой отец и его подружка со своей дочерью. Подруга отца мне очень понравилась, я помню, что, когда папа ее встретил, он был такой счастливый.
Недавно я навестил своего друга детства и одноклассника. Сейчас он крутой питерский и московский девелопер. Я попросил его рассказать что-нибудь из нашего общего прошлого. Я искал воспоминания из детства, особенно те, которые были неприятны другим людям. Я помню, что частенько вел себя по-свински, и понимал, что у кого-то до сих пор сидит обида на меня. Мне хотелось извиниться. Он рассказал мне историю как раз из того времени: «Однажды мы договорились, что ты дашь мне попользоваться своим геймбоем в обмен на деньги и фантики от жвачек “Турбо”. И вот-вот это должно было произойти, но ты внезапно отказался». Представьте, этот человек, в свои тридцать шесть лет, спустя столько времени, помнил обо мне именно это! В тот день в его офисе я упал на колени и попросил у него прощения.
Я помню, что я всегда получал то, чего хотел. Сам того не подозревая, еще в детстве я использовал техники визуализации. Например, я очень любил русский автопарк, и когда мне не хватало очередного «КамАЗа» или «Нивы», я представлял, что играю именно с этой машинкой. И она у меня появлялась. Я захотел конструктор «Лего», и вскоре он у меня был. Все, чего мне хотелось, все всегда сбывалось. Мой папа осуществлял все мои желания. По сравнению с тем, что я наблюдаю у детей на сегодняшний день, у меня было не так уж много игрушек, но тогда у меня было все, что я хотел. Папа, спасибо тебе за это, я очень тебя люблю.
Не запрещайте своим детям мечтать, не высмеивайте их желания. Не обесценивайте их интересов. Не шутите над их грандиозными планами. Не можете искренне поддержать, тогда просто промолчите. Не убивайте их веру в себя. Сначала родители говорят ребенку: что, тебе больше всех надо? что за странные (идиотские) желания? вечно у тебя все не как у всех! А потом эти же родители ждут от своего чада выдающихся достижений. Так не бывает. А если и бывает, то достижения эти не по зову сердца, а чтобы доказать: смотрите, как вы ошибались на мой счет!
Однажды вечером (я продолжал учиться в интернате, была середина пятого класса) я поднимался по лестнице и повернул в коридор. Он соединял два корпуса и был очень длинный, я до сих пор помню старый деревянный пол и холодные голые стены. В другом конце коридора мне навстречу шел мой одноклассник Марат, и в этот момент у меня появилась мысль в виде конкретного слова, которое озвучил Марат, проходя мимо меня. Он сказал: «Салют». Ничего уникального в самом слове нет, тогда все так говорили, но я ЗНАЛ, что он сейчас это скажет, и он это сказал. Это настолько запомнилось мне, что я с тех пор заинтересовался, как же это возможно. Как я мог знать, что человек скажет именно это? С тех пор этот вопрос занимал меня постоянно: как работает эта телепатия? И можно ли ей управлять?
Переезд
Моя мама, увлеченная изучением английского, работала в свое время в Политехническом институте на иностранной кафедре, где постоянно появлялись иностранцы. Каким-то образом мама оказалась переводчиком для туристической группы из Дании, где и познакомилась с Лизбет. Лизбет, типичная датская хиппи и очень приятная женщина, пригласила мою маму в Данию. Конечно же, мама согласилась. Весной 91-го она съездила туда, а когда вернулась и у меня начались каникулы, я поехал в Данию вместе с ней. Мне все было интересно, новая страна, у мамы был модный бойфренд с мобильным телефоном. Туда же приехала моя тетя Ольга, и мы провели там почти все лето.
Тогда со мной произошел второй случай «предвидения», который тоже запомнился мне на всю жизнь. Отец должен был забрать меня из Дании в США. За день до его приезда у меня в голове появился образ: я увидел отца в аэропорту, как он выходит ко мне, на нем костюм и у него с собой брифкейс. Дело в том, что он никогда не носил ни костюма, ни брифкейсов, я никогда до этого его таким не видел. И вот он выходит именно таким, каким я его мысленно увидел. Я был в шоке. Как это возможно? С такой точностью? Этот случай и случай в интернате укрепили мой интерес к изучению этого вопроса. Я точно понимал, что это никакая не случайность.
В шестой класс я пошел уже в Дании. Новая страна, новая школа, что само по себе уже стресс. Вдобавок я абсолютно ничего не понимал на датском языке, и каждый день в этой школе был пыткой для меня. Мама в то время фиктивно вышла замуж за датчанина, это был очень приятный и порядочный человек по имени Дэвид. Познакомила их, конечно же, Лизбет. Мы жили в небольшой квартирке прямо в центре города Орхуса.
Будучи крутым парнем в русской школе, в датской я уже был просто никто. Человек-невидимка, который одевался не так, говорил не так, говорил НИКАК, ну кроме как на английском, и в целом был посмешищем. Я не был принят и даже успел несколько раз подраться с местными «пацанами». В конце концов я стал прогуливать школу. Несколько месяцев я кое-как отучился, а в конце декабря в Данию приехал мой отец. Мы отпраздновали Новый год, и он забрал меня с собой в Россию. Я испытывал двоякие чувства: я рад был избавиться от ненавистной датской школы, и в то же время мне не хотелось покидать маму.
Я вернулся в интернат, но не прошло и пары месяцев, как меня отчислили. Помнишь «бомжей»? Без них не обошлось. В тот день я был дежурным и должен был убирать класс вместе с Маратом. Мы кое-как прибрались, и я выкинул мусор в ведро. Клянусь, там было лишь несколько бумажек на дне и всё. Помойка была прямо перед окнами нашего класса, но двери в нашем крыле были закрыты, выйти можно было только через главный вход, а это значило, что нужно было обойти весь корпус, пройти по коридору, выйти на улицу и обойти оба здания. Дело было вечером, и мы знали, что на улице мы встретим «бомжей». Тогда я предложил пойти на пожарную лестницу и просто сжечь эти бумажки в ведре. Ведро было металлическое, синее, еще из советских времен.