Новая тенденция, которую продвигали Плеханов и горстка его единомышленников, в первую очередь стремилась заложить прочный фундамент для будущего на основе правильных идей, теории, тактики и стратегии. Без этого выдающегося вклада Плеханова было бы немыслимо дальнейшее развитие большевизма. Будучи ещё, по собственному выражению, народником до мозга костей, Плеханов искал ответы на вопросы, поставленные кризисом идеологии народничества, в работах Маркса и Энгельса. В январе 1880 года он был вынужден бежать за границу, где пересекался с французскими и немецкими марксистами, занятыми тогда ожесточённой идеологической борьбой с анархистами. Это знакомство с европейским рабочим движением стало решающим поворотным моментом в эволюции взглядов Плеханова.
Российскому подполью был известен только ряд трудов Маркса и Энгельса, в основном экономического содержания. Плеханов, подобно многим революционерам, был знаком с «Капиталом» Маркса, который царская цензура считала относительно безопасным для государства ввиду его чрезвычайной сложности и абстрактности. Логика была такая: если цензоры не могут понять содержание этой книги, что уж говорить о простых рабочих? Отстранившись на время от прямого участия в революционной борьбе в России, Плеханов сотоварищи получил доступ к прежде неизвестной литературе. И эти книги стали для него откровением.
Изучение Плехановым марксистской философии, трудов по классовой борьбе, а также материалистического понимания истории пролило новый свет на перспективы революции в России. Под напором марксистской критики одна за другой рушились прежние идеи терроризма, анархизма и народничества. Впоследствии Плеханов вспоминал:
«Тот, кто не пережил вместе с нами то время, с трудом может представить себе, с каким пылом набрасывались мы на социал-демократическую литературу, среди которой произведения великих немецких теоретиков занимали, конечно, первое место. И чем больше мы знакомились с социал-демократической литературой, тем яснее становились для нас слабые места наших прежних взглядов, тем правильнее преображался в наших глазах наш собственный революционный опыт. <…> Теория Маркса, подобно Ариадниной нити, вывела нас из лабиринта противоречий, в которых билась наша мысль под влиянием Бакунина»[39].
Разрыв с прошлым, однако, дался очень нелегко. В частности, Дейч и Засулич по-прежнему разделяли иллюзии терроризма. Любопытно, что, когда новость об убийстве царя достигла группы Плеханова, все члены группы, за исключением самого Георгия Валентиновича, выступили за переход в «Народную волю». Этот опыт нужно было пережить. Во всяком случае, Плеханов понимал, что кадры для будущей российской марксистской партии не упадут с небес. «Народная воля» выражала традиции целого поколения борцов с царизмом. Это движение, утопленное в крови бесчисленных мучеников революции, нельзя было просто взять и вычеркнуть из истории. Даже в период вырождения народничества богатые традиции продолжали привлекать к этому движению новых людей, растерянно ищущих дорогу к социальной революции. Таким человеком был, к примеру, Александр Ульянов, брат Ленина, казнённый в 1887 году за участие в попытке покушения на жизнь Александра III. Сам Ленин в начале своего пути сочувствовал народникам и поддерживал «Народную волю». Стремление уберечь таких людей от напрасных террористических жестов стало первым долгом русских марксистов.
Группа Плеханова, несмотря на свою немногочисленность, вызвала тревогу в ведущих народнических кружках, которые тут же попытались заглушить голос марксизма бюрократическими путями. Попытки группы сблизиться с революционной молодёжью в России вскоре разбились о каменную стену, воздвигнутую лидерами правого крыла народников, которые контролировали партийную печать. Редакция «Вестника “Народной воли”», к примеру, отказалась напечатать работу Плеханова «Социализм и политическая борьба» – новаторский труд, направленный против анархизма. Сначала Тихомиров, тогдашний лидер «Народной воли», казалось, был согласен удовлетворить просьбу группы Плеханова о присоединении их течения к организации, но публикация «Социализма и политической борьбы» быстро заставила Тихомирова передумать. Он предложил группе распасться, и тогда каждая заявка на членство в «Народной воле» рассматривалась бы индивидуально. Невозможность примирения стала ясна как день, и в сентябре 1883 года марксисты сформировали группу «Освобождение труда».
На момент раскола в группе Плеханова было не больше пяти человек. Сам Плеханов, Аксельрод и Вера Засулич были всем хорошо известными фигурами народнического движения. Дело Трепова принесло Вере Засулич широкую популярность в Европе. Лев Дейч (1855–1941), муж Засулич, был активным пропагандистом народнических идей в Южной России в конце 1870-х годов. Роль Василия Николаевича Игнатова (1854–1884) менее известна. Его выслали в Центральную Россию за участие в студенческих демонстрациях. Он внёс в кассу большую сумму денег, которая позволила группе начать свою деятельность. Но, к несчастью, скоропостижная смерть в самом расцвете сил от чахотки отняла у него возможность сделать ещё много полезного для развития революционного движения. После того как Дейча, арестованного в Германии в 1884 году, выдали российским властям, приготовившим для него длительный тюремный срок, смерть Игнатова уменьшила численность группы «Освобождение труда» до трёх человек.
Впереди были годы напряжённой уединённой борьбы, окутанной тенью томительной анонимности. Требуется известное мужество, чтобы, будучи в меньшинстве, отгородившись от масс и почти не располагая в условиях изгнания никакими ресурсами, принять сознательное решение плыть против течения и бросить вызов заведомо превосходящим силам противника. Далеко не в последний раз силы русского марксизма превратились в глас вопиющего в пустыне. Группу Плеханова поддерживала уверенность в правильности их идей, теории и перспектив. Это при том, что их идеи, казалось, бросали вызов действительности. Рабочее движение в России только зарождалось. Молодое забастовочное движение было во власти идей народничества и обходило стороной социализм. Слабый голос группы «Освобождение труда» ещё не достиг ушей заводских и фабричных рабочих. Глухими к нему оказались и студенты, которые держались анархистских и террористических идей.
В письме к Аксельроду, написанному в марте 1889 года, Плеханов отмечает:
«Все (и «либералы», и «социалисты») единогласно говорят, что молодёжь даже и слушать не станет тех, кто будет говорить против террора. Ввиду этого нужно быть осторожными»[40].
С момента своего возникновения группа «Освобождение труда» столкнулась с резкими нападками со всех сторон за якобы «предательство» «революционного» народничества. Будучи в изгнании, Тихомиров писал своим товарищам в России, предостерегая их от каких-либо общих дел с группой Плеханова. Старый бакунист-эмигрант Н. И. Жуковский комментировал с долей сарказма: «Вы не революционеры, а студенты социологии»[41]. Критики постоянно указывали на то, что идеи Маркса неприменимы к России и что программа Плеханова «очень добросовестно переведена с немецкого»[42].
Восьмидесятые годы девятнадцатого века – время решающих побед марксистского учения в европейском рабочем движении. Будучи оторванными от аналогичного движения в России, члены группы «Освобождение труда» инстинктивно сблизились с влиятельным Вторым интернационалом. Плеханов и его товарищи писали в печатные органы Интернационала, выступали на его конгрессах (преимущественно на стороне немецкой партии – партии Маркса, Энгельса, Либкнехта и Бебеля). Они испытывали моральное удовлетворение от серьёзных достижений европейской социал-демократии. Силы русского марксизма были малы, однако они сформировали отряд в могучей пролетарской армии, насчитывающей миллионы людей в Германии, Франции и Бельгии. Живым доказательством преимуществ марксизма здесь был не сухой язык «Капитала», а численность профсоюзов, партийных ветвей, голосований и парламентских фракций.
Поддержка европейской социал-демократии, однако, была не до конца искренней. Долгие годы социал-демократы укрепляли дружеские отношения с народниками, в частности с Лавровым. Вожди социал-демократического движения искоса смотрели на группу Плеханова, воспринимая её не более чем эксцентричную отколовшуюся политическую группировку сектантского типа. Резкая полемика между Плехановым и всемирно известными фигурами народнического движения вызывала панику в рядах социал-демократов.
«По правде говоря, – писал Плеханов, – наша борьба против бакунистов вызывала иногда опасения даже среди западных социал-демократов. Они находили её несвоевременной. Они боялись, что наша пропаганда, вызвав раскол в революционной партии, ослабит энергию её борьбы против правительства»[43].
Обращали на себя внимание оговорки, высказанные Энгельсом в переписке с Верой Засулич. За отправную точку своего анализа Энгельс принял невозможность построения социализма в такой отсталой стране, как Россия. Маркс же в предисловии к русскому изданию «Манифеста Коммунистической партии» (1882) и в других изданиях не исключал возможность создания бесклассового общества в России на основе сельской общины (мира), но прочно связывал этот процесс с перспективами социалистической революции в развитых странах Западной Европы.
«Если русская революция, – писал он, – послужит сигналом пролетарской революции на Западе, так что обе они дополнят друг друга, то современная русская общинная собственность на землю может явиться исходным пунктом коммунистического развития»[44].
В письме к Вере Засулич от 23 апреля 1885 года Энгельс осторожно высказался о книге Плеханова «Наши разногласия». Здесь же немецкий философ выразил гордость за то, что «среди русской молодёжи существует партия, которая искренне и без оговорок приняла великие экономические и исторические теории Маркса и решительно порвала со всеми анархистскими и несколько славянофильскими традициями своих предшественников»[45].
Другие же лидеры Второго интернационала лишь искоса смотрели на крошечную горстку русских марксистов.
Вожди западного рабочего движения, привыкшие к могучим партиям с массовой поддержкой, с искренним скепсисом относились к возможности создания революционной рабочей партии в России. Открыто выказывая уважение к группе Плеханова, в глубине души они недоумевали: «К чему все эти бесконечные споры о неразъяснённых моментах в теории? Была ли реальная необходимость в расколе из-за таких вопросов? Почему русские не могут действовать сообща?»
На фоне малочисленности и медленного развития группы Плеханова эти сомнения казались небезосновательными. Те же народники, к примеру, имели куда более прочную организацию, владели большим количеством ресурсов и обладали безграничным влиянием в России и за её пределами. Как бы то ни было, группа Плеханова представляла собой зародыш могущественной революционной партии – партии, которая спустя тридцать четыре года, в сравнительно небольшой промежуток времени, приведёт российских рабочих и крестьян к власти и установит первое в истории демократическое рабочее государство.
«Революционное движение в России может восторжествовать только как революционное движение рабочих. Другого выхода у нас нет и быть не может!»[46]
«Там, где мы желаем видеть дуб с его могучим стволом, с его разросшимися ветвями, с массой его листвы, – сказал однажды Гегель, – мы выражаем неудовольствие, когда вместо него нам показывают жёлудь»[47]. Однако зародыш всякого здорового растения или животного, как известно, всегда содержит всю генетическую информацию о дальнейшем развитии организма. Эти же слова справедливы к развитию революционных течений. «Генетической информацией» здесь является теория, которая содержит в себе богатство обобщений, основанных на опыте прошлого. Теория первична: всё последующее развитие связано с ней. Группа «Освобождение труда», несмотря на малочисленность, примитивность организации и в целом непрофессиональные методы работы, совершила великое дело, обнажив теоретические корни рабочего движения в России. Обстоятельства вынуждали группу сосредоточить свои усилия прежде всего на воспитании и подготовке кадров, а именно, на разъяснении основополагающих принципов марксизма.
«При всём своём желании, – писал Плеханов, – работать на пользу создания литературы, доступной пониманию всей крестьянско-рабочей массы, мы, тем не менее, вынуждены пока ограничить свою народно-литературную деятельность тесным кругом более или менее интеллигентных читателей рабочего класса»[48].
Сочинения Плеханова этого периода заложили теоретический фундамент для здания новой партии. Многие из них по сей день являются классическими, хотя и не получают должного внимания со стороны изучающих марксизм. Не случайно Ленин после революции настоятельно рекомендовал к переизданию философские труды Плеханова, несмотря на то, что два этих человека долгое время вели политическую борьбу. Такие работы Плеханова, как «Социализм и политическая борьба», «Наши разногласия» и главным образом его блестящий труд «К вопросу о развитии монистического взгляда на историю», мастерски излагают ключевые идеи диалектического и исторического материализма.
Нападки Плеханова вызвали смятение в рядах народнического движения. В № 2 «Вестника “Народной воли”» за 1884 год утверждалось, что «для них [марксистов] полемика с “Народной волей” более своевременна, чем борьба с русским правительством и с другими эксплуататорами русского народа»[49].
Как же часто марксистам доводилось слышать подобное! За стремление к теоретической ясности, за попытку провести чёткую разграничительную линию между собой и другими политическими тенденциями марксизм неоднократно обвиняли то в «сектантстве», то в борьбе против «левого единства», то в чём-либо другом. Случаются в истории и удивительные парадоксы: один из ведущих критиков Плеханова, народоволец Лев Тихомиров, который обвинял группу «Освобождение труда» в крушении революционного единства и покорном принятии ига капитала, позже сам перешёл в лагерь монархической реакции. Не первый и не последний раз блюститель беспринципного «единства» в итоге переходит на сторону врагов рабочего класса.
Проникновение в рабочее движение в России, несмотря на болезненные трудности, продолжалось. Большие проблемы возникли с нелегальным переправлением литературы. Специально обученные люди, часто студенты, обучающиеся за границей, привлекались для перевозки нелегальной литературы по возвращении домой на каникулы. Время от времени сами члены группы Плеханова отправлялись в Россию для установления связей. Такие поездки были чрезвычайно опасными и нередко заканчивались арестами. Во внутренних районах страны крайне немногочисленных людей, которым удавалось установить с группой контакт, ценили на вес золота. В 1887–1888 годах студент Рафаил Соловейчик, бывший в эмиграции с 1884 года, вместе с товарищами предпринял попытку создать «Загранично-русский союз социал-демократов». Разругавшись с группой Плеханова, он вернулся в Россию, был арестован в 1889 году и приговорён ко многим годам тюрьмы, в которой он обезумел и покончил жизнь самоубийством. Ещё один член того же «Союза», молодой студент из Цюриха Григорий Гуковский, был арестован в Ахене и передан царскому правительству. Его приговорили к тюремному заключению, где он тоже свёл счёты с жизнью. История знает много таких случаев. У самодержавия были длинные руки. Группа Плеханова постоянно сталкивалась с риском проникновения в свои ряды шпионов и провокаторов. Одним из таких шпионов был Кристиан Хаупт, рабочий, завербованный полицией для внедрения в эмигрантские российские социал-демократические организации. Разоблачённый немецкими социал-демократами как полицейский шпион, Хаупт был выслан из Швейцарии.