Если ко всему этому добавить, что на площадке у завода, как и в дореволюционный период, аккуратно «правились службы» в Екатерининском соборе17, на берегу пруда у самой плотины «правил службы» о[тец] Ипат18, то картина завода и ближайшего окружения его предстанет в образе прошлого. Однако за внешней оболочкой этого прошлого видно было новое, и пульс завода бился совершенно иначе, чем раньше: на лицо были следы пронёсшейся очистительной бури. Свидетелями её была у всех на глазах стенка завода на заводской площадке, выщербленная пулями при расстреле рабочих, и отвратительный каземат в нижнем этаже одного из заводских зданий, находящегося вблизи той же площадки, в который заключены были многие из передовых рабочих завода и из которого была только одна дорога к стенке для расстрела. Пульс завода бился по-революционному, и это особенно было заметно в дни революционных годовщин, когда заводские здания – контора, цеха и клуб украшались кумачовыми полотнищами с революционными лозунгами.
Все цеха, в общем, были укомплектованы кадровыми рабочими, оставшимися в живых после пронёсшейся бури, старыми дореволюционными кадровиками, как их тогда называли. Осуществить это, однако, удалось только потому, что завод впитал в себя значительное количество пришельцев с других заводов – с[ела] Михайловского, Нижне-Сергинского и даже Надеждинского. Но уже в это время, в восстановительный период, по мере приближения завода к дореволюционному уровню выработки продукции, на нём ощутимо чувствовалась недостача рабочей силы, а в перспективе эта недостача грозила принять ещё большие размеры, потому что наряду с восстановлением завода уже стали зарождаться элементы его реконструкции в пределах его промышленного профиля.
Естественно, что первое пополнение рабочей силы шло из семей рабочих: на смену отцам шли сыновья, а по женской линии – дочери. Обычно так и было, что если отец работал, скажем, токарем или слесарем, то в этом же цехе вместе с ним обучались или сын или его дочь. Устраивали также детей через знакомых. Таким образом, к моменту открытия на заводе фабзавуча в цехах оказалось значительное количество молодняка – детей визовских рабочих, преимущественно, мальчиков, которые, естественно, являлись первыми кандидатами для зачисления в школу.
В то время определилось несколько типов подготовки молодёжи к профессиям: профтехшколы, конторгучи19 для работы в разного рода мастерских и учреждениях, а для подготовки рабочих фабрик и заводов был принят тип фабрично-заводских училищ, сокращённо называвшиеся фабзавучами или ФЗУ. Для Верх-Исетского завода, таким образом, определён был этот последний тип профессиональной подготовки молодёжи.
Фабзавучи имели очень сложную систему организации, сложный статус. В организации их принимали участие три учреждения: завод в лице заводоуправления, завком завода20 и орган профобра.21 На завод ложились все материально-финансовые расходы на содержание фабзавуча. Сюда входили расходы на теоретическое и производственное обучение, на выплату стипендий ученикам и элементарные расходы на спецодежду. На завком ложилось попечение об учениках по профсоюзной линии. Это попечение касалось опять-таки и теоретического и практического обучения, а именно создания нормальных условий для них, попечение по линии обеспечения стипендиями, общежитием и т. д. Конкретно все моменты попечения об учениках завкомом отмечались в коллективных договорах, заключаемых с заводоуправлением. На органы профобра возлагалось обеспечение школ учебными планами, программами, изданием учебников, методическим руководством. Профобр также направлял в школы учителей по общеобразовательным и гуманитарным предметам. Считалось, что вся воспитательная и идеологическая работа в школах должна была проводиться комсомолом. С этой стороны школы ФЗУ были детищами комсомола. Как на деле все вышеуказанные учреждения и организации выполняли возложенные на них обязанности, об этом речь будет ниже.
Продолжительность обучения в школах ФЗУ определена была в 3-4 года в зависимости от сложности той или иной специальности.
Школа в 1922-1924 гг.
В соответствии с тем, что в истории завода, как и в истории всей промышленности и всей страны, в послереволюционное время у нас различались два периода – восстановительный и период реконструкции, в истории ФЗУ тоже было два периода, которые по времени соответствовали периодам развития завода. В истории школы они обозначали не только периоды развития, но, как увидим дальше, и период перестройки школы применительно к реконструкции завода.
1922-1924 – составляли первый период существования школы. Несмотря на всю условность аналогии в периодах развития завода и школы, смысл её заключается в том, что школа в течение этих двух периодов отражала на себе те же черты быта и организации, которые были у завода. Выше были указаны некоторые черты завода в его восстановительный период – черты прошлого дореволюционного времени. Эти же черты, выражаясь образно, «ветхого Адама», как родимые пятна были и у школы. Конечно, нельзя представлять себе так, что и на заводе, и в школе это было состоянием некоего покоя; нет, поступательное движение шло и нарастало, но над ним ещё довлело прошлое. Поэтому и период назывался восстановительным.
В 1922-1924 гг. школа помещалась в здании заводоуправления, на втором этаже северного блока. Завод доживал второе столетие, а контора завода носила следы отдалённого прошлого. В здании конторы расположены были и заводоуправление с бухгалтерией и другими отделами его, и завком. На нижнем этаже, где были расположены все эти учреждения, в коридоре от дореволюционных времён ещё стояла пирамида позолоченных деревянных плиток, показывавшая добычу заводом золота в прежнее время. Она стояла как символ прошлого завода и немой свидетель «демидовского Урала». Когда в коридоре появлялась приземистая коренастая фигура убелённого сединой старца заводского архивариуса Димитрия Мехоношина, то прошлое завода так и врывалось в душу посетителя. «Демидовский Урал» был перед глазами. Казалось, что и воздух в здании ещё не очистился от прошлого «жилого».
Под школу была отведена большая комната, где раньше помещался заводской архив. Окна этой комнаты на запад были расположены в сторону пруда, имели полукруглую форму, и через них открывался вид на отдалённые окрестности завода, а на восток четырёхугольные окна были расположены в сторону завода, были густо запылены и покрыты гарью от заводских труб; в перспективе виднелись заводские цеховые корпуса, покрытые гарью от труб и окалиной. Комната была перегорожена дощатыми стенками без штукатурки, и из неё были образованы четыре комнаты: две побольше и две маленькие. В одной из последних двух помещалась учительская, а в другой – третий класс, в котором было 9 учеников. Две комнаты побольше были под первым и вторым классами.
Вешалка помещалась на небольшой площадке у лестницы. Стенки перегородки были настолько тонкими и щелистыми, что во время занятий разговор передавался из одной комнаты в другие и по всему помещению стоял гул от многих голосов. Под лестницей, которая вела в школу, находилась уборная общего пользования, т. е. и для служащих конторы, и для учеников школы. Это соседство помимо, того, что отрицательно сказывалось на «атмосфере» школы, приводило иногда к неприятным столкновениям между пользователями уборной. Этому в некоторых случаях содействовало и то, что дисциплина в школе была не на высоте. Помещение для школы было явно не подходящим и не позволяло развернуть по-настоящему работу.
Занятия проводились вечером, с пяти часов, а днём ученики проходили практику в цехах.
В октябре 1923 г., когда автор настоящего очерка поступил преподавателем в школу, как указано выше, в школе было три класса. Самым полнокровным из них был первый класс: в нём было до 40 человек. Во втором классе было человек 25-30, а в третьем классе только – 9. В школе были только мальчики, преимущественно дети рабочих завода. Они были с самой различной подготовкой: с одним, двумя, тремя годами обучения в школе. С повышенной подготовкой – в 5-6 лет были только ученики третьего класса, которые обучались на слесарей и токарей, а один на чертёжника. Если ученики второго и третьего класса на втором году обучения в смысле общей подготовки до скорой степени выравнивались и консолидировались, то в первом классе была полная пестрота. Тут были ученики с одним и двумя годами школьного обучения. В классах не было дифференциации по производственным специальностям: тут были и обучающиеся на токарей, слесарей, кузнецов, модельщиков, электромонтёров. Были даже ученики счетоводов. Не было только учеников из основных цехов: мартеновского, сутуночного и листокатального. Таким образом, состав учеников не соответствовал профилю завода. Объяснялось это тем, с одной стороны, что в этих основных цехах техника настолько была низкой, все производственные процессы основаны были на использовании простой физической силы, что не было побуждающих мотивов к теоретической подготовке, а с другой стороны, рабочие избегали отдавать своих детей на обучение в этих цехах, на опыте зная тяжёлые условия работы в них. В цехах ученики обучались под руководством опытных кадровых рабочих. При таком комплектовании классов теоретическое обучение по специальностям было затруднено, но в 1922-1923 г. пока ещё не ставился вопрос об узко специальных курсах, а преобладали в плане обучения общеобразовательные предметы.
Учебный план был выработан школой. В нём были отмечены следующие предметы: русский язык во всех трёх классах, математика во всех трёх классах, география в первом классе, физика в первом классе, материаловедение и технология во втором и третьем классах и черчение в третьем классе.
Школа была совершенно не обеспечена учебниками: средствами обучения были только доска и мел даже по таким предметам, как физика. Чертёжные доски были в небольшом количестве, а также и чертёжные принадлежности.
Учителями первоначально были служащие заводоуправления и треста «Гормет».22 Первыми из учителей по назначению профобра были преподаватель русского языка и географии – Игнатьев В. А., направленный в школу в октябре 1923 г. и преподаватель математики Широков М. М., направленный в октябре 1924 г.23
Первый ученический комитет был избран в декабре 1923 г. В тех стеснённых условиях, в каких находилась тогда школа, он не мог развернуть работы.
В школе часто проводились общие собрания, главным образом, по вопросам дисциплины, на которых присутствовали представители завкома. Завком в этом отношении был единственной опорой заведующего школой, т. к. и учком, и комсомольская организация были слабыми.
Заведующий школой – выдвиженец из рабочих – не мог иногда быстро ориентироваться в школьных событиях и допускал необдуманные шаги. Так, узнав, что преподаватель физики предложил ученикам вставать при входе его в класс на занятия, он возбуждённый зашёл в класс и категорически запретил вставать без всякой мотивировки.24
Оплата учителям частично производилась натурой, а именно: со склада на мельнице отпускалась мука, рыба – кета, крупа, конфекты и мануфактура – вязь и ситец. Когда были выпущены заводом боны – временные денежные знаки, то частично зарплата выдавалась ими.
Школа ФЗУ в это время во многом имела вид ремесленного училища на базе индивидуального или бригадного обучения в цехах.
Завод и школа в 1925-1930 гг.
Самым крупным событием на заводе в эти годы было строительство нового прокатного цеха, как его тогда называли – динамного. Он строился на угоре в северной части заводской площади, где некогда стояла мельница. Строительство его первой очереди было закончено в 1927 г. Это обозначало, что завод вступил в период реконструкции и перестраивался с кровли на прокатку новых более ценных марок листового железа – динамного и трансформаторного. По существу это обозначало целую революцию в производстве завода: завод приобретал новое значение в государстве и на первых порах и на продолжительное время становился единственным представителем производства листового железа этих марок. Пред ним была поставлена задача – освободить страну от ввоза этих листов из заграницы. Но для того, чтобы перейти на выработку динамного и трансформаторного железа, нужно было перестроить технологию мартеновского дела, а также и технологию обработки сутунки в крупносортном цехе. Мартеновские печи были переведены на нагрев нефтью, в цехе вводились загрузочные машины, около цеха устроен был шихтовый двор. Вступали в строй электрические печи, и устроена была опытно-показательная печь. В это время впервые на заводе стала устанавливаться связь производства с деятелями науки. В сутуночном цехе подача прокатанной полосы к резке стала осуществляться через рольганг. Производилась полная реорганизация внутризаводского транспорта. По существу заново создавался железнодорожный цех. На площадке завода прокладывались узкоколейные железнодорожные линии. Сутуночный и листокатальный цех были связаны воздушной рельсовой дорожкой. В соответствии с этой перестройкой расширялось оборудование подсобных цехов. Листобойный цех был закрыт за ненадобностью как некий рудиментарный отросток. Плотина была подремонтирована и закрыта для общего пользования в качестве моста для проезда. На заводской площадке у пруда появились большие баки с нефтью. Завод усилил охрану и из проходного двора, каким был раньше, становился более подтянутым и организованным. Но всё это было только началом большого пути к полной перестройке завода, которая совершена была уже в следующем десятилетии.
Школа ФЗУ в этот период подверглась коренной реконструкции, а именно: в корне был изменён её производственный профиль. Как выше было указано, в первый период своего существования школа готовила рабочих не в основные заводские цеха – мартен и прокатные, а в подсобные и, таким образом, профиль её не отвечал профилю завода. С 1925 г. перед школой была поставлена задача – готовить рабочих мартеновской и прокатной специальностей. Это была смелая революция в профтехнической подготовке рабочей силы, которая на первых порах даже взята была под обстрел разного рода скептиками. В лексиконе русского языка появились новые слова – «горячее ученичество», «школа горячего ученичества». Организация «горячего ученичества» повлекла за собой существенные изменения в приёме и наборе учеников в школу, а именно: возраст принимаемых в школу с 13-14 лет, как было раньше, был повышен до 15-16 лет; набирать учащихся пришлось через биржу труда. Последнее обстоятельство было вызвано, во-первых, тем, что резервы детей рабочих завода были по существу исчерпаны, а, во-вторых, как было указано уже выше, рабочие избегали отдавать своих детей в «горячие» цеха, зная о тяжёлых условиях работы в них. Наборы учеников с биржи труда влекли за собой новые заботы: необходимость организации общежития и необходимость усиления воспитательной работы. Иначе также ставился вопрос о спецодежде для учеников в цехах. Главным же было то, что на школу ложилась вся забота по организации «горячего ученичества», потому что дело это было новое, беспрецедентное в истории профтехнического образования юношества.
Обстоятельства для школы сложились так, что перед ней стала двойная задача: подвести к концу и выпустить учащихся первых наборов по так называемому «холодному ученичеству» и вновь организовать «горячее ученичество». Эта задача ещё осложнялась тем, что заводоуправление приняло решение – собрать, как говорится, «под метёлку» всю молодёжь завода и направить в школу ФЗУ, в том числе девочек, обучавшихся на токарей, электрообмотчиков и даже счетоводов. И вот школа приняла вид муравейника, в котором всё двигалось, шумело, галдело. Все эти перемены удалось произвести только потому, что школа получила новое, более обширное помещение вне черты завода. Неподалёку от завода в дореволюционное время существовала церковно-приходская школа. Она сгорела так, что остались одни кирпичные стены. Завод отремонтировал здание, в которое в 1925 г. и переведена была школа ФЗУ. В этом здании было шесть просторных комнат, хорошо изолированных друг от друга, и ещё две маленькие комнаты. Для школы после тесного помещения в конторе заводоуправления переход в новое здание был настоящим приобретением. В новом помещении школа получила возможность полной перестройки всей своей учебной работы и возможность развёртывания воспитательной работы. По существу только с этого времени она приняла тот вид школы ФЗУ, который мыслился её учредителями, а главным образом её идейным руководителем – комсомолом.
После перехода школы в новое здание стало возможным организовать классы по кабинетной системе и в корне изменить методы преподавания. Были организованы кабинеты: физики, химии и обществоведения. Школа полностью обеспечена была чертёжными принадлежностями для занятий в раз с тридцатью учениками: досками, циркулями, бумагой. По физике было закуплено значительное количество наглядных пособий, а по химии необходимой посуды и химикалий. Приобретена была необходимая литература и учебники, создана небольшая библиотека.
Школа вышла, образно выражаясь, из своего прежнего внутриутробного существования на заводе и включилась в методическую работу объединения всех профессиональных школ города. В эти именно годы в школе, как и в других школах, входивших в объединение, культивировался метод дальтон-план25, о чём подробнее речь будет ниже. В школе произошла полная перемена учительского состава: в него влилась студенческая молодёжь из университета, количество штатных работников увеличилось. Впервые в школе появились окончившие Московский университет по факультету общественных наук преподаватели обществоведения. Возросло количество инструкторов производственного обучения. В организацию «горячего ученичества» привлечены были члены ИТР завода26 – заведующие цехами, что ещё больше сблизило школу с заводом. Школа «горячего ученичества» была в полном смысле детищем завода: учебные планы, программы теоретического и производственного обучения, организация производственного обучения – всё это создано было при участии и с помощью заведующих цехами завода. Вот почему в 1928 г. в Москве на конференции по техническому образованию представителю ВИЗовской школы предоставлено было слово – доклад по организации школы «горячего ученичества», как школы, опыт которой признан был показательным для школ этого типа.27 Школа выступала на выставках, которые организовывались областным кабинетом профтехобразования.