16 декабря. Освященное «я»
Человеческое «я» тогда становится освященным, когда оно через любовь ко Христу преображается в живой образ Господа; когда оно через свои аскетические подвиги становится живым, чистым, благоухающим Христовыми добродетелями высокой пробы, духовным сосудом для Святой Троицы. Такое «я», точно в весеннее время хорошая по качеству земля, бывает покрыто прекрасными, ароматными цветами и злаками – качествами характера Христа. Освященное «я» – это всеосвящающее «я»; потому оно так и называется, что оно полно в себе всеосвящающего присутствия Христова. Оно является христоносным «я». Все содержание его – Христос. Вследствие сего оно является в очах Божиих избранным сосудом Святого Духа.
Такое «я» всегда бывает в руках Христовых Его орудием в деле спасения мира. Такое «я» – пророк Божий, деятель Святого Духа, строитель Царства Христова. Освященное «я» только и может быть строго христианским. Божественная сила, освящающая человеческое «я», исходит от одного Христа, и принимает ее только исключительно верующий и любящий Господа и исполняющий Его святую волю чисто аскетическим путем. Мирское или сектантское христианство никогда не достигает в себе того, что свободно достигает в себе аскетическое. Мирским или сектантским христианством я называю такое христианство, которое стремится быть христианством без всякого внутреннего в себе евангельского аскетизма.
Освящение человеческого «я» есть самоотречение ради Христа и абсолютное предпочтение Христа не только всему миру, но и себе самому. Освященное «я» может быть таковым во чреве матери и в различные периоды своего человеческого возраста. Самое освящение состоит в беспрерывном обмене содержания человеческого «я» с содержанием «Я» Христова; оно состоит в прогрессивном врастании человеческого «я» в «Я» Господне. Освященное «я» – беспрестанная молитва, пламенная любовь ко Христу, скорбь о людской злобе, душевное сострадание по отношению к миру, смиренное дерзновение о славе Божией, живое исповедание Христа, деятельная проповедь о Христе, чистота сердца, крепость духа, трезвость ума, непрестанные подвиги ради Христа, абсолютное незлобие и т. д.
Освященность человеческого «я» не есть нечто самодовлеющее на пути его врастания в «Я» Христово, оно не есть остановочный пункт подвижника в своих подвигах. Оно есть лишь особое достижение широты и высоты духовного размаха и подъема человеческого «я» в деле вживания его во Христа, достигая которых человеческое «я» переполняется особыми дарами благости Христовой. На этой духовной высоте человеческое «я», точно водяная лилия, целиком объемлется божественной, всенаполняющей стихией благодати Христовой. Освященность есть особая благодатная помазанность человеческого «я» Духом Святым.
Освященный человек – богоносец; его «я» представляет собой одну печать Христовой богосыновности. На этой высоте духовного подъема человеческое «я» всегда зрит Бога; Бог целиком заменяет для освященного «я» всякую среду, Он Сам делается его средой. Стоящее на этой ступени духовного Христова подъема человеческое «я» живет уже жизнью Господа. С одной стороны, это величайшее благо по отношению к человеческому «я», а с другой стороны – оно есть результатом подвижнической жизни человека, оно есть первым плодом святости Христовой.
Взирая на такой духовный подъем «я» подвижника, я не могу смотреть спокойно на самого себя. И вот я, вспоминая свою прошлую жизнь, каюсь и говорю: «Господи, кем я был прежде, страшно даже подумать! Я совершенно походил на сей день, 16 декабря. Вся моя жизнь была точь-в-точь как эта сегодняшняя страшная метель. Все мои чувства тогда были похожи на эти сельские дома, покрытые глубоким пластом снега, – они были покрыты пластом моих страстей. Все мои стремления того времени, точно как сегодня вся эта беднота, дрожали и зябли от холодного моего отношения к Тебе, мой Спаситель! Мое сердце терзалось от ужасного отчаяния. Часто слезы стыда подступали к горлу. Много я в это время передумал и пережил. Я жаждал освобождения от своих страстей; а они, точно вот как сегодняшняя вьюга, все во мне ломали, грохотали, стучали по моему «я», желая раз навсегда с треском погубить его! В это время, стремясь убежать и скрыться от своих страстей, я решился своим тихим пристанищем избрать иночество.
Принимая на себя ангельский образ, я хотел быть свободным от страстей, я хотел быть новою тварью во Христе. Но, увы! Монашество меня не спасло! Прежняя моя греховная жизнь как бы смеялась надо мною, она с еще большей силой набросилась на меня и совершенно захлестнула меня. Последовало сплошное оскорбление моего Бога. Животность создала из меня жертвенник для себя. Страх Божий принесен был мною в жертву страстей моих. Вера в Бога сменилась во мне практическим неверием. Я целиком оказался в объятиях диавола. Через некоторое время я уже своими грехами перерос и превзошел самого диавола, и потому в скором времени не я уже был в его объятиях, а он был моим рабом, так я бесконечно превзошел его своими злыми деяниями. В таком состоянии жизнь моя продолжалась ровно пятьдесят лет[105]. Конечно, в виде отрыжки она и сейчас в таком греховном состоянии все еще продолжается. И вот мне казалось, что я окончательно погибну.
И, конечно, погиб бы я, если бы Ты, мой Триипостасный Бог, не спас меня. И вот теперь, когда я подумаю, в каких только глубинных безднах зла я не находился и что только я не делал, то самому становится страшно и настолько страшно, что я даже цепенею от ужаса! Но Ты, о, Боже, Ты один извлек и избавил меня от этой бездны и доселе все еще врачуешь меня. О, Господи Боже мой, как Ты бесконечно дивен и славен в деле спасения всех грешников и, в частности, меня, самого ужасного грешника! Ужас! Что только я не делал пред Тобою и какие ужаснейшие беззакония не творил перед очами всеведения Твоего, и, о, чудо, Ты отнюдь не пренебрег мною, Ты оглянулся на меня, и Своим сущим дыханием согрел меня, и Своею всеблагостною любовью уврачевал меня, и Своею нежнейшею жалостью облек меня.
Ах, Господи, Боже мой, как же после сего не любить и не прославлять Тебя, и всем своим существом не тяготеть к Тебе, и ежемоментно умиленно не повергаться пред Тобою, и не благословлять Тебя, моего Бога? Хочется, о, как мне хочется кричать, бесконечно кричать, и так кричать, чтобы мой крик слышала вся вселенная, слышали и сам диавол, и весь ад.
Мир, вселенная, ад! Сам начальник злобы – диавол! Покайтесь, смиритесь перед величием святости Триипостасного Бога, и Он умилосердится над вами и преобразит вас в новую тварь во Христе! Вы взгляните на меня! Не был ли я бесконечно грешнее вас взятых вместе! Не был ли я беззаконнее, мерзче вас всех? И вот посмотрите на меня, и вы удивитесь и поразитесь всепрощающей любви Христовой, изливаемой на меня, сына человеческого. Вот что значит покаяние! Поспешите и вы покаяться, Христос и вас, как и меня, примет в объятия Своей всепрощающей Божеской любви.
О, пребожественная и достопоклоняемая святейшая единосущная Троица в единице! При одном лишь созерцании Тебя как сущей живой и всеблагостной любви, изливаемой Тобою на все Твое творение, кружится голова и замирает мысль! О, Боже Триипостасный! Ты один есть абсолютное всеведение, бесконечная святая жалость, бездонно-глубинное смирение, непостижимая доброта, невообразимая красота, Ты один есть источник всякого бытия всего сущего. О, пусть непрестанно Тебя прославляют херувимы и серафимы, архангелы и ангелы. О, пусть и мое «я» день и ночь восклицает Тебе: осанна, Отец Небесный! Осанна, Христос Сын Божий! Осанна, Дух Святый! О, пусть отныне с еще сильнейшим страхом и трепетом предстоят и служат перед Тобою, пребожественная Троица, престолы и господства и во всем исполняют Твою святую волю. О, пусть с еще большей напряженностью воспевают Твое трисолнечное Божество силы и власти и другие неведомые ангельские и архангельские чины светлых и пресветлых духов. О, пусть отныне и весь мир истаивает от внутренней пламенной любви к Тебе, мой Триипостасный Бог, всегда прославляя Твою любовь к себе. О, пусть отныне и сам сатана со всеми своими полчищами падших духов путем покаяния стремится к Тебе, Божественная солнцезрачная Триада, чтобы опять быть с Тобою и вечно и бесконечно прославлять Тебя!
Ах, все во мне замирает от одного безграничного величия Твоего богатства благости и любвеобильного милосердия ко всей Твоей твари!»
17 декабря. Облагодатствованное «я»
Облагодатствованное человеческое «я» по своей святости стоит выше освященного «я». Облагодатствованное «я» является настолько преобразованным Христом, что само является животворящим «я» по благодати Христовой. Облагодатствованное «я» не живет уже собою и в себе, а живет Христом и во Христе. Его воля целиком растворяется в воле Господа, его сознание растворено во всеведении Христовом. Облагодатствованное «я» прозорливо, чудотворно и в некотором роде даже всемогуще. Облагодатствованное «я», находясь во Христе, непрестанно все более и более уподобляется Ему и разделяет с Ним Его божественность, делается причастником Его Божеской сущности.
Такое «я» полно в себе огня любви к Богу. Оно всегда пламенеет любовью ко Христу. Облагодатствованное «я» переполнено дарами Всесвятого Духа. Оно свободно подчиняет себе законы природы. Ему с любовью покоряются хищные кровожадные звери, его слушают ядовитые пресмыкающиеся. Оно обезвреживает все яды. Оно ходит по воде, как по суше, для него огненная стихия является прохладным утром. Оно с быстротою молнии переносится с одного места на другое. Оно может быть невидимо для очей человеческих. Оно может по своим молитвам заключать и отверзать небо для дождя. Оно может воскрешать мертвых, оно может прекращать всякие народные бедствия и т. д. И все это оно может творить не какими-либо естественными силами, а исключительно только волею Христовой. Для него Христос все. Оно Им живет, питается и дышит. У облагодатствованного «я» самосознание делается другим, более широким, размашистым, могучим, чистым, прозрачным и всепроницающим. Его разум проникает даже в самые тайны Божии. Его интуиция свободно преодолевает и время, и пространство, и оно как таковое в качестве своего содержания непосредственно переживает в себе осязаемое присутствие Триединого Бога. Облагодатствованное «я» всегда аскетично. Оно полно в себе невообразимой деятельно-созерцательной любви к Богу. Сущая любовь к Богу есть сущий аскетизм. Облагодатствованное «я» – живое исповедание Христа и реальное мученичество за Него. Оно в самих своих страданиях за Христа находит жизнь для себя. Облагодатствованное «я» – это беспрестанная молитва, беспрестанные молитвенные слезы, беспрестанное покаяние, милующая любовь к миру, сострадание к падшим духом, непреодолимая жажда всеобщего во Христе воскресения, всесущего преображения в Нем и общего соединения со Христом и врастание в Него всех и вся, т. е. всего сущего.
Такое «я» живет и существует во всемогуществе Господа. Отсюда оно всё – праведник, всё – пророк, всё – раб Христов, всё – Его служитель, всё – Его друг, но еще не сын! Чтобы быть сыном Божиим, для этого человеческое «я» должно подняться еще выше по лестнице святости и совершенства. Но, поднимаясь ввысь, чтобы быть сыном Божиим, подвижнику должно переступить свое облагодатствованное состояние святости Христовой и вступить в чистое святилище уже обоженности Христовой. Это – последняя ступень на земле подвижничества Господня.
Удивительно, что здесь даже и самое восхождение человеческого «я» на эту высшую ступень Христовой обоженности совершенно меняется, о чем мы подробно скажем в своем месте. Теперь же мы скажем лишь о том, что человеческое «я», достигшее ступени облагодатствованности, как ни на какой другой ступени своей святости, больше всего подвергается самому страшному и всестороннему напору величайших духовных диавольских козней. Диавол всех стоящих на этой ступени святости Христовых подвижников улавливает скрытым и тончайшим самомнением и самоуслаждением своею святостью. И вот не дай Бог допустить два-три раза до себя эти диавольские искушения, как тотчас с быстротою молнии окажешься в духовной прелести. Ибо диавол через эти свои духовные соблазны первым делом будет отравлять облагодатствованное «я» подвижника тончайшею жаждою тщеславия и самообоготворенности. Первыми признаками отравления подвижника сим ядом являются мысли сравнения себя не с малыми подвижниками, а с великими, а потом и с Самим Христом. За таковыми мыслями уже следуют более тяжелые, усыпляющие подвижника сознанием своего превосходства в подвижнической жизни перед другими; а потом появляются тотчас богохульные мысли, а потом галлюцинация, а потом безумная блажь, и полное лишение рассудка, и сумасшествие, и, наконец, самоубийство. Поэтому стоящему на этой высокой ступени святости облагодатствованному «я» необходимо еще выше подняться и вступить в самую обоженность Христову. Вступив на эту высочайшую ступень святости Христовой, человеческое «я» становится уже защищенным от всех диавольских напоров и находится не в сфере всемогущества Христова, а только в области Его смирения.
Сказав это, я задумался, и тотчас мысли во мне хлынули волною, и я сказал: человеческое «я» – это есть мир в мире. И поэтому все, нарушающее гармонию, и ясность, и покой в мировой действительности, является следствием ухода моего «я» от Бога, а это есть зло. Поэтому-то человек больше всего должен бояться одного зла, ибо только оно одно и несет миру бедствия и самую смерть! Законы природы подчинены высшим законам религии и нравственности. Когда человечество истинно религиозно и действительно морально, тогда и все мировые законы благоприятствуют космической жизни. Когда же понижается религиозность и нравственность в человечестве, тогда все законы мировой действительности превращаются в неизбежные бичи даже и для космической жизни.
Это значит, что человек является виновником живой связи между небом и землей, между Богом и тварью. Какова связь человека с Богом, таковы и взаимные отношения неба с землей. Если эта связь крепка, то между небом и землей получается щедрый обмен духовно-творческими силами; если же связь слаба, да еще особенно с разрывом, тогда обмен сил прекращается межу ними, и земля и, в частности, человечество уже подвергаются собственным разрушительным силам. Ах, как все это премудро и в высшей степени разумно и целесообразно создано! Но человек мало осознает все это, человек ушел в плоть, ушел в себя самого, в свой желудок, в свою толстую кишку, ушел в животность, в свои страсти, в свое «я», ушел в рабство своему самообоготворению. И как становится страшно за него, что он за время своей каторжной работы над самообоготворением применяет все способы для этого, по его мнению, великого и серьезного дела. Он пускает в ход даже и самую религию, и свои подвиги, и свою молитву, и пост, и раздачу своей собственности бедным, и даже, наконец, самое мученичество за Христа только для того, чтобы удовлетворить свое тщеславие! Не страшно ли и не ужасно ли все это? Да, бесконечно более страшно и бесконечно более ужасно, чем мы думаем.
О, Пресвятая и Пребожественная Троица! Сохрани и спаси меня от всего такого, чем бы я мог обоготворять себя! О, Боже, я знаю всю силу опасности плотских грехов, но я знаю также еще бесконечно более опасную сатанинскую силу – это религиозное самоуслаждение своею праведностью, своею святою жизнью, особенно когда это религиозное самоуслаждение разжигается человеческою похвалою и народною славою. Тогда бывает горе такому человеку, ибо он уже погиб, и его погибель будет для него заключаться в том, что у него от такого религиозного самоуслаждения исчезает всякая возможность покаяться, ибо покаянное чувство в нем превратится в выжженную солнцем дикую пустыню.
И вот, зная такую страшную опасность религиозной извращенности, о, Пребожественная и Святая Троица, я молю и умоляю Тебя, веди меня всегда к Себе Самой по самым глубоким рвам и низинам бездонно-глубинного смирения, ибо я также знаю, что можно гордиться и самим покаянным духом, можно даже тщеславиться и самим покаянием; но такая гордость и такое тщеславие все же не так опасны, ибо они никогда не могут собою питать наше самолюбивое человеческое «я», тем более они не могут обоготворять его. Однако и их нужно бояться, как самой смерти. А поэтому, всемогущий Триипостасный мой Бог, не освобождай меня из-под Твоей смиряющей меня десницы, пусть я всегда буду находиться под ней, пусть мое «я» от нее совершенно высохнет и превратится в прах, покрытый плевками человеческого презрения и отвращения ко мне. Конечно, как плоть, так и дух мои от таковой смиряющей меня Твоей силы будут вопить, истерично надрываться; но несмотря на все это, Ты, о Боже мой, все же не освобождай меня от смиряющей Твоей десницы, ибо в этом я буду знать, что Ты не оставляешь меня и хочешь всячески спасти.