Сталин. Маршал, победивший в войне - Уинстон Черчилль 5 стр.


Но эти миролюбивые настроения не нашли отклика в Кремле. Наоборот, недовольство русских все усиливалось по мере их продвижения. В январе, по случаю вступления своих войск на польскую территорию, Советы опубликовали декларацию, согласно которой так называемая «линия Керзона» должна была стать восточной границей Польши, а состав лондонского правительства полякам полагалось полностью изменить. В то же время заботами русских был сформирован польский армейский корпус, глава которого – Берлинг – не признавал власти законного правительства; а в Галицию вслед за советскими войсками явился образованный в Москве Польский комитет национального освобождения под председательством Осубка-Моравского.

Было очевидно, что поддержка англосаксами польской независимости была весьма шаткой. Рузвельт, которому в этом году предстояло вновь выступить в качестве кандидата на президентских выборах, держался в польском вопросе осторожно, сообразуясь с чувствами поляков, имевшихся среди его избирателей. Но можно было предугадать, что, как только выборы останутся позади, он не захочет связывать руки Сталину. Англичане оказались менее послушными, но было весьма вероятно, что поскольку они равняются на американцев, то в конце концов, по сути дела, уступят, соблюдая, однако, некоторые внешние приличия.

В самом деле, Черчилль и Иден, произнося всякие хорошие слова в защиту независимости Польши, торопили Миколайчика с поездкой в Москву. Посещение состоялось 1 августа – в то самое время, как Советская Армия подошла к Варшаве, а в городе подпольная польская армия под командованием генерала Комаровского, именуемого «Буром», начала действия против немцев. После героических боев поляки были раздавлены и обвиняли русских в том, что те не оказали им никакой помощи и даже не разрешили английским самолетам воспользоваться советскими базами, чтобы производить оттуда боевые вылеты для поддержки защитников Польши. За несколько дней до этого польские министры, прибывшие в Москву, услышали от Сталина и Молотова совсем не обнадеживающие ответы на свои просьбы и были уведомлены в том, что между Советским Союзом и Польским комитетом национального освобождения заключено соглашение, которое предоставляло Комитету право управлять освобожденными территориями.

***

Наше правительство не в состоянии было помешать этому порабощению Польши. Раз мы не действовали совместно с нашими великими союзниками в области дипломатии и не участвовали на равных правах в выработке общих для всех нас стратегических планов, как же могли бы мы добиться от западных держав, чтобы они заняли определенную политическую позицию и приняли определенные решения, которые наверняка спасли бы независимость Польши и в то же время обеспечили бы России ту границу, какой она требовала.

Лично я считал вполне приемлемой идею Сталина компенсировать Польше ту ампутацию, которой ее территория подвергается на востоке, приобретением ею земель Пруссии и Силезии. Я хотел только, чтобы неизбежная при этом переброска населения производилась с полной гуманностью. Но я считал необходимым воспрепятствовать намерению Сталина установить в Варшаве диктатуру его почитателей. Я думал, что если бы Америка, Англия и Франция перед лицом всего мира пришли совместно к определенным выводам, и если бы они стали действовать согласованно в этом направлении, влияя на советское и польское правительства, и если бы они в дальнейшем предоставили судам Запада доступ в порты Балтийского моря, а русским судам – в порты Северного моря, то в конце концов им удалось бы возвратить свободу благородной и мужественной Польше. Но перед требованиями Советской России Америка предпочла молчать. Англия искала формулу. Франция в этом вопросе не имела права голоса.

Однако же был случай, когда мы оказали помощь польскому правительству. Речь идет о значительном золотом запасе, который Государственный банк Польши в сентябре 1939 доверил Французскому банку, а тот в июне 1940 переправил его в Бамако. В марте 1944 Комитет освобождения по настоятельной просьбе правительства Миколайчика решил возвратить полякам их золото. Богомолов не преминул обратиться к нам с настойчивыми заявлениями о необходимости отсрочить передачу золота, а в конце концов попросил у меня приема и тогда сказал мне: «Советское правительство заявляет решительный протест против передачи польского золотого запаса эмигрантскому правительству Польши в Лондоне. Ведь завтра оно уже не будет правительством Польши».

Я ответил, что пока оно еще является правительством, что оно признано всеми нашими союзниками, включая и Россию, что по его приказу польские войска в настоящее время сражаются в Италии рядом с нашими войсками и что, наконец, я не понимаю, по какому праву Советский Союз вмешивается в дела, касающиеся только Польши и Франции. Богомолов ушел, не скрывая своего неудовольствия.

28 апреля 1944 у меня состоялась беседа с Богомоловым, записанная моей канцелярией. Привожу выдержки из нее.

«…Богомолов отмечает, что недавно в алжирской газете «Эко д’Альже» была напечатана карта военных действий, на которой Польша указана в границах 1939 г., из чего можно заключить, что таковы соответственно и границы Советского государства. Между тем вопрос о советских границах разрешен конституцией и не может быть решен иначе.

«Мое правительство поручило мне, – говорит Богомолов, – заявить протест против опубликования этой карты, которая находится в противоречии с советской конституцией».

Генерал де Голль прежде всего указывает, что правительство не считает себя ответственным за карты, публикуемые в «Эко д’Альже». Но поскольку Богомолов ставит вопрос о границах именно таким образом, ему должно быть известно, что советско-польская граница 1939 является единственной, о которой в настоящее время мы располагаем официальными сведениями. Правительство Советского Союза никогда не информировало нас о каком-либо международном соглашении относительно изменения этой границы. Мы даже точно не знаем, как решился для него вопрос и определило ли оно окончательно свои намерения на этот счет.

Если бы вместо границы 1939 мы опубликовали какую-нибудь другую границу, польский посол на другой же день явился бы с протестом. А ведь мы союзники Польши, точно так же как и союзники Советского Союза.

Я не раз говорил вам, заявляет генерал де Голль, что мы хотели бы, чтобы Советский Союз и Польша пришли к соглашению. У нас нет ни желания, ни возможности вмешиваться в это дело, но мы очень хотим, чтобы оно было урегулировано.

Богомолов говорит, что СССР считает вопрос урегулированным. СССР не требует никаких гарантий, ибо он ни в ком не нуждается, чтобы гарантировать свои границы: он располагает силой советских армий, которые победоносно освобождают его территорию.

Генерал де Голль подчеркивает, что он рад тому, что войска Красной Армии успешно освобождают территорию Советского Союза.

Богомолов выражает сожаление по поводу того, что мы недостаточно признательны Советскому правительству и недооцениваем его доброе отношение к нам. Между тем формула признания Комитета освобождения Советским Союзом значительно шире той, которая была принята другими державами.

Генерал де Голль признает достоинство формулы признания Комитета освобождения правительством Советского Союза. Однако он обращает внимание советского посла на то, что подобно тому, как гарантия советских границ, как сказал Богомолов, определяется мощью советских армий, точно так же признание французского правительства зависит прежде всего от французского народа. Дипломатические формулы играют здесь второстепенную роль.

К тому же формула признания – это одна сторона вопроса. Гораздо больше нас интересует, как признание выглядит на практике.

Генерал де Голль напоминает, что СССР признал Французский комитет национального освобождения как «представителя государственных интересов Французской республики». В настоящее время ведутся переговоры с участием СССР по вопросу о мирном урегулировании в Европе. Мы знаем, что в Лондоне работает Европейская комиссия.

Мы слышали о том, что в Тегеране состоялась конференция. Однако Советское правительство, подобно вашингтонскому и лондонскому правительствам, не информировало нас ни о цели, ни о ходе переговоров. Неужели же «государственные интересы Французской республики» не связаны с мирным урегулированием в Европе и в первую очередь с будущей судьбой Германии?

Богомолов ссылается на то, что существует сомнение относительно значения работ Европейской комиссии, после чего он прощается с генералом де Голлем».

***

Позиция Америки по вопросам послевоенного устройства Европы окончательно прояснилась после моей поездки в Вашингтон. Я прибыл туда 6 июля 1944, во второй половине дня. На пороге Белого дома меня встретил, приветливо улыбаясь, Франклин Рузвельт. Рядом с ним был государственный секретарь Корделл Хэлл. После чая мы с президентом долго беседовали с глазу на глаз. Такие же беседы мы имели с ним и в последующие два дня. Меня поместили в Блейр-хауз, старинное любопытное здание, которое американское правительство обычно отводит для своих гостей. Завтрак в Белом доме, происходивший в торжественной, но сердечной обстановке, обед у государственного секретаря, обед у военного министра, прием, который я устроил в нашем посольстве – во временной его резиденции, так как здание, в котором помещалось и будет в дальнейшем помещаться французское посольство, для нас еще закрыто, – все эти празднества служили поводом для встреч и бесед с политическими и военными руководителями, соратниками президента.

Корделл Халл – Государственный секретарь США с 4 марта 1933 года по 30 ноября 1944 года

Президент Рузвельт в наших беседах старался не касаться никаких жгучих вопросов, но широкой кистью рисовал политические цели, которые он надеется достигнуть благодаря победе. Его стремления казались мне грандиозными, но внушали тревогу за судьбы Европы и Франции. Изоляционизм Соединенных Штатов Америки президент считает большой ошибкой, отошедшей теперь в прошлое. Но он бросается из одной крайности в другую и хотел бы установит систему постоянного вмешательства посредством международных законов. Он полагает, что четырехчленная директория Америка, Советская Россия, Китай и Англия – урегулирует проблемы всего мира. Парламент Объединенных Наций придаст власти «большой четверки» демократический вид. Но для того, чтобы не отдавать в распоряжение трех из этих держав почти весь шар земной, эта организация, по его мнению, должна будет потребовать, чтобы в различных странах мира были устроены базы американских вооруженных сил, причем некоторые из них необходимо расположить и на французской территории.

Рузвельт рассчитывал вовлечь таким образом СССР в объединение, которое будет сдерживать ее честолюбивые стремления и в рамках которого Америка может собрать свою клиентуру. Он знает, что из четырех великих держав Китаю Чан Кайши необходимо его содействие, а Англия из опасения лишиться доминионов должна согласиться с его политикой. Что же касается сонма средних и малых государств, Америка будет иметь возможность воздействовать на них путем оказания им материальной помощи. Наконец, право народов располагать своей судьбой, поддержка, оказанная Вашингтоном, наличие американских баз породят в Африке, в Азии, в Меланезии новые суверенные государства, которые увеличат собою число стран, обязанных Соединенным Штатам. В свете подробных перспектив даже важные вопросы, касающиеся Европы, – а именно участь Германии, судьба привисленских, придунайских и балканских стран, будущее Италии – кажутся ему второстепенными. Ради счастливого их разрешения Рузвельт не согласится пожертвовать гигантскими замыслами, которые он мечтает осуществить.

Рузвельт рисует мне свои планы. Я слушаю его и думаю: «Как это характерно для людей: идеализм прикрывает стремление к могуществу». Президент, впрочем, вовсе не излагает свои мысли, как профессор, развивающий определенные положения, или как политик, разжигающий страсти и корыстные интересы. Он рисует легкими, тонкими штрихами, рисует так хорошо, что трудно решительно возражать этому художнику, этому соблазнителю. Однако я отвечаю ему, что, по моему разумению, такой план может угрожать Западу большими опасностями.

Рузвельт считает Западную Европу величиной второстепенной, а разве этим он не подрывает то дело, которому хочет служить, дело цивилизации? Неужели для того, чтобы привлечь на свою сторону Советы, необходимо будет в ущерб польским, прибалтийским, дунайским, балканским странам дать Советской России преимущества, угрожающие общему равновесию? Кто поручится, что Китай, пройдя через тяжелые испытания, в которых выковывается его национализм, останется таким, каков он есть сейчас? Я первый говорю и думаю, что державы, владеющие колониями, должны отказаться от прямого управления ими и устанавливать там режим ассоциации, но разве не является истиной, что освободительное движение нельзя направлять против этих держав, иначе оно вызовет в неорганизованных массах ненависть к иностранцам и анархию, опасную для всего мира.

«Нужно возродить Запад, – сказал я президенту Рузвельту. – Если он оправится, весь остальной мир волей-неволей возьмет его за образец…»

Беседы наши кончились. Я прощаюсь и ухожу. Президент, которого везут в кресле, немного провожает меня. На галерее открыта дверь. «Вон там мой бассейн. Я в нем плаваю», – говорил Рузвельт, словно бросая вызов своему недугу. Перед отъездом из Вашингтона я попросил передать ему маленькую подводную лодку, чудо механики, которое создали в арсенале Бизерты. Он тепло поблагодарил меня в коротком письме и прислал мне свою фотографию: «Генералу де Голлю, моему другу».

Что будет с Европой?

Переговоры со Сталиным в Москве

После высадки союзников в Нормандии освобождение Франции шло очень быстро. Через шесть недель после прорыва фронта в районе Авранша союзники вместе с французами подошли к Анверу, проникли в Лотарингию и дошли до Вогезов. К концу сентября, за исключением Эльзаса и подступов к нему, а также альпийских перевалов и опорных пунктов на Атлантическом побережье, вся территория Франции была освобождена от захватчиков. Немецкая армия, сломленная механизированными частями союзников, подвергаясь регулярным ударам французского Сопротивления, была изгнана с нашей земли за более короткий срок, чем в свое время смогла ее захватить. Отступление вермахта остановилось только на границе рейха, там, где вооруженное восстание французского народа уже не угрожало его тылам. Как будто отлив, внезапно отхлынув, открыл от края до края измученное тело Франции.

Войска союзников после высадки в Нормандии. Прибытие подкреплений на плацдарм

Что будет с Европой после поражения Германии, и какая судьба ожидает эту страну? Это основная проблема, которая в ходе событий встанет со дня на день и которой, поверьте, я занимался прежде всего.

На протяжении всего лишь одной человеческой жизни Франция испытала три войны, развязанных своим соседом за Рейном. Первая окончилась отторжением части территории страны и человеческим унижением. Победив во второй, мы, как известно, вернули Эльзас и Лотарингию, но ценой потерь и разрушений, обескровивших и разоривших нас. Ко всему прочему, недоброжелательное отношение англосаксонских держав, использовавших непрочное положение нашего правительства, вынудило нас отказаться от гарантий и репараций, обещанных нам в обмен за контроль над рейхом и границей по Рейну.

В третью войну при первом же столкновении наша армия перестала существовать, официальная государственная система капитулировала, страна познала оккупацию, организованное разграбление богатств, принудительный труд, аресты двух миллионов человек. Несомненно, каким-то чудом сохранились независимость и суверенность части колониальной империи. Понемногу восстановилась и армия, а в метрополии разворачивалось движение Сопротивления. В деле освобождения Франции большую роль сыграло наличие у нее значительных вооруженных сил, прочное положение правительства и единодушие ее граждан. Отныне страна могла уверенно идти к победе. Но также ясно было, что придет она к ней настолько ослабленной, что ее положение в мире, единство ее заморских территорий и даже сама основа ее существования еще долго будут находиться под угрозой. Так будет, если только страна не использует эту, вероятно, последнюю возможность и не возродит свою мощь. Я стремился именно к этому.

Назад Дальше