После разных злоключений (вербовки в немецкие солдаты, побега из крепости Везель) Л. возвратился в Петербург в июне 1741 г.
В августе того же года в "Примечаниях к Петербургским Ведомостям (ч. 66-69) помещены были его "Ода на торжественный праздник рождения Императора Иоанна III" и "Первые трофеи Его Величества Иоанна III чрез преславную над шведами победу" (обе оды составляют библиографическую редкость, так как подверглись общей участи – истреблению всего, что относилось ко времени имп. Иоанна Антоновича).
Несмотря на оды, переводы сочинений иностранцев-академиков и занятия по кабинетам, студент Л. не получал ни места, ни жалованья. Только с восшествием на престол Елизаветы Петровны, в январе 1742 г., Л. был определен в акд. адъюнктом физики.
В 1743 г. Л. обращается к переложению в стихи псалмов и сочиняет две лучшие свои оды: "Вечернее размышление о Божием величестве при случае великого северного сияния" и "Утреннее размышление о Божием величестве".
В этом же году Л. вследствие "продерзостей", непослушания конференции акд. и частых ссор с немцами в пьяном виде более семи месяцев "содержался под караулом" и целый год оставался без жалованья; на просьбы о вознаграждении для пропитания и на лекарства он получил только разрешение взять академических изданий на 80 р.
В прошении об определении его проф. химии (1745) Л. ничего не говорит о своих одах, упоминая только о своих "переводах физических, механических и пиитических с латинского, немецкого и французского языков на российский, о сочинении горной книги и риторики, об обучении студентов, об изобретении новых химических опытов и о значительном присовокуплении своих знаний".
Назначение в академию – профессором химии – совпало с приездом жены Л. из-за границы. С этого времени начинается более обеспеченная и спокойная жизнь Л. среди научных трудов, литературных занятий и лучших общественных отношений.
В 1745 г. он хлопочет о разрешении читать публичные лекции на русском языке, в 1746 г. – о наборе студентов из семинарий, об умножении переводных книг, о практическом приложении естественных наук и проч.
В предисловии к сделанному им тогда же переводу Вольфовой физики Л. определительно и понятно рассказал об успехах наук в XVII-XVIII вв.
Это была совершенная новинка на русском языке, для которой Л. должен был изобретать научную терминологию.
Такое же популяризированное изложение науки проявилось в академических речах Л. о пользе химии и пр.
С 1747 г., кроме торжественных од, Л. должен был составлять стихотворные надписи на иллюминации и фейерверки, на спуск кораблей, маскарады, даже писать по заказу трагедии ("Тамира и Селим", 1750; "Демофонт", 1752).
В 1747 г. по поводу утверждения имп. Елизаветой нового устава для академии и новых штатов Л. написал знаменитую оду, начинающуюся известными стихами: "
Царей и царств земных отрада, возлюбленная тишина, блаженство сел, градов ограда, коль ты полезна и красна!".
Здесь поэт воспел и свой идеал, свой кумир – Петра Великого ("Послав в Россию человека, какой не слыхан был от века"), а вместе с ним и науки – "божественные чистейшего ума плоды" ("науки юношей питают, отраду старым подают").
В одной из заключительных строф этой оды Л. восклицает:
"О вы, которых ожидает отечество от недр своих,
и видеть таковых желает,
каких зовет от стран чужих,
о ваши дни благословенны!
Дерзайте, ныне ободренны,
раченьем вашим показать,
что может собственных Платонов
и быстрых разумом Невтонов
Российская земля рождать".
Есть в этой оде кое-что заимствованное из древних классических писателей, из которых Л. в том же году сделал стихотворные переводы.
Между тем Л. продолжал свои научные занятия физикой, химией и издавал латинские диссертации, находившие полное одобрение со стороны таких заграничных ученых, как берлинский академик Эйлер.
Благодаря вниманию Эйлера Л. добился, наконец, устройства химической лаборатории (1748).
В 1748 г. при академии возникли исторический департамент и историческое собрание, в заседаниях которых Л. повел борьбу против Миллера, обвиняя его в умышленном поношении славян, Нестора летописца и других российских авторитетов и в предпочтении, отдаваемом иностранцам.
В том же году он издал первую на русском языке риторику, воспользовавшись не только старыми латинскими риториками Кауссина и Помея, но и современными ему работами Готшеда и Вольфа. Между литературными и научными трудами Л. существовала самая тесная связь; лучшая его ода, "Вечернее размышление", полная поэтического одушевления и неподдельного чувства, по словам самого Л. содержит его "давнейшее мнение, что северное сияние движением Ефира произведено быть может".
И стихом, и русским языком Л. владел лучше, чем два других выдающихся литератора его времени – Тредьяковский и Сумароков.
Последние вели с Л. постоянную борьбу, вызывая на споры о языке, о стиле и литературе. Иногда эти споры, по условиям времени, принимали и грубую форму; но Л. всегда выходил из них победителем.
В торжественном собрании академии наук в 1749 г. Л. произнес: "Слово похвальное имп. Елизавете Петровне", в котором, как и в одах, прославлял Петра Великого и науки в их практическом приложении к пользе и славе России.
Похвалы императрице обратили внимание на Л. при дворе, а в академии создали ему немало завистников, во главе которых стоял сильный Шумахер.
Около 1750 г. Л. нашел "патрона" в лице любимца имп. Елизаветы, И. И. Шувалова, к которому поэт написал несколько задушевных писем в стихах и в прозе, имеющих ценное автобиографическое значение.
В одном из них Л. говорит о себе: "воспомяни, что мой покоя дух не знает, воспомяни мое раченье и труды.
Меж стен и при огне лишь только обращаюсь; отрада вся, когда о лете я пишу; о лете я пишу, а им не наслаждаюсь и радости в одном мечтании ищу".
В это время Л. был особенно занят мозаикой, стеклянными и бисерными заводами.
В 1751 г. Л. напечатал первое издание своих сочинений: "Собрание разных сочинений в стихах и прозе" (1400 экз.).
По приказанию президента акад., гр. Разумовского, Л. сочинил "российскую речь ученой материи", выбрав предметом "Слово о пользе химии" (1754 г., 6 сентября).
Слово начинается доказательствами превосходства "учения" европейских жителей перед дикостью "скитающихся американцев"; далее говорится о важном значении математики для химии, об ожидаемых результатах дальнейшего движения науки.
Это "Слово", как и последовавшие затем слова – "О явлениях воздушных от электрической силы происходящих" (1753), "О происхождении света, новую теорию о цветах представляющее" (1756), "О рождении металлов от трясения земли" (1757), "О большей точности морского пути" (1759), "Явление венеры, на солнце наблюденное" (1761) – ясно указывают на самостоятельные опытные труды Л. в широкой области "испытания натуры".
Замечательна манера научного изложения у Л.: обращение от отвлеченных научных понятий к обыденной жизни, в частности – к жизни русской.
Ежегодно Л. печатал латинские диссертации в академич. изданиях.
В 1753 г. Л. получил привилегию на основание фабрики мозаики и бисера и 211 душ с землей в Копорском у.
В это именно время он написал свое известное дидактическое стихотворение: "Письмо о пользе стекла" ("Неправо о вещах те думают, Шувалов, которые стекло чтут ниже минералов").
Через Шувалова Л. имел возможность провести важные планы, например, основание в 1755 г. московского университета, для которого Л. написал первоначальный проект, основываясь на "учреждениях, узаконениях, обрядах и обыкновениях" иностранных университетов".
В 1753 г. Л. долго занимал вопрос об электричестве, связанный с несчастной смертью проф. Рихмана, которого "убило громом" во время опытов с машиной.
Л. писал Шувалову о пенсии семье Рихмана и о том, "чтобы сей случай не был протолкован противу приращения наук".
"Российская Грамматика Михаила Ломоносова" вышла в 1755 г. и выдержала 14 изданий (перепечат. в "Ученых Записках 2 отд. акд. наук", кн. III, 1856, с предисл. академика
Давыдова).
Несмотря на то, что "Грамматика" Л. основана на "Грамматике" Смотрицкого, в ней много оригинального для того времени: Л. различал уже буквы от звуков и, как естествоиспытатель, определял происхождение звуков анатомо-физиологическое и акустическое; говорил о трех наречиях русского яз. (московском, северном и украинском), изображал фонетический выговор звуков в словах.
В примерах Л. нередко приводит личную свою жизнь: "стихотворство моя утеха, физика мои упражнения".
В 1756 г. Л. отстаивал против Миллера права низшего русского сословия на образование в гимназии и университете.
Прямота и смелость Л. тем более поразительны, что он не раз подвергался тяжелым обвинениям и попадал в щекотливое положение (см. Пекарский, стр. 488: "Дело тобольского купца Зубарева о руде" и стр. 603: "О богопротивном пашквиле Л. – Гимн бороде"). "Гимн бороде" (1757) вызвал грубые нападки на Л. со стороны Тредьяковского и др. В 1757 г. И. И. Шувалов содействовал изданию сочинений Л., с портретом автора, в Москве, во вновь учрежденной университетской типографии.
В этом собрании появилось впервые рассуждение Л. "О пользе книг церковных в российском языке".
Это "Рассуждение" объясняло теоретически то, что было совершено всей литературной деятельностью Л., начиная с его первых опытов 1739 г., т. е. создание русского литературного языка.
В церковной литературе Л. видел множество мест "невразумительных" вследствие включения в перевод "свойств греческих, славенскому языку странных". В современной ему русской литературе Л. находил "дитя и странные слова", входящие к нам из чужих языков.
Свою теорию "чистого российского слова" Л. построил на соединении яз. церковнославянского с простонародным российским, разумея под последним преимущественно московское наречие.
Вообще в "рассуждении" Л. признавал близость русского яз. к церковнославянскому и близость русских наречий и говоров друг к другу – большую, чем, напр., между немецкими наречиями и др.
Учение о штилях Л. основывал на различии следующих "речений" – слов российского яз.:
1) общеупотребительных в церковнославянском и русском,
2) книжных по преимуществу, исключая весьма обветшалых и неупотребительных,
и 3) простонародных, исключая "презренных, подлых слов".
Отсюда Л. выводил три "штиля": высокий, из слов славенороссийских, для составления героических поэм, од, прозаичных речей о важных материях; средний – "не надутый и не подлый", из слов славенороссийских и русских, для составления стихотворных дружеских писем, сатир, эклог, элегий и прозы описательной; низкий – из соединения среднего стиля с простонародными "низкими словами", для составления комедий, эпиграмм, песен, прозаических дружеских писем и "писания обыкновенных дел".
Эта стилистическая теория Л. вместе с синтаксическим построением Ломоносовской литературной речи в периодах и создала русский литературный яз. XVIII в. – язык поэзии, ораторского искусства и прозы.
Насколько современники и такие покровители Л., как Шувалов, почитали поэта и ученого, видно из следующих стихов Шувалова, помещенных под портретом Л. в издании l7o7 г.: "Московской здесь Парнас изобразил витию, что чистой слог стихов и прозы ввел в Россию, что в Риме Цицерон и что Виргилий был, то он один в своем понятии вместил, открыл натуры храм богатым словом Россов, пример их остроты в науках – Ломоносов".
Даже враг Л., Сумароков, позднее говорил про него: "он наших стран Малгерб, он Пиндару подобен".
Около этого времени Л. переехал с казенной академической квартиры в собственный дом, существовавший на Мойке до 1830 г.
В 1759 г. Л. занимался устройством гимназии и составлением устава для нее и университета при академии, причем всеми силами отстаивал права низших сословий на образование и возражал на раздававшиеся голоса: "куда с учеными людьми?"
Ученые люди, по словам Л., нужны "для Сибири, горных дел, фабрик, сохранения народа, архитектуры, правосудия, исправления нравов, купечества, единства чистыя веры, земледельства и предзнания погод, военного дела, хода севером и сообщения с ориентом".
В то же время Л. занимался по географическому департаменту собиранием сведений о России. В 1760 г. вышел из печати его "Краткий российский летописец с родословием".
В 1763 г. он начал печатать "Древнюю Российскую историю от начала российского народа до кончины вел. кн. Ярослава I, или до 1054 г." (она вышла уже по смерти Л., в 1766 г.).
Несмотря на тенденциозность русской истории Л., на риторическое направление ее, в ней замечательно, по словам С. М. Соловьева ("Писатели русской истории XVIII века"), пользование иностранными источниками о славянах и древней Руси, а также сближение древних языческих верований с простонародными обрядами, играми и песнями.
В 1760-1761 гг. Л. напечатал неоконченную героическую поэму "Петр Великий".
Несмотря на слабость этой поэмы, она замечательна по изображению севера России – родины Л. Сумароков не преминул посмеяться в стихах над поэмой Л.
Напрасно Шувалов, отчасти в виде шутки, старался свести и помирить двух знаменитых писателей.
Л. отвечал Шувалову длинным письмом, в котором с обычным сознанием своего высокого значения и достоинства писал: "не токмо у стола знатных господ или у каких земных владетелей дураком быть не хочу, но ниже у самого Господа Бога, который мне дал смысл, пока разве отнимет". В целом ряде бумаг, которые писал Л., напр., по поводу "приведения академии наук в доброе состояние", он проводил мысль о "недоброхотстве ученых иноземцев к русскому юношеству", к его обучению.
Обращаясь постоянно с просьбами по общим и своим личным делам, Л. иногда тяготился таким положением, завидуя в стихах (1761 г., "Стихи, сочиненные по дороге в Петергоф") кузнечику, который "не просит ни о чем, не должен никому" и жалуясь в письмах на необходимость "кланяться подьячим".
В знаменитом письме "О сохранении и размножении русского народа" (1761) Л. является замечательным публицистом; недаром он несколько раз хлопотал, но безуспешно, об издании газеты или журнала. Он говорит в этом письме о необходимости хорошей врачебной помощи, об уничтожении суеверий народных, об излишнем усердии к постам, о праздничных излишествах, неравных браках.
Кроме того, Л. имел в виду коснуться вопросов "об истреблении праздности, о исправлении нравов и о большем народа просвещении, о исправлении земледелия, о исправлении и размножении ремесленных дел и художеств, о лучших пользах купечества, о лучшей государственной экономии и о сохранении военного искусства во время долговременного мира". Замечательно, что письмо это могло появиться в печати в своем полном виде только в 1871 г., а до того времени допускалось к печатанию только с значительными урезками.
После восшествия на престол Екатерины II, в 1762 г., Л. написал "Оду", в которой сравнивал новую императрицу с Елизаветой и ожидал, что Екатерина II "златой наукам век восставит и от презрения избавит возлюбленный Российский род".
В одах 1763-65 гг. Л. приветствовал великие начинания Екатерины на пользу русского просвещения и воспитания.