С 1930 г. в эмигрантских газетах появились колонки Союза, а в марте 1932 г. в Софии начала выходить своя ежемесячная газета «За Россию». Под советским давлением ей пришлось менять название («За Новую Россию», «За Родину»), однако газета, ставшая двухнедельной, выходила в Белграде до декабря 1940 г., когда Югославия установила дипломатические отношения с СССР. Издавал Союз и книги: в Болгарии – знаменитый репортаж бежавшего из СССР И. Л. Солоневича «Россия в концлагере» (1936) и книгу М. З. Никонова-Смородина «Красная каторга» (1938); в Эстонии – философа И. А. Ильина; в Югославии – экономиста А. Д. Билимовича и юриста Е. В. Спекторского.
Объединяющей силой молодого Союза был «союзный дух» – дух взаимной поддержки, безоговорочного доверия друг к другу и совместной работы на благо дела. Союз называли «семьёй»: новых членов принимали «в семью». Возрастная близость «новопоколенцев» и чужеродное окружение усиливали взаимную спайку.
В Союзе состояли люди разных вероисповеданий, в том числе мусульмане и буддисты, но большинство, естественно, тяготело к Православной Церкви; многие участвовали в приходской жизни. После войны члены Союза основали действующий поныне приход святого Николая во Франкфурте-на-Майне и другие приходы. В новом веке «Посев» издал первый календарь (на 2004 г.) с иконами новомучеников и исповедников российских. Союз учил служению, и верующие люди считали своё служение России через Союз формой служения Богу, несением социальной ответственности христианина. Те, кто имел к этому призвание, со временем принимали духовный сан – для прямого служения Богу. По подсчётам отца Кирилла Фотиева, путь члена Союза в Зарубежье прошли почти три десятка священников и три епископа.
К концу 1930-х гг. отделы и представительства НТСНП имелись в 17 странах, включая Австралию, Южную Африку и США. Общее число членов оценивается в 1560 человек; картотека с полными данными ради безопасности была уничтожена в годы войны.
Тогда же сложилась и церемония приёма в Союз: вступающий пишет свое обещание на бумажке, которая тут же сжигается – чтобы не оставалось улик. О вступлении знают (помимо вступившего) лишь принимавший обещание и двое поручителей. До войны и после выхода из подполья вступающий, кроме того, заполнял короткую анкету с личными данными. На территории СССР после войны и до 1990 г. допускался самоприём, потом короткое время работала Центральная приёмная комиссия.
4. Проникновение в Россию
Помимо открытой издательской работы НТС осуществлял и секретную – выпуск листовок для заброски в СССР. Этим, в частности, занималась «Льдина» – секретная группа журналистов, в 1937–1939 гг. работавшая в Фалькензее под Берлином. Их основной задачей был анализ советской прессы, который они выполняли для японцев, финансировавших это начинание. Руководство НТС тоже получало их сводки. Изданные же на «Льдине» листовки поступали местным группам, члены которых передавали их на советские суда или вкладывали в грузы, следовавшие в СССР. Об одном из последствий засылки сообщила радиостанция имени Коминтерна 6 декабря 1938 г.: «Захвачено в Москве восемь диверсантов Национально-Трудового Союза Нового Поколения. У них найдены программы и летучки Союза». Подробности дела скрыты в архивах КГБ. Неизвестно, относился ли к этой группе Константин Метёлкин, 23 лет, курсант школы Мосавтотранса, родом из Томска; он арестован 21 марта 1938 г., расстрелян 16 июня по делу НТСНП. Такие ячейки Союза возникали и в других местах.
Попытки членов Союза самостоятельно проникнуть в страну посредством существующих организаций БРП и РОВС окончились трагически. В 1932 г. погибли шесть человек, самовольно решивших идти из Латвии по каналам БРП. Приехавший расследовать дело М. А. Георгиевский обнаружил в руководстве БРП советскую агентуру, пытавшуюся подчинить себе и группу Союза. Потому-то и было отменено введение выборных лиц в Совет Союза. Осенью 1933 г. на румынской границе погибли члены Союза Пётр Ирошников и Михаил Флоровский, шедшие при помощ/и РОВС. Год спустя двое других пробовали перейти финскую границу и, еле избежав засады, вернулись. Они убедили руководство НТС в наличии советской агентуры в верхах РОВС. Лидеры НТС в Париже, видя и другие признаки, пять раз предупреждали начальника РОВС генерала Е. К. Миллера, но тот отказывался верить «наветам» на генерала Н. В. Скоблина, пока сам в сентябре 1937 г. не был похищен чекистами. В 1935 г. в Иркутске были расстреляны перешедшие маньчжурскую границу при помощи местного БРП Иннокентий Кобылкин, Евлампий Перелядов и Борис Оленников.
После гибели 11 человек руководство НТС отказалось от оперативных связей с БРП и РОВС и осудило их «голый активизм». Советская власть, по аналогии с боевиками БРП и РОВС, принимала ходоков НТС за террористов, которыми они никогда не были. Газета «За Россию» ещё в июне 1933 г. в обращении «К новому поколению России» выступила против низового террора. Главное для подготовки Национальной Революции – распространение идей. Однако убийство Кирова газета одобрила, вызвав шквал советских протестов и демарши Литвинова в Женеве против «укрывательства подобных бандитов».
Собственные пути через советскую границу были найдены при помощи двух офицеров царской армии – Ричарда Враги (Незбжицкого) и Б. Н. Ильяшевича, служивших в разведывательном отделе польского Генерального штаба. Как и в отношениях с другими разведками, НТС ставил условия: 1) никакой информации военного характера; 2) сохранение собственной политической независимости, в том числе тайны своих контактов. Поляков это устраивало; у них были общие с НТС вопросы: техника перехода границы и повседневного пребывания в СССР, настроение населения, возможность подпольной деятельности.
Летом 1938 г. через польскую границу двинулись первые ходоки НТС. Трое были убиты советскими пограничниками: Владимир Бабкин, Софроний Спица и Константин Гурский. Один вынужден был вернуться. Но двое прошли благополучно: Г. С. Околович и А. Г. Колков. Четыре месяца провели они в СССР: изучали обстановку, побывали во многих городах, устраивались на работу. Перед отъездом Околович рискнул встретиться со своей сестрой в Ленинграде. Та месяц молчала, потом донесла. Был объявлен всесоюзный розыск, но к тому времени Околович уже находился в Польше. Он возглавил закрытую работу НТС и стал готовить следующие группы. Летом 1939 г. пятеро благополучно перешли пограничную полосу; троим пришлось вернуться. Двое из них, уходя от погони, укрылись в воде, и их документы размокли. Владислав Конява-Фишер из Чехии был ранен в перестрелке и подорвал себя гранатой.
С началом войны, в сентябре 1939 г., Околович перевёл секретные операции из Варшавы в Бухарест, за взятку перейдя границу Румынии. Вскоре там открылась возможность проникновения в СССР благодаря обмену населения на занимаемых Красной армией территориях. С июля 1940 г. еще десять человек перешли границу.
Судьба пяти перешедших летом 1939 г. сложилась так.
Анатолия Чупрунова призвали в Красную армию; он попал в плен, служил переводчиком при бригаде Каминского, встретился с НТС в Варшаве, но заболел туберкулёзом и в 1944 г. был вывезен санитарным поездом в Германию, где след его потерялся.
Виктор Авчинников, в прошлом врангелевский офицер, работал плотником на постройке трамвайного депо в Воронеже, где и был арестован. Расстрелян 6 июля 1941 г.
Василий Дурново тоже обосновался в Воронеже. Учился на курсах вагоновожатых в трамвайном депо. Арестован; расстрелян 6 июля 1941 г.
Пётр (Бага) Берегулько на границе попал в перестрелку (из-за которой его напарник М. Бржестовский вернулся назад), и о его дальнейшей судьбе можно было только гадать… Как выяснилось, Берегулько ушёл вглубь страны и, побывав в Горьком, отправился, будучи уроженцем Владивостока, к Тихому океану. Арестован в Петропавловске, расстрелян 6 июля 1941 г.
Александр Колков, шедший вторично, обосновался в Днепропетровске, работал слесарем. Арестован в январе 1940 г., расстрелян 6 июля 1941 г.
Судьбы десяти перешедших летом 1940 г. таковы.
Иван Хлобыстов обосновался в Смоленске, где встретил членов Союза, пришедших туда при немецкой оккупации. После ухода немцев был призван в Красную армию, участвовал во взятии Берлина, служил в оккупационных войсках, восстановив связь с НТС. После демобилизации жил в Горьком, вёл группу НТС, раскрытую позже в результате доноса. По-видимому, умер в тюрьме.
Владимира Чеботаева арестовали осенью 1940 г., вскоре после перехода границы. Чекисты его перевербовали, и он с ними работал. Под псевдонимом Иван Дорба написал пасквильные романы «Белые тени» («Молодая гвардия», 1981 г.) и «Под опущенным забралом» (там же, 1985 г.); получил премию имени Андропова. Умер в 1998 г. в Москве после длительного паралича.
Евгений Ольшевский обосновался в Днепропетровске, где и был арестован; расстрелян 6 июля 1941 г.
Георгий Рогальский, вопреки правилам, дал о себе знать с юга России, написав открытку своей знакомой. Арестован в ноябре, расстрелян 6 июля 1941 г.
Василий Леушин арестован 20 ноября 1940 г., вскоре после перехода; расстрелян 6 июля 1941 г.
Дмитрий Лукницкий арестован по месту жительства, в Черновцах на Буковине, где работал грузчиком. Расстрелян 6 июля 1941 г.
Евгений Акулов, работавший шофером Укрглавлесснабсбыта, также арестован в Черновцах; расстрелян 6 июля 1941 г.
Дмитрий Потапов – задержан при переходе границы, расстрелян 6 июля 1941 г.
Мария Сергеевна (Машута) Дурново-Казнакова арестована со своим мужем Георгием Казнаковым 20 ноября 1940 г., вскоре после перехода границы, и 26 февраля 1942 г. вместе с мужем приговорена к расстрелу.
Итак, из 15 человек, удачно перешедших границу в 1939–1940 гг., лишь 2 избежали ареста, 1 перешёл на сторону советской власти, а 12 расстреляны. Об их судьбе семь десятилетий ходили одни домыслы. Только в 2012 г. С. А. Кривошеев выяснил по архивным данным НКВД, что все они осуждены Военной Коллегией Верховного суда СССР по ст. 58 УК РСФСР, уже в условиях войны. Все были лицами без гражданства, большинство – 1906–1913 гг. рождения, то есть они покинули Россию детьми.
К 1940 г. помимо добровольцев, пошедших через границу, намного больше членов Союза оказалось под советской властью не по своей воле, а в результате присоединения к СССР Прибалтики и восточных областей Польши. Они никакими «эмиссарами» не были, их арестовывали у себя дома, часто потому, что как члены НТС они состояли на учёте в местной полиции. По Эстонии есть сведения о 15 арестованных членах Союза летом и осенью 1940 г.; большинство их расстреляно в Ленинграде после начала войны[2]. Двое получили десятилетние сроки, но едва ли дожили до их окончания: смертность в сталинских лагерях во время войны достигала 25 % в год. После войны обстановка сильно изменилась, и очень многие члены НТС, попавшие в лагеря в 1945 г., потом оттуда вышли. Человек десять дожили до конца советской власти. По Латвии, Литве, Бессарабии и особенно Восточной Польше, где было репрессировано более сотни членов НТС, таких данных, как по Эстонии, нет. Эпизодические случаи приведены ниже[3].
Не напрасны ли все эти жертвы, принесённые за полвека до падения советской власти? Сроков не дано знать никому. Люди выступали против преступной власти не потому, что перед ними маячил близкий успех, а потому, что лишь действенное противостояние они считали нравственно достойным. Подвиг независимо от его практических результатов ценен сам по себе и входит в сокровищницу духовного наследия нации.
5. «Третья сила»
С началом Второй мировой войны положение русской эмиграции в разных странах изменилось по-разному. Во Франции эмигрантская молодёжь была призвана в армию, воевала против немцев; многие отличились. После капитуляции именно русские эмигранты начали создавать подпольное Движение Сопротивления, куда вошли и некоторые члены НТС. До июня 1941 г. СССР был связан с Германией договором дружбы, и коммунисты вступать в антинемецкое подполье не могли.
Иная обстановка сложилась на Балканах. Летом 1941 г. в оккупированной Сербии партизаны-коммунисты начали терроризировать русских эмигрантов, видя в них противников Сталина. Под предлогом защиты от партизан руководители белой военной эмиграции попытались воплотить мечту о «весеннем походе». В сентябре 1941 г. немцы согласились создать Русский Охранный Корпус (в просторечии Шуцкор) на условиях, которые русская сторона видела так: а) только командир Корпуса принимает приказы немецкого командования; б) Корпус носит русскую форму, не входит в состав вермахта и его чины не приносят присяги Германии; в) Корпус будет использован только для борьбы с красными партизанами, а после их подавления будет отправлен на Восток. Через Корпус прошло 16,8 тысячи добровольцев, русских эмигрантов с Балкан. Лишь единицы из них состояли в НТС, так как Союз участия в Корпусе не одобрял, полагая, что борьба с титовскими партизанами отвлекает от главной задачи – создания политической силы в оккупированной России.
Союз был причастен к другой попытке «весеннего похода»: А. П. Столыпин от имени Совета НТС вел переписку с маршалом Маннергеймом о создании Русской народной армии из советских военнопленных во время финской войны 1939–1940 гг. Вступить в связь с НТС Маннергейму посоветовал его сослуживец по Императорской армии генерал Н. Н. Головин, а формированием отрядов занялся Б. Г. Бажанов, технический секретарь Политбюро ЦК ВКП(б), ставший в 1928 г. невозвращенцем. Западные державы обещали поддержать это начинание, но Сталин войну вовремя прекратил.
НТС в Германии в августе 1938 г. свой Отдел закрыл, чтобы не попасть под контроль нацистов; его председатель покинул страну. Однако германское Верховное командование интересовалось взглядами НТС на возможную войну с СССР и в ответ получило меморандум М. А. Георгиевского: без союза с русским народом победа Германии невозможна. В нацистском руководстве тем временем верх брали противоположные взгляды, о чём НТС предупреждал эмиграцию, склонную возлагать на немцев надежды.
Позицию НТС на случай войны Германии с СССР озвучил Байдалаков на большом собрании в Белграде 22 февраля 1939 г.: «С кем идти? У русской совести может быть на это только один ответ: не со Сталиным, не с иноземными завоевателями, а со всем русским народом… Борьба на два фронта – с завоевателями извне и с тиранией внутри – будет весьма тяжела, [но] Россию спасёт русская сила на русской земле: на каждом из нас лежит долг отдать себя делу создания этой силы».
Реальную «Третью силу» создать не удалось, но была поставлена нравственно внятная цель. Она требовала и контактов с западными державами. При посредничестве польского правительства в изгнании М. А. Георгиевский должен был выехать в Лондон, но внезапная оккупация Югославии немцами в апреле 1941 г. сорвала этот план. Вёл он также переписку с членами НТС в США, но это были в основном студенты, не имевшие влияния на большую политику.
В мае 1941 г. в оккупированный Белград прибыл участник Белого движения В. М. Деспотули, редактор официозной берлинской газеты «Новое Слово». Он убедил других членов Исполбюро в том, что положение небезнадёжно, что на немецкую восточную политику можно будет влиять, но для этого надо находиться в Берлине. В августе туда из Белграда отправилась группа В. М. Байдалакова, за ней другие. Арестованных в апреле в Праге и Париже членов Союза немцы отпустили и тоже направили в Берлин. М. А. Георгиевский остался в Земуне (пригороде Белграда, отошедшем при немцах к Хорватии); в делах Союза он не участвовал, а после прихода Красной армии был арестован, отправлен на Лубянку и в 1950 г. расстрелян.
Гитлеровская диктатура не была монолитной – в ней существовали межведомственные и внутриведомственные разломы, что позволяло вести деятельность, не согласующуюся с целями нацистов. В среде армейского офицерства противостояние гитлеровской политике в России было особенно сильно; встречались его очаги и в Министерстве Восточных областей.