Юра носил учебники в потертой полевой сумке. В школу он обыкновенно приходил в белой рубашке, подпоясанный широким солдатским ремнем с латунной пряжкой, на голове ладно сидела пилотка. Это был Юрин парадный костюм. Мальчик его очень берег и, возвращаясь из школы, переодевался в полосатую ситцевую рубашку, старые штанишки, снимал ботинки и до холодов бегал босиком.
Учился Юра очень хорошо. От других ребят его отличала необыкновенная живость. Он был очень непоседлив, энергичен, всегда первым рвался к доске и схватывал буквально на лету. Его хватало на всё: и на учебу, и на ребяческие проделки, и на участие в художественной самодеятельности. Помню его читающим с большим чувством стихи о Юрии Смирнове, декламирующим отрывок из романа „Молодая гвардия“ – „Руки моей матери“, лихо отплясывающим русский танец или „Лявониху“. Если ставилась пьеса, Юра непременно играл в ней. В общем, был он, как говорят, один во многих лицах.
Часто мы оставались после уроков, чтобы почитать вслух интересную книгу. Некоторые отзывы о прочитанном у меня сохранились. Среди них – отзыв Юры Гагарина. Он пишет, что ему понравилась книга „В открытом море“, в которой рассказывается о героях-черноморцах, о борьбе моряков с врагами нашей Родины, о том, как, попав в плен, они не пали духом, а, совершив почти невероятное, вырвались на свободу».
Во многих источниках можно встретить утверждение, что именно Раевская привила Юрию страсть к чтению, однако мы видели, что читать и декламировать он пристрастился намного раньше, еще в Клушино. Тем не менее Гагарин упомянул свою классную руководительницу в книге «Дорога в космос» в числе других преподавателей гжатской школы.
Особое внимание он уделил также учителю физики (цитирую по изданию 1961 года):
«Физику в школе преподавал Лев Михайлович Беспалов. Интереснейший человек! Прибыл он из армии и всегда ходил в военном кителе, только без погон. В войну служил в авиационной части, не то штурманом, не то воздушным стрелком-радистом. Было ему лет тридцать. Но по лицу его можно было понять, что человек этот многое видел, многое пережил.
Лев Михайлович в небольшом физическом кабинете показывал нам опыты, похожие на колдовство. Нальет в бутылку воды, вынесет на мороз, и бутылка разорвется, как граната. Или проведет гребнем по волосам, и мы слышим треск и видим голубые искры. Он мог заинтересовать ребят, и мы запоминали физические законы так же легко, как стихи. На каждом его уроке узнавали что-то новое, интересное, волнующее. Он познакомил нас с компасом, с простейшей электромашиной. От него мы узнали, как упавшее яблоко помогло Ньютону открыть закон всемирного тяготения. Тогда я, конечно, и не мог подозревать, что мне придется вступить в борьбу с природой и, преодолевая силы этого закона, оторваться от земли, но смутные предчувствия, ожидания чего-то значительного уже тогда зарождались во мне.
В школе пионеры организовали технический кружок. Душой его был Лев Михайлович. Мы сделали летающую модель самолета, раздобыли бензиновый моторчик, установили его на фюзеляж, сделанный из камыша, казеиновым клеем прикрепили крылья. То-то радости было, когда эта модель взмыла в воздух и, набирая высоту, полетела, проворная, как стрекоза!»
Учителя физики и бывшего штурмана бомбардировщика «Ту-2» Льва Михайловича Беспалова источники называют тем человеком, который первым познакомил Юрия с идеей космического полета. Причем тут источники разнятся: кто-то (как, например, Мария Залюбовская) утверждает, что Беспалов дал Юре почитать одну из книг Циолковского, кто-то (как, например, Анна Гагарина) говорит, что одну из книг о самом Циолковском. В начале главы мы уже установили, что вряд ли Беспалов мог располагать трудами Циолковского: в конце 1940-х годов они оставались большой редкостью. Что касается книг о Циолковском, то перед войной вышли биографии основоположника, написанные Николаем Алексеевичем Рыниным (в 1931 году) и Яковом Исидоровичем Перельманом (в 1937 году), однако они совершенно не были рассчитаны на читателей-подростков. Вероятнее всего, Беспалов дал своим школьникам на изучение одну из многочисленных статей, появившихся в прессе осенью и зимой 1947 года в связи с 90-летием калужского ученого. Но даже если так оно и было, то не стоит преувеличивать влияние материала о Циолковском на воображение юноши: у него в то время хватало других интересов и забот. Вот авиацией он действительно увлекался. Но ею в то время увлекались многие.
Были и другие претенденты на звание человека, познакомившего Гагарина с основами теоретической космонавтики. К примеру, учитель математики Натан Вульфович Марьяхин сообщал в собственноручно записанных воспоминаниях (7 марта 1972 года):
«Юра уже в детские годы обладал исключительной любознательностью. Возможно, что любовь к небу, мечта о межпланетных путешествиях у него проявились уже тогда, когда он посещал занятия математики и астрономии, на которых я рассказывал о геометрии Лобачевского, о космическом треугольнике для проверки суммы углов его, о тайнах далеких миров. Стремясь осуществить свою мечту, он занимался авиамоделизмом, спортом, очень любил играть в волейбол».
Речь, видимо, идет о пятом постулате (или аксиоме параллельности) Евклида, который в современной формулировке звучит так: «Если на плоскости при пересечении двух прямых третьей сумма внутренних односторонних углов меньше 180°, то эти прямые при достаточном продолжении пересекаются». Пятый постулат настолько отличался от других, более простых и очевидных, что на протяжении двухтысячелетий не прекращались попытки вывести его как теорему. Российский математик Николай Иванович Лобачевский, разрабатывавший неевклидову геометрию, придумал проверить постулат практикой, используя астрономические наблюдения и изучая «космический треугольник» с диаметром земной орбиты в качестве основания и звездой Ригель в качестве вершины. История, конечно, волнующая, но не настолько, чтобы подвигнуть юного школьника к занятиям авиамоделизмом, спортом и волейболом – вероятнее были другие мотивы.
Впрочем, мы отвлеклись. В средней школе у Юры появились, конечно, новые друзья. Среди них был и Лев Николаевич Толкалин, не так давно опубликовавший повесть «Юрий Гагарин – наш одноклассник» (2007, 2011), написанную хорошим литературным языком. В его интерпретации будущий космонавт предстает героем приключенческого романа: лидером группы подростков, заводилой, капитаном футбольной команды и даже озорником, который, однако, знает границы допустимого и крайне редко переступает их. Рассказ Толкалина во многом совпадает с информацией из других источников, однако отличается от них большим количеством ярких подробностей, многие из которых кажутся неправдоподобными. Повесть состоит из отдельных глав-историй. В одной описывается забег класса на лыжах, из которого Гагарин вышел победителем. В другой он «зайцем» отправляется с компанией приятелей в Москву и по дороге чуть ли не дерется с уголовниками. В третьей собирает редколлегию для изготовления стенгазеты. В следующей истории прыгает в реку Гжать с высокого моста в соревновании с местным хулиганом. В другой собирает «трофеи» в окопах и блиндажах, оставшихся с войны. И так далее, и тому подобное. Не удержался Толкалин и от мемуарной селекции: дескать, его отец, Николай Алексеевич, рассказал ребятам о реактивном двигателе, о Циолковском и даже помог изготовить модель ракетоплана из досок и паяльной лампы. Или вот другой эпизод из главы о ночной ловле раков:
«Поглядывали на луну и звезды. Гагарин любил фантазировать.
– На Луну бы слетать! Что там есть?
– Да ничего там нет, – торопился начитанный [Слава] Нижник. – Безвоздушное пространство. На чем туда полетишь?
– А ракета? – не сдавался Юра. – Она в безвоздушном точно полетит. Да и самолеты уже есть реактивные. Вон Левкин отец рассказывал, что сам видел: летают без винта. Да и брат Валентин видел немецкие реактивные истребители в конце войны.
Затягивался удивительно интересный разговор. Жаль, что ночью тогда нельзя было сфотографироваться всей компанией. А звезды притягательно манили к себе.
– Эх, космическая красотища! – мечтательно и почему-то вполголоса говорил Гагарин, лежа на спине. Все тоже смотрели в эту манящую даль».
Было такое? Вполне возможно. Но избыточные анахронизмы, которые хороши в литературном произведении, не очень уместно смотрятся в тексте, претендующем на документальность. Если уж и сам Гагарин не вспомнил о самодельном ракетоплане и разговоре под звездами, то, скорее всего, эти события не оказали на него сколько-нибудь значимого влияния. Интерес к космической теме появится у него много позже.
В то же время Толкалин сумел осветить многие детали биографии, которые в других источниках упоминаются лишь мельком. Например, именно его отец подарил ребятам немецкий трофейный фотоаппарат «Agfa», благодаря которому появилось множество уникальных снимков, украсивших книги о юности первого космонавта. Подробно Толкалин описывает занятия в литературном кружке и в духовом оркестре, подготовку стенгазеты, поездки в колхоз и на физкультурные соревнования. Главное – он подтверждает: Гагарин был увлекающимся подростком, спешащим жить и стремящимся к лидерству, автором множества инициатив; даже Гжатск, первый большой город в его биографии, был маловат для этого крестьянского сына.
Вполне вероятно, что если бы Юрий завершил обучение в средней школе, то подобно своему другу Лёве Толкалину пошел бы по научно-технической части, занимался бы радиоэлектроникой, работал бы на оборонную промышленность и тоже стал бы уважаемым профессором, доктором технических наук и прочее. Однако Гагарин выбрал другой путь – быстрого взлета, который в конечном итоге привел его в космос.
Глава шестая
Освоение ремесло
В книге Льва Александровича Данилкина «Юрий Гагарин» (2011), изданной в серии «Жизнь замечательных людей», высказывается удивительная версия о причинах отъезда будущего космонавта из Гжатска в Москву. Оказывается, Юра вместе с приятелями «надломил ларек», то есть участвовал в ограблении магазина, и был вынужден поспешно уехать, чтобы избежать наказания по уголовной статье. Версия противоречит всему, что известно о Гагарине, поэтому Данилкин и сам отвергает ее. Зачем тогда приводит? «Такие вещи лучше проговаривать», – пишет он. Интересно, кто ему сказал, что клеветнические измышления «лучше проговаривать»? Ведь наверняка среди его читателей найдутся и те, кто решит, что дыма без огня не бывает, а в их пересказах версия окрепнет, и, глядишь, появится еще один миф, который потом придется опровергать.
У отъезда Гагарина после окончания шестого класса были серьезные причины и без привлечения каких-либо криминальных версий. Прежде всего надо вспомнить, что в семью вернулись старшие дети: Зоя – весной 1946-го, Валентин – в апреле 1947-го. С одной стороны, появились дополнительные рабочие руки; с другой стороны, вернувшимся предстояло встать на ноги, завести собственные семьи и жилье, причем не в родном селе, а в Гжатске. Зоя вскоре вышла замуж за Дмитрия Бруевича – соседа по Клушину, фронтовика; у них родилась дочь Тамара, первая племянница будущего космонавта. Валентин в мае 1948 года женился на сироте Марии Александровне Ивановой из деревни Горлово и тоже перевез ее в Гжатск.
У Гагариных был свой огород, который выручал в голодное время, однако им остро не хватало «живых» денег. Алексей Иванович, несмотря на востребованность по строительной части, зарабатывал нерегулярно. Тем же самым занимался и зять Дмитрий. Валентин устроился электромонтером, но упал с подгнившего столба и сильно повредил ногу, на целый год сделавшись инвалидом. Анна Тимофеевна была полностью поглощена домашним хозяйством. О бедственном положении рассказывала и учительница Раевская: «Семья Гагариных еле-еле сводила концы с концами. И Юра задумал сам пробивать себе дорогу в жизни. Я пыталась уговорить его кончить среднюю школу, и Анна Тимофеевна просила меня повлиять на сына, но Юра поступил по-своему: после шестого класса уехал в Люберцы, в ремесленное училище».
Проблема была в том, что еще в сентябре 1940 года была введена плата за обучение в старших классах средней школы, техникумах и вузах; для обычных городов типа Гжатска она составляла 150 рублей в год – вроде бы немного, если сравнивать со средней ежемесячной зарплатой по стране (например, в 1950 году она была 646 рублей в деньгах 1947 года), однако для семей, живущих крестьянским хозяйством, и такая сумма казалась существенной. Юрий с его деятельным характером не хотел быть обузой и понял, что пришла пора зарабатывать самостоятельно.
Кроме того, чем дальше, тем больше он ощущал возрастную разницу: весной 1949 года ему исполнилось пятнадцать лет, а большинству одноклассников было еще по тринадцать. Юрий на их фоне выглядел вполне созревшим молодым человеком с соответствующими интересами и мировосприятием; дети вокруг начали тяготить его. К тому же многие переростки, как свидетельствует Лев Толкалин, покидали школу и устраивались в ремесленные училища: обязательным в то время было только четырехлетнее образование, поэтому за дальнейшую судьбу детей отвечали родители. В качестве примера у Юры перед глазами выступал его товарищ по базовой школе Павел Дёшин, который устроился на работу и при этом обучался в вечерней средней школе.
Тут, конечно, имеет смысл обратиться к воспоминаниям самого Юрия Алексеевича, который подтверждает вышеизложенные соображения (цитирую по книге «Дорога в космос» 1961 года издания):
«Окончив в Гжатске шесть классов средней школы, я стал задумываться о дальнейшей судьбе. Хотелось учиться, но я знал, что отец с матерью не смогут дать мне высшее образование. Заработки у них небольшие, а в семье нас шестеро. Я всерьез подумывал о том, что сначала надо овладеть каким-то ремеслом, получить рабочую квалификацию, поступить на завод, а затем уже продолжать образование. ‹…›
Всё это я обдумывал наедине, советоваться было не с кем: ведь мать наверняка не отпустит меня. Для нее я всё еще оставался ребенком. Но про себя решил: если уеду из Гжатска, то только в Москву. Ни разу не побывав в ней, я был влюблен в нашу столицу, собирал открытки с фотографиями кремлевских башен, мостов через Москву-реку, памятников. Хоть сам я и не рисовал, но страстно хотел побывать в Третьяковской галерее. Мечтал пройтись по Красной площади, поклониться великому Ленину.
Конец ознакомительного фрагмента.