У С.Ф. Хромова был сын, который умер в детстве в 1847 г., и две дочери: Анна, вышедшая замуж за колыванского купеческого сына Оконешникова, и Зиновия, ставшая женой чиновника И.Г. Чистякова. Семья Чистяковых поселилась в Томске, и на земле в центре города построили два новых двухэтажных дома, один каменный, другой деревянный, фасад последнего выходил на Монастырскую улицу и виден на фотографии начала XX века (рис. 4, 5). Более полную картину сохранения раритетов, связанных со старцем Федором Кузьмичом и семейством потомков купца Хромова, можно проследить в очерке томского краеведа С.В. Харламова, который был связан узами родства со многими купеческими и дворянскими родами Томска. Текст очерка помещен в приложении и сопровождается иллюстративным материалом, частично представленным его автором.
Рукопись С.Ф. Хромова обнаружена в фонде великого князя Николая Михайловича, который не только интересовался историей, но и сам был незаурядным историком. Для его обширного наследия было создано небольшое Управление делами, материалы которого и составили отдельный обширный архивный фонд. Рукопись записок Хромова дается по копии 1899 г., которая была выполнена «Обер-Прокурору Синода Победоносцеву для передачи Государю императору. Списано Князю Долгорукову С.А. Статс-Секретарю по его личной просьбе»[9].
Рукопись представляет собой текст, написанный перьевой ручкой тушью черного цвета, бумага нелинованная, светло-желтого цвета. Почерк каллиграфический, писарский, без исправлений и помарок, что значительно облегчает чтение и копирование документа. При подготовке публикации орфография и пунктуация источника сохранены авторские, то есть такие, как писал купец Хромов, что передает его образ мыслей, стиль изложения и словарный запас. Единственно, что исправлено нами при подготовке к настоящей публикации, так это убран твердый знак в конце слов, оканчивавшихся на согласные буквы, «и» десятеричная (i) и буква «ять» заменены на «И» и «Е» современные.
Текст оригинала написан на 196 листах большого формата, заполненных с обеих сторон, разделен на 3 части: книга 1-я – 90 листов; книга 2-я – 52 листа и книга 3-я – 54 листа (рис. 2, 3). Нумерация страниц дается в тексте, как это принято, между разделительными чертами с указанием номера листа и его оборотной стороны (например, /3/, /3 об./ и т. д.). Сохранность документа хорошая. Поиска разночтений между первоисточником, написанным рукой С.Ф. Хромова, и копией не проводилось, так как это потребовало бы большого и кропотливого труда, а результаты были бы минимальные. Комментарии к тексту сделаны для достаточно известных лиц, сведения о которых удалось найти в справочной литературе, но большинство упомянутых в записках лиц – рядовые жители Томска и других населенных пунктов Сибири, и сведения о них обнаружить не удалось. Повествование ведется по хронологическому принципу, т. е. с момента знакомства купца Хромова с великим, по его словам, старцем, с ноября 1852 г. до июля 1890 г. с некоторыми отступлениями. Текст проиллюстрирован материалами, опубликованными в исторической и краеведческой литературе, некоторые фотографии сделаны с натуры.
Выражаем искреннюю благодарность за помощь в публикации аспирантке кафедры истории России и политологии ТГАСУ Ольге Викторовне Дворцовой, директору издательства ТГАСУ Галине Георгиевне Семухиной и редактору Екатерине Юрьевне Глотовой.
В.П. Бойко.
Хромов Семён Феофанович (1813–1893)
Портрет С.Ф. Хромова 1868 г. передан в ТОКМ Е.А. Благовещенской
Книга Iая
Краткое жизнеописание великого старца Феодора Козьмича. Из воспоминаний купца Семена Феофановича Хромова
Господи благослови меня, окаянного грешника, начать переписывать с первой книги жизнеописание великаго старца Феодора Козмича. Благослови, Пречистая Божия, благослови и ты, великий старец Феодор Кузмич, и помоги мне. Августа 4 дня 1889 года. Заимка Федоровская.
1852 года в Ноябре месяце, проезжал чрезъ село Красноречинское, желал увидеть старца Феодора Козмича: об нем сказал мне отец Парфений Афонский, который был после Гуслицким Игуменом, который живетъ на пасеке у Латышева по Чулыму ниже села в 2хъ верстах на берегу реки. Это было в первый раз моего свидания, /1 об./ пришедши к келии, я тихонько сотворил Иисусову молитву. Пошел в келию, дверь была не заперта, пришедши помолиться Богу, увидел старца, сединами украшеннаго; поздоровался, первый спрос его был: «откуда честь Ваша?» Я объяснился, он спросил: «куда едешь?» Я ответил: – в Енисейск, по делам золотопромышленности. Много он мне говорил, не могу припомнить, жалею, что не записал, но только припомню «напрасно занимаешься золотым промыслом, и без этого тебя Бог питает», и еще говорил, что мы прогневляем Господа и Пречистую Божию Матерь, но милосердие Господа Нашего Иисуса Христа и Пречистой Божией Матери для нас, грешных, велико; но если кто прогневляет Духа Святаго, то ни в сем, ни в будущем веке прощения не будет, и других поучений было ко мне, грешному, довольно.
После того я уже стал заезжать каждый раз, как только имел случай проезжать мимо, и при каждом посещении говорил «не старайся заявлять приисков: /2/ с тебя довольно», и утешал такими словами: «сыт будешь». Но всегда запрещал, чтобы в воскресные дни не работать, прибавляя: «эти работы все отнимают полезное, и величайший грех, и разсчет рабочим что бы был верен, ни убавляя из платы ни полушки».
Когда брат мой вздумал мне отказать во всем по торговле Канской, я передал мое прискорбие старцу, то он на это сказал: «что делать, беда от разбойников, беда и от сродников, надо терпеть, Господь перенести поможет, надобно молиться Богу и Пречистой Его Матери».
Раз я проезжал с приисков в Томск, будучи еще на разведке Митрофановских приисков, увидался с ним, старцем, и он ничего не заметил мне. Возвратился из Томска, заехал к нему: он был у старушек в Красной Речке в келии. При разговоре он мне заметил: «а что уже теперь туда не поедешь?» Я сказал – не знаю. Он повторил: «не следует». Тогда я понял, куда не следует ехать, это меня слишком удивило: за столько верст видел мое прегрешение.
В 1856 году, когда были поставлены работы на Митрофановском прииске, заехал я к старцу. Он предварял меня, чтобы вести дело честное, не касаться чужой собственности, т. е. не принимать с посторонних приисков золота, и я в этом уверял его, что меня Господь от этого и прежде хранил. По возвращению осенью заехал к нему. Он делает мне упреки и я оправдываюсь, но оправдания мои обнаружились по дару прозорливости великаго старца тем, что следовало при первом разе остановить управляющего, а этим, значит, дать повод к получению чужой собственности. Это вот какой случай был: управляющий был не чист на руку и был замечен мною при съемке золота не один раз, /3/ и зная, что он принабрал золотца на машине, и приходит ко мне раз и другой, и третий, что никак нельзя не брать, т. е. не покупать золота, потому что воруют и будут воровать свое золото, никак не удержать его, и сказывает, что сегодня приносили золота около 10 фунтов, и я знал, что никого не было посторонних на приисках, и подумал, что он успел сам приготовить его у себя, и чтобы оно действительно не ушло в другие руки, по настоянию его спросил я: «а как тебе приказано от компаньона?» Он и говорит – как же, велено брать и есть на это наличный капитал и еще пришлют. Тогда я сказал: «как, братец, хочешь, и я ни за что не отвечаю;» в чаянии том, чтобы он свое золото сдаст. Вот на утро он и посылает человека, и что оказывается, что он послал на чужие прииски. И тут Господь не допускает: он попадается и его изловили с чужим золотом на чужом прииске. Вот меня старец этим и обнаружил, что не следовало и это давать ему поводу, и как же он знает: /3 об./ этого ему никто не передавал, следовательно, и далеко жил, а все видел по дару прозорливости. Этот прииск был на разведке с богатым золотом, и начали работать богато. А после по работам пошел с большим убытком, так и бросили, и вот, что еще старец сказал: «и есть золото, и не будет», так и вышло.
Когда брат сделался нездоров, писала мне невестка из Канска, чтобы я непременно приехал в Канск, что и пожелал исполнить. Ехавши чрез Красную Речку, зашел к старцу Федору Козмичу. Он спросил меня: куда еду. Я сказал: «в Канск, писала невестка, чтобы я приехал, потому что брат сделался больным». Он, старец, мне говорит: «напрасно, любезный, едешь. Как хотят, пусть мертвецы мертвых погребут». Но я не послушался; приезжаю в Канск, и что же? Не застаю ни брата, ни невестки в Канске: они уехали опять в Иркутск. На обратном пути опять у старца был и сказал ему, что /4/ они уехали на богомолье в Иркутск.
31го Октября 1858 года, поутру, приехал старец Федор Козмичь в Томск и стал проживать в доме. Сперва поместился на несколько дней в низу, потом поправил в мезонине, и тут много посещали его из жителей города Томска и проезжающие. Всех утешал и давал духовный пластырь по недугу каждого, а в Ноябре месяце переехал жить на заимку в исправленной горенке из скотной избы, где и прожил до Июня месяца, и тогда опять поехал на Красную Речку с приказчиком Осипом Титовым.
1859 года, когда больного родного моего брата Арсения привезли из Канска в Томск, болезнь его была: Евангельское беснование. Много служили молебнов, отчитывали, мучение не уменьшалось; один раз только, когда Преосвященный Парфений вечером привозил /4 об./ к нам в дом икону Скорбящей Божией Матери из домовой церкви, служили Акафист Божией Матери, тогда мучение брата прекратилось, и он сделался в совершенном рассудке, упал в ноги Преосвященному и благодарил, и говорит, что чувствует, слава Богу, себя совершенно здоровым, и что мучители его удалились, не видит и не слышит; а когда увезли икону Божией Матери, то чрез несколько минут опять стал мучиться. В Мае месяце я вздумал съездить в Красную Речку к старцу Федору Козмичу: просить его молить, чтобы Господь помиловал от такого мучения брата, и старец дал мне сухариков. Приехавши в Томск, стали давать брату сухариков, и с ним сделался понос, и чрез три дня брат сделался здоров совершенно в свежей памяти и нет никакого признака болезни ни мучений. И вот, по милости Божией и Пречистой Его Матери, молитвами старца, от его сухариков брат сделался здоров, но, к сожалению, это было не долго: только две недели. В это /5/ время он постился по совету Преосвященнаго Парфения, и как только приобщился Святых Таин в домовой церкви, опять сделался по прежнему болен: потому видно, что при исповеди не было чистого раскаяния. Об этом я слышал так от великого старца.
Во время проживания его на заимке 1859 года он был очень болен, при этой болезни я решился спросить старца: не откроет ли кто он? Нет, сказал, этого не может быть открыто никогда, а только сказал, что об это спрашивали Преосвященный Иннокентий (после был Митрополитом Московским) и Афанасий; им не открыто. Когда я сказал Преосвященному Парфению, что старец очень болен, то Преосвященный мне велел предложить старцу, чтобы он исповедался и приобщился Святых Тайн, и будет ему легче. Старец сказал на это: «не угодно ли Преосвященному лично поговорить здесь со мною?» Преосвященный Парфений сказал: с большим удовольствием, и не обле- /5 об./ нился поехал на заимку. И приехали туда, я, послушник Владыки – мы были в кухне, а Преосвященный сидел в келии, разговаривал со старцем около трех часов; а что говорили, мне неизвестно; только на другой день Преосвященный мне говорил, или сказал, что я жалею, едва ли что старец не в прелести, нужно за него молиться Богу; и вот Преосвященнаго слова были мне сказаны, что старец ему сказал, что ему открыто, когда он помрет, и что старец удостоился видеть Святую Троицу, и много, что ему говорил, а потому Преосвященный и думает, что старец в прелести и приобщаться не желает. Еще ему же сказал, что он имеет пред собой свет, кроме огня. На другой день я подъехал к старцу и сказал ему, что Преосвященный говорит, что будто Вы в прелести находитесь и не хотите приобщиться. Старец на это ответил: «нет, еще Преосвященный мало знает, хотя и учен, но не понимает. Я благодарю Царя Небесного и по великой Его милости вкушаю пищу», и больше ничего не сказал, а на другой же день спросил /6/ меня, как я думаю, и верую ли; но только не так спросил, а как-то высоко говоря: не вступил ли к тебе гость? Но я по милости Божией понял и сказал: «нет, батюшка, я не сомневаюсь». На это он мне сказал: «а если сомневаешься, то выбрось меня, больного, на улицу». Вот до чего унижают себя люди высокие! И болезнь его была кровавый понос. Пищи никакой не употреблял, кроме холодной воды. Пред кончиной мне великий старец открыл, что угодник Божий Иннокентий их помирил.
В одно время сподобил меня Господь услышать от старца, что старец видел: горел мелкий лес самым тихим и мелким огнем, горел долго и нисколько не сгорал, т. е. это видно похоже, как неопалимая купина. И еще видел из огня вылетавших голубей: но я, окаянный, о таком великом Таинстве переспросить не смел.
Еще старец говорил мне, что /6 об./ в одно время он видел страшного змея, и этот страшный змей хотел его проглотить, но Сам Господь одного послал на его голову Духа Святого в виде голубя, и от появления сего страшный змей исчез; и это был не простой змей, а сам сатана преобразился в змея; и я, окаянный, не мог спросить, когда это было.
Раз и не один раз я слышал изречение от старца, что по милости Господней он удостоен трапезы Божией каждодневно, и это я полагаю, что он принимает Святое Причастие чрез Ангела Господня.
Лично Господь удостоил меня слышать от старца, как ему человеческие сердца и помыслы открыты, что я, грешный человек, многие случаи испытал и видел над собой: с каким помыслом и настроением духа пришел к нему, смотрит и обличит, только не прямо, а если бы эти случаи писать, то бы можно написать большую книгу. /7/
При болезни старца на заимке, видел я на его коленках большие наростины, что должно быть от большого стояния на коленях на молитве; а труды его и подвиги одному Господу известны, потому что он всегда утаивал, разве когда тихонько увидишь, что он молится Богу; но это днем, а ночью никогда и никого он к себе не принимал.
В одно время прихожу к старцу поутру с разстроенным духом: огорчили меня семейные мысли, и цель моя была удалиться; но он, провидя духом, начал мне говорить, упрекать меня, но это не прямо. Наконец, при большом поучении сказал, что должны жить вместе и малые крупицы делить пополам, но только как то сказано не так, а притчей.
1866 года Июля дня пришло мне вразумление это поучение, что друг от друга должны пользоваться хотя малыми крупицами в сей жизни для буду- /7 об./щей жизни, но они справедливо упрекали меня за то, что я доверчив был к другим родным и посторонним, которые политически обобрали наш трудовой капитализм и мы страдаем и еще в долгу не оплатном оставили, и я не понимал, что буду я и они будем мучиться. Я виноват.
У одного человека я занимал деньги на дела торговые, когда жили еще с братом. Денег было взято 3000 руб. под росписку. После дела мои от разных обстоятельств упали, но человек тот для предостережения себя взял с меня вместо росписки вексель, говоря, что бы я не безпокоился: он подавать ко взысканию не будет. Потом начали приписывать проценты. Об этом опять меня предварял, сколько я буду в состоянии заплатить, он и тем будет доволен, потому что чувствует себя довольным и благодарным, тогда как он был много должным и сам боялся показаться своим кредиторам, чтобы его не /8/ притеснили, дал мне денег и просил меня за него заплатить по 40 коп. за рубль, и я исполнил его просьбу разсчитался за него по той цене 40 коп. за рубль, из остальной суммы и осталось у меня означенных денег 3000 руб. Сверх того он завлек меня покупкой участия в приисках на его имя половину, которые мне стоют 4000 руб., и он от этого отказался. Сверх того просил меня в одном селении купить для него дом, и я взял его по его же в залог 1100 руб., и от этого отказался. Следовательно, я получил от него убытку 5000 руб. и эту сумму по совести должно отнести на его счет, как раньше сначала он действительно на меня сам не подавал ко взысканию документы, но передавая вексель то один, то другой, и эти подавали вексель на меня ко взысканию, и будучи в крайности и потом еще вексель передал на 1500 руб. и от платежа сего много потерял безвременно убытку, и все это мне совершенно наскучило и стеснило до крайности мои дела, и будучи /8 об./ я оскорблен, как человек грешный, и вдруг этот человек попался под суд, по правде или клевете оговорен в неправильном деле и посылает ко мне человека с моим документом опять на 1500 руб. передан мне, и я в числе этого документа израсходовал 400 руб. За всем тем наскучило мне неприятное его требование денег и передача в посторонние руки документов моих. Я решился с ним разсчитаться, как мог, хотя и не мог этого сделать против других моих кредиторов, писал он мне в ярмарку купить ему товаров на ту сумму, сколько у него было моих документов, и я купил немного и поехал к нему и сказал: «если хочешь разсчитаться, то я плачу, сколько есть у тебя моих документов, половину, а другую платить не могу», но самая сумма уже, сколько была, ему заплачена, должно быть, более 3000 руб. заплачено, до 5000 руб. и я потерпел от него убытку, и еще заплатил ему товаром 3300 руб. или 3700 руб., и что же? Приезжаю домой и вижу, что старец на меня гневен, ибо я к расходу, /9/ сделанному, прибавил 300 руб., потому что я много потерял от него неприятностей, но старец, провидя это духом, укорил меня. Я отдал ему товаром и еще тогда сказал все то да не так, потому что и последняя сумма не должна на него уничтожаться. Пример к этому сказал, как три отрока в пещи горели и не сгорели, а росой были прохлаждаемы, но я о последних сказал, если угодно Господу благословить дела мои по золотопромышленности и то возращу. Раз был старец в этом доме этого человека и сказал мне: «да, любезный, дом большой, комнат много, да на какие деньги устроен!» Но никто старцу не говорил, что он действительно устроен на те деньги, как я выше сказал, отдал долги свои 40 коп. за рубль, а другим ничего, а сам разбогател, и я заплатил ему, этому человеку, за 3000 руб. более 7000 руб. и 5000 руб. слишком понес кроме этого убытку.