Галицкий Сергей Геннадьевич
Из смерти в жизнь. Войны и судьбы
Предисловие
Война необратимо меняет судьбу человека и оставляет неизгладимый отпечаток в душе любого, даже самого, казалось бы, сильного воина. Никто не возвращается домой прежним.
На войне людям часто приходится действовать в ситуациях, когда хороших решений просто нет – есть решения только плохие и очень плохие… При этом часто отложить принятие решения бывает просто невозможно – счёт времени идёт на секунды.
В этой книге о своих военных судьбах рассказывают люди, боевой путь которых был длинным и очень сложным. Боевые эпизоды, в которых им приходилось действовать не только на пределе своих сил, но и выходить за их границы, у каждого исчисляются сотнями.
Так, например, полковник медицинской службы Михаил Андреевич Смирнов курсантом оказался в военном строю под Ленинградом в самый первый день войны 22 июня 1941 года, а закончил войну в её последний день – 9 мая – в Дрездене. Но до этого была оборона Севастополя, контузия, плен, концлагерь, сыпной тиф, переход фронта и возвращение к своим в… штрафбат. Потом смертельная атака, в которой из двухсот сорока штрафников выжили только тридцать шесть, затем реабилитация и снова фронт.
Для Героя России полковника Владимира Недобежкина его война начиналась с миротворческих операций в конце 80-х годов прошлого века во время армяно-азербайджанского конфликта, а закончилась только в 2000-х годах во время Второй чеченской военной кампании. Разведка путей ввода федеральных войск в Грозный в декабре 1994 года, непосредственное участие в страшном Первом штурме Грозного в январе 1995 года, смертельный бой с прорывающимися боевиками Салмана Радуева под селом Первомайское в январе 1996 года, участие в трёх штурмах Бамута…
Я считаю, что личный военный опыт героев этой книги бесценен. Ведь всем им удалось достойно отвоевать, не запятнав свои руки и душу. А на войне это сделать очень сложно! Иногда было жутко слушать некоторые их рассказы – буквально теряешься от неумолимости страшной логики безвыходных, по существу, ситуаций. На войне такие обстоятельства вдруг наваливаются на человека, намертво вцепляясь в него, не оставляя ему никакого выбора.
Героям книги удалось преодолеть тяжелейшие испытания. Каждый сделал это по-своему. Кто-то черпал силы в верности долгу и присяге, кто-то молился, как мог, Богу. За кого-то молились его родители…
Военные судьбы героев книги по-настоящему многое могут нас научить понимать. И, в первую очередь, главное: на самой страшной войне можно выжить, остаться людьми и дойти до победы. А потом ещё они и вернулись к нормальной жизни, не дав войне догнать и разрушить их уже на гражданке. К сожалению, так часто бывает. Я много раз сталкивался с тем, что люди, выжившие на войне, затем нелепо погибали в мирной жизни, когда всё самое страшное, казалось бы, осталось уже позади.
Давайте будем помнить всех, кому выпала судьба оказаться на передовой, и кто сумел в самых невероятных обстоятельствах выжить и победить; внимательно вслушиваться в их пронзительно-искренние, без малейшего пафоса, рассказы и рассказывать своим детям и внукам о военных судьбах этих людей. Ведь к ним полностью подходят слова поэта Николая Тихонова: «Гвозди бы делать из этих людей, крепче бы не было в мире гвоздей».
Сергей Галицкий
Полковник Смирнов
Полковнику Михаилу Андреевичу Смирнову сейчас далеко за девяносто лет. На войне ему привелось испытать всё: горечь поражений первого года войны, тяжесть фашистского плена, ужас штрафного батальона и радость Великой Победы.
В июне-июле 1941 года в составе курсантской бригады военфельдшер Михаил Смирнов участвовал в обороне Ленинграда, в 1942 году шесть месяцев был в числе защитников Севастополя. После контузии он оказался в колонне военнопленных и прошёл через фашистские концентрационные лагеря от Крыма до Днепропетровска. В плену перенёс сыпной тиф. В 1944 году бежал из плена и под Винницей перешёл линию фронта. Был разжалован в штрафной батальон рядовым. После лобовой атаки на немецкие позиции, в которой из двухсот сорока штрафников выжили только тридцать шесть, был восстановлен в звании и должности. Продолжал участвовать в боях на территории Польши, Германии, Чехословакии до самого дня Победы…
Сейчас, по прошествии стольких лет, Михаил Андреевич может ответить на вопрос: почему так счастливо сложилась его военная судьба. Ведь за всё это время он не получил сколько-нибудь серьёзного ранения. Столько людей вокруг него погибло, а он оставался живым! Ответ простой: всю войну за него молилась Богу его мама, Мария Дмитриевна. И Михаил Андреевич абсолютно уверен, что именно благодаря её материнским молитвам он вернулся домой живым. Михаил Андреевич вспоминает, что когда он вернулся с войны, то мама ему всё время говорила: «Миша, тебя спас Бог. Я за тебя молилась». Конечно, она понимала, что в советской стране молодому офицеру трудно быть верующим. Поэтому так наставляла сына: «Я понимаю, ты комсомолец. Можешь верить в Бога, можешь не верить. Но ты никогда не возводи хулу на Бога». И этот её наказ Михаил Андреевич выполнил. А через какое-то время и сам стал захаживать в церковь, думая: «От этого хуже не будет».
И ещё об одном хочется вспомнить. Смирнов – одна из наиболее распространенных русских фамилий. Почему так получилось? В многодетной крестьянской семье тихие, некрикливые дети были большим облегчением для родителей. Это редкое для малых ребят качество запечатлевалось в прозвище СмирнОй. Оно часто становилось главным именем человека на всю жизнь. Вот так от смирных пошли Смирновы.
Трудно себе представить, что должен пережить фронтовой фельдшер, через руки которого первыми проходят и раненые, и убитые. И именно он играет решающую роль в том, останется жить раненый или умрёт. И какие качества характера должны быть у того, через чьи руки прошли тысячи, а может, и больше десяти тысяч раненых? Как не очерстветь, не стать безразличным к чужому горю, не сникнуть под напором бескрайнего горя страдающих людей? Только смирение может помочь пережить то, что выпало на долю фронтового фельдшера, узника немецких концлагерей, рядового штрафного батальона, а после реабилитации – офицера советской армии Михаила Андреевича Смирнова. Вся его судьба является доказательством истины: «Бог гордым противится, а смиренным даёт благодать» (1 Пет. 5:5).
Рассказывает полковник медицинской службы Михаил Андреевич Смирнов:
– Война застала меня в летнем лагере. 19 июня 1941 года мы, курсанты Ленинградского медицинского училища имени Н. Щорса, приехали в Красное Село в летний лагерь на сборы. Стали обустраиваться: ставили палатки, готовили помещение клуба. Ведь в воскресенье 22 июня 1941 года, в наш первый выходной день, в лагере должен был быть праздничный вечер: большой концерт, новый фильм, танцы. Обещали приехать родные, девушки… Я ждал родителей – знал, что мама должна привезти пирожки.
В воскресенье 22 июня можно было поспать на час подольше. Всё-таки выходной. Физзарядки нет. Можно было не спешить, спокойно помыться и готовиться к завтраку. И потом – много свободного времени до самого обеда! Ни построений тебе, ни нарядов…
Мы с товарищем решили уйти куда-нибудь подальше от начальства, там позагорать вволю и, если удастся, выспаться на свежем воздухе. На краю стадиона, где в это время кто-то из наших уже гонял мяч, мы с другом расстелили на траве одеяла и сладко заснули…
Война. Начало
Нас разбудила необычная тишина. На стадионе было безлюдно. Тогда мы пошли в сторону палаток, надеясь, что встретим по пути кого-нибудь из ребят и расспросим, что случилось. Но навстречу никто не попался. Впечатление было такое, будто во всём лагере мы с другом остались одни…
На линейках перед палатками увидели сокурсников! Странным показалось, что они стояли в строю с винтовками, в полном снаряжении. Я ещё тогда подумал: «Ну вот, тревогу не вовремя придумали!». Командир отделения для порядка нас отругал и приказал быстрее переобмундироваться и вставать в строй.
Что же случилось?!. Никто из нас не понимал, почему так внезапно была объявлена тревога. Обычно обо всех якобы внезапных тревогах мы знали заранее. А так, по-настоящему неожиданно, нас подняли в первый раз.
Перед строем расхаживал очень сосредоточенный и серьёзный помкомвзвода. Спросили его, но он тоже ничего не знал. Стали ждать лейтенанта. Воскресное настроение уже было окончательно испорчено, ничего приятного никто уже не ждал. Так и вышло: пришли командиры и объявили, что нам предстоит длительный марш! Необходимо ещё раз проверить снаряжение, подогнать обмундирование и (что удивило особенно!) получить боеприпасы.
Бывшие учебные группы переименовались в стрелковые взводы, был произведён боевой расчёт. Я был назначен стрелком-наблюдателем. На несколько минут нас отпустили по своим делам. Я, помню, успел купить конфеты-леденцы (считалось, что сахар поддерживает силы на марше), положил их в подсумки вместо патронов. А сами патроны, которые на тот момент мне казались совершенно ненужными, я аккуратно переложил в вещевой мешок. (Кстати, леденцы мне действительно помогли: весь пятнадцатикилометровый марш я прошёл удачно, не растеряв силы.)
Вышли из лагеря. У переезда увидели, что пришла очередная электричка из Ленинграда. На платформу из неё высыпали толпы желающих провести выходной день на природе. Мне показалось, что среди отдыхающих я увидел и своих родителей. (Потом уже я узнал, что они действительно приезжали этим поездом и видели колонны проходивших мимо курсантов.)
В одиннадцать утра на опушке леса на очередном привале открылся короткий митинг, где замполит сообщил нам о начавшейся войне. Я хорошо помню, что тогда никто из нас ни на минуту не подумал, что война будет длительной и тяжёлой. Ну месяца два-три, не более того… Во всех выступлениях прозвучала полная уверенность в скорой победе и что воевать будем на территории врага и скоро войдём в Берлин.
Помню, как сразу же у всех нас, восемнадцатилетних мальчишек, появилось желание как можно быстрее попасть на фронт. Некоторые стали вслух мечтать об орденах. Другие жалели, что мы можем опоздать и не попасть вовремя на фронт, и тогда победные лавры достанутся другим. Рядом со мной стоял парнишка по фамилии Осипов. Я ему говорю: «Женька, а знаешь: я обязательно буду в Берлине и вернусь домой с орденом!». Слова эти мои, брошенные в порыве чувств, оказались пророческими: в Берлине я действительно побывал. И не один раз. Но если бы я хоть на секунду тогда мог предположить, каким тяжёлым и страшным будет этот долгий путь…
Оборона Ленинграда
В лесу приказали строить шалаши. Потом нас разбили на группы. Выдали сухой паёк. Разожгли костры. Запахло подгорелой кашей. Стали ужинать и у костра активно рассуждать о своей будущей героической военной судьбе. В Ленинграде в конце июня – белые ночи. Но в лесу стало темнеть. Нам приказали погасить костры, чтобы не демаскировать наше размещение. Никакой атаки ниоткуда мы даже в мыслях не допускали. Хотя нет, была всё же атака! Нас нещадно атаковали комары.
Но откуда-то постепенно пришло осознание, что война – это не кино, не песни про войну и не детские игры в войнушку. Анекдоты и шутки внезапно прекратились. Но на смену им появились вопросы. Как долго продлится в лесу наше ожидание чего-либо? Когда и в каком качестве мы попадём на фронт? И зачем вообще нас вывели из лагеря, если граница далеко!
Первая ночь в лесу прошла спокойно. Утром умывались, поливая друг друга из котелков. Почистили винтовки, укрепили шалаши на случай дождя, помыли сапоги и стали готовиться к завтраку. Перед завтраком замполит собрал нас и сообщил о неудачах на фронтах. Это был первый звоночек. Вот тебе и бои на территории противника!.. Но для себя мы первые неудачи на фронтах объясняли как связанные с внезапностью нападения заранее отмобилизованных фашистских армий. Тут же были зачитаны приказы о предательстве некоторых военачальников, что отрицательно повлияло на ход боевых операций. Мы верили всему. В то время мы вообще доверяли любой информации от командования, да и газетной тоже.
Прошло пять или шесть дней. К нам наконец в лес приехали преподаватели из училища. Начались занятия по конкретным темам, необходимым на войне: по военно-полевой хирургии, инфекционным болезням, санитарной тактике. Главное внимание преподаватели уделяли отработке практических навыков, необходимых при оказании первой помощи пострадавшим именно на поле боя. Обучали навыкам эвакуации раненых. Здесь же, в поле, мы вели конспекты. Стало понятно, что теперь у нас всё будет по-другому – никаких учебников и библиотек. Единственное учебное пособие – собственные записи.
Занимались все добросовестно, с энтузиазмом. Иногда казалось, что за эти несколько дней мы осилим весь двухгодичный курс училища. Мучили неотвязные мысли: присвоят ли нам звания досрочно или назначат санинструкторами и пошлют на передовую. А может быть, просто сформируют курсантскую бригаду, как это было с курсантами пехотного училища имени Кирова.
Внезапно объявили сбор, приказали разобрать шалаши, убрать территорию. И вот мы снова идём в неизвестность… Потом оказалось, что мы просто возвращаемся в стационарный лагерь. Вернулись, кажется, домой… Но бывшего благоустроенного палаточного городка уже не узнали: палаток не было, шлагбаум снят, убраны все наглядные пособия, когда-то сделанные нашими руками. Клумбы затоптаны, цветы подзавяли, ветер разносил старые порванные газеты и мусор по линейкам и дорожкам разорённого лагеря…
Оставались в лагере недолго. Сразу же после ужина колонной пошли на погрузку в эшелон. Состав стоял без паровоза. Стали гадать, в какую сторону нас повезут. Если на запад – значит, пошлют курсантской бригадой на фронт, а если на восток – то в училище, в Ленинград. Тогда мы смогли бы увидеться с родными (ленинградцев в нашем взводе было большинство). Подали паровоз и повезли в сторону Ленинграда. Однако в город мы так и не попали. По окружной дороге эшелон двинулся по Карельскому перешейку в сторону финской границы. Остановились на реке Вуоксе, станция Квинимиеми (сейчас Лосево). Выгрузились и маршем двинулись на восток.
Об активных боевых действиях на финской границе в газетах ничего не писали. Похоже, что фронт там оставался стабильным, хотя было известно, что финны вступили в войну против нас одновременно с Германией. Однако 29 июня 1941 года боевые действия и здесь всё-таки начались.
Вначале мы шли вдоль Вуоксы, потом перешли её через полуразрушенный мост. На ближайшем холме был объявлен привал. Попозже поставлена задача: рыть окопы и строить дзоты. Сначала было непонятно, почему именно здесь понадобилось строить укрепления, ведь до границы с Финляндией отсюда целых сорок девять километров!
Территория, по которой мы шли и где теперь должны были строить укрепления, до 1940 года была финской. Повсюду были видны следы только что закончившейся войны. На месте бывших хуторов торчали одни обгоревшие трубы, фундаменты разбитых домов и сараев. Сады заброшены. А в рощах стояли голые стволы деревьев, аккуратно подрезанные артиллерийскими снарядами, словно гигантскими ножницами. И мёртвая тишина вокруг… Мы не встретили ни одного человека: финны ушли вместе со своими войсками в соответствии с договором о перемирии 1940 года, а наши переселенцы заселить эти места ещё не успели.
Приступили к строительству укреплений. Нашему взводу предстояло отрыть окопы в полный профиль по всей возвышенности. Другие стали строить дзоты, валили лес, катили огромные валуны. Старались изо всех сил: ведь теперь это не учения, а боевая задача! С непривычки быстро устали. Тут нам, горожанам-ленинградцам, здорово помогли те ребята, которые до поступления в училище прошли срочную службу. (Конечно, между нами, городскими мальчишками, и ими, парнями, отслужившими срочную службу рядовыми, была огромная разница.)
Спали прямо на земле, подстелив еловые лапы и накинув на них плащ-палатку и шинель. Спали по трое, как нам подсказали бывалые солдаты. Вроде было лето, но по ночам было прохладно.