It was in 1938 when we were both undergraduates at Trinity that I first met Dimitri Dimitrievich Obolensky. He had been educated partly in France and partly in England, and differed in one respect from the other Russians on my list in speaking an elegant English that could not be faulted. He became a leading authority on the mediaeval history of Eastern Europe, and particularly on religious and cultural problems. After graduating brilliantly, he was briefly a lecturer in Russian in Cambridge, but in 1950 he was attracted to Oxford by a Readership. There he remained for the rest of his life as a Student (Fellow) of Christchurch, in due course with a personal Professorship in the University. But it was a pleasure to see him occasionally in Trinity, which made him an Honorary Fellow in 1991.
The academic distinction that all these Russians brought to Cambridge in such varied fields goes without saying, but what in my experience united them all was their outstanding friendliness and charm. We greatly look forward to seeing more of them in the future».
Professor Richard Keynes,
Churchill College.
«Насколько я помню, в Кембридже всегда присутствовали русские, которые придавали университету особую атмосферу. Благодаря счастливому случаю, я встречался с некоторыми из тех русских, которых и до сих пор с хорошим чувством вспоминают в Кембридже.
Прежде всего, это русская балерина Лидия Лопокова, на которой мой дядя, экономист Джон Мейнард Кейнс, женился в 1925 году. Я до сих пор помню его несколько курьезное письмо к ней: “Сегодня в полдень я видел атом. Меня привели в лабораторию Кавендиша, в которой физики проводят удивительные опыты, и двое из них сопровождали меня и рассказывали об этих опытах. Было очень интересно. Один из этих двух – молодой русский по имени Петр Капица. У него замечательное оборудование, и мне показалось, что он очень умный”.
Я не уверен в том, что Мейнард Кейнс был близко знаком с Капицей, но Лидия имела в Кембридже широкий круг близких друзей, которые всегда получали удовольствие от ее откровенных и остроумных замечаний, касающихся не только театральных и художественных предметов, но многих других сюжетов. Хотя все это она выражала на специфическом английском языке, в котором было много ошибок, ее комментарии всегда обладали очарованием. Через несколько лет после смерти мужа, последовавшей в 1946 году, она переехала из Кембриджа в Сассекс. Мы постоянно навещали ее там до самой ее смерти в 1981 году.
В июле 1921 года молодой русский физик Петр Леонидович Капица приехал в Кембридж с научным визитом и встретился в лаборатории Кавендиша с Эрнстом Резерфордом. Капица был сердечно принят, но когда он спросил, не может ли он поработать несколько месяцев в лаборатории, Резерфорд ответил отрицательно, так как в лаборатории не было достаточно места. Неожиданно Капица задал Резерфорду вопрос: “Скажите, какова степень допустимых погрешностей в ваших исследованиях?”. Тот ответил, что около 3 %. На что Капица заметил, что поскольку в лаборатории насчитывается 30 исследователей, его присутствие никто не заметит, так как в процентном отношении он будет в пределах допустимых ошибок. Этот находчивый ответ открыл Капице дверь в лабораторию Кавендиша, и вскоре он стал одним из любимых сотрудников Резерфорда, настолько, что ему позволялось открыто называть Резерфорда “Крокодилом” за то, что тот имел привычку прямо, выдвинув челюсть вперед, стремиться к решению научных проблем.
Очень скоро Капица стал членом Тринити-колледжа, где он получил должность исследователя, а в 1929 году он был избран членом Королевского общества. Его работа подвигалась успешно благодаря изобретению новой технологии для исследования малых частиц в сильном магнитном поле. Кроме того, он проводил очень элегантные опыты с гелием при очень низких температурах. Но, к сожалению, во время одного из регулярных посещений СССР в 1934 году он не получил разрешения вернуться в Кембридж и должен был до конца своей жизни оставаться в Москве, где он продолжал свои исследования в новом Институте физических проблем, куда были переданы изобретенные им в Кембридже инструменты. Только в 1966 году, через 32 года отсутствия, он вернулся в Англию для получения памятной медали Резерфорда в Институте физики. Я имел удовольствие беседовать в это время с ним в Черчилль-колледже, где его друг Джон Кокрофт стал мастером. В 1974 году Капица был избран почетным членом этого колледжа. А в 1978 году он был награжден Нобелевской премией за работы по физике низких температур. Капица умер в Москве в 1984 году в возрасте 87 лет.
В 1924 году Россию покинул Абрам Самойлович Безикович. Поработав год в Дании, он приехал в Англию, где при поддержке знаменитого математика Д. Харди он получил возможность работать в Кембридже. Здесь в 1927 году он получил должность лектора, а в 1950 году удостоился престижного поста профессора математики. Через три года после прибытия в Кембридж он был избран членом Тринити-колледжа, и здесь он в течение последующих сорока лет оставался популярной личностью. Одна из его особенностей состояла в том, что он не признавал в английском языке артиклей. Иногда это служило поводом для насмешек над его речью. “Джентльмены, – сказал на одной из своих лекций Безикович, – 50 миллионов англичан говорят по-английски так, как говорите вы, но 500 миллионов русских говорят по-английски так, как говорю я”. После этого насмешки прекратились.
Я вспоминаю взволнованное выступление Безиковича в 1949 году на собрании членов Тринити-колледжа. Он выступал в защиту липовых деревьев в связи с тем, что кто-то из молодых членов колледжа предложил их пересадить. Он всегда очень заботился о состоянии парка в колледже, и в течении всего военного времени с 1939 по 1945 год, когда было мало садовников, его можно было видеть помогающим стричь траву с помощью маленькой ручной косилки. Характерно было и то, что после своей смерти в 1970 году он завещал часть своего состояния тем, кто убирал его комнату в колледже.
В 1938 году, будучи студентом, я встретил в Тринити-колледже еще одного русского – Дмитрия Дмитриевича Оболенского. Он получил образование отчасти во Франции, отчасти в Англии, и, в отличие от многих русских, с которыми я встречался, он говорил на прекрасном английском языке без всяких ошибок. Вскоре он стал ведущим авторитетом в области средневековой истории Западной Европы, в особенности по проблемам религии и культуры. После блестящего окончания университета он на короткое время становится преподавателем русского языка и литературы в Кембридже, но в 1950 году ему предлагает преподавательское место Оксфорд, где он получает должность и звание профессора. Но я с удовольствием вспоминаю, что в 1991 году кембриджский Тринити-колледж сделал его своим почетным феллоу.
Нет необходимости говорить о том выдающемся вкладе, который эти русские внесли в кембриджскую науку, но что объединяет их всех в моей памяти – это их исключительное дружелюбие и личное очарование. Я надеюсь, что в будущем еще встречу подобных людей, представляющих Россию».
Так Ричард Кейнс, потомок Дарвина и родственник экономиста Мейнарда Кейнса, оценивает роль русских ученых в Кембридже, с которыми он встречался в университете. Я думаю, что он не единственный англичанин, который сохранил добрую память о русских в университете Кембриджа и Оксфорда. Мне кажется, что сегодня в условиях охлаждения между нашими странами, вызванного политическими и бюрократическими неурядицами, такие чисто человеческие чувства представляют большую ценность. Наука и образование представляют прочный мост между Россией и Великобританией, и нужно сделать все возможное, чтобы этот мост, простояв четыре века, не обрушился под ураганными ветрами новой холодной войны.
Глава 1. Система образования в университетах Великобритании
Англия – страна, в которой появились старейшие европейские университеты. Оксфорд и Кембридж и до сих пор сохраняют свою лидирующую роль и в образовании, и в науке. При этом система образования, принятая в этих университетах, основана на древних традициях и существенно отличается от других университетов мира.
Что в наибольшей степени характеризует эту систему? Прежде всего, высшее образование в этой стране по своим целям, структуре и методу имеет очевидный элитарный характер. Его целью является воспитание и образование научной, политической и интеллектуальной элиты. Эта цель никогда не скрывалась, а, напротив, закреплялась системой инструкций и законодательных актов.
В Англии сравнительно небольшое количество университетов. По количеству университетов на один миллион населения Англия, по данным ЮНЕСКО, стоит в Европе на четвертом месте от конца, обгоняя лишь такие страны, как Ирландия, Турция и Норвегия. Университетское образование, тем более в Оксфорде или Кембридже, доступно далеко не всем. Только 4 % английских школьников попадают со школьной скамьи в университет (по сравнению с 30 % в США). Для этого они должны учиться или в так называемой «паблик скул», то есть, на самом деле, в частной школе, откуда в университет попадает 35 % учащихся, либо в «грамматической школе», из которой в университет приходят 27 %. Те же, кто учится в технических или «новых» (secondary modern) школах – а в них учатся более 60 % английских школьников – вообще доступа в университет не имеют.
Таким образом, уже в системе среднего образования заложена необходимость жесткого соревнования и отбора. Причем отбор этот далеко не всегда производится по интеллектуальному критерию, а, скорее, по социальному и сословному. Ведь в «публичные школы», где обучение стоит довольно дорого, попадают только дети состоятельных родителей – банкиров, адвокатов, служителей церкви, аристократических семей. Грамматическая и «публичная» школы подготавливают новую касту, для которой доступ в университет более свободен, чем для выпускников других школ. Так, с самого начала английское образование приобретает элитарное значение. Если, согласно Образовательному акту 1914 года, среднее образование доступно всем, то университетское образование доступно немногим.
Развитие университетского образования в Англии складывается из нескольких периодов. Первый – это средневековый, когда были основаны Оксфорд и Кембридж, которые на протяжении веков, вплоть до настоящего времени, сохраняют доминирующее положение в системе образования. В течение этого времени они с трудом подвергались модернизации.
Курс учебы был продолжительным, он занимал обычно 7 лет. Студенты поступали в университет в 14 лет, и если они не прерывали занятий, то завершали обучение в 21 год. Но чаще всего студенты приходили и уходили из университета, так что некоторые оставались студентами на всю жизнь. Жизненный уклад был строгий, основанный на принципе «рано засыпать, рано вставать» (early to bed, early to rise). Студенты жили в неотапливаемых помещениях с каменным полом. Экономя свечи, они ложились спать в 8 часов вечера, но зато вставали уже в 4 утра. День начинался со службы в церкви, затем начинались занятия. Студенты общались между собой на греческом или латыни. Предметом их изучения были семь свободных искусств, свободных, потому что их изучение не вело к добыванию денег. Начальный курс назывался «trivium», он включал грамматику, риторику и логику. Грамматика предполагала обучению письму, спеллингу и начаткам литературы. Риторика обучала правильно говорить – это искусство было чрезвычайно важным в условиях, когда не существовало доступных книг. Наконец, логика учила правильно мыслить, по законам, предписанным Аристотелем.
За «тривиумом» следовал «quadrivium» – арифметика, геометрия, астрономия и музыка. Арифметика учила свойствам чисел и счету. Геометрия предполагала знания Эвклида. Астрономия на самом деле была астрологией и давала практические знания о календарях и временах года. Музыка не имела ничего общего с игрой на инструментах, но была основана на изучении символики чисел и элементарной музыкальной грамоте.
За недостатком бумаги и книг, обучение основывалось на устном методе и предполагало зубрежку. Книги были дороги и часто приковывались цепями к библиотечным полкам. Лишь постепенно система свободных искусств уступала место изучению конкретных знаний. Фактически средневековый Кембридж, так же, как и Оксфорд, был школой философии и теологии, студенты занимались главным образом библейской историей, логикой, физикой, метафизикой и этикой Аристотеля. Занятия длились всего полгода, так как летом студенты должны были заниматься сбором урожая[3]. Эта система, предполагающая многочисленные каникулы, сохранилась в Кембридже и сегодня.
Модернизация Оксфорда и Кембриджа произошла в XVI–XVII вв., когда гуманисты ввели в систему образования новые дисциплины: древние языки, физику, математику, астрономию. Изменилась и система экзаменов: из устной, состоящей из вопросов и ответов, она стала письменной.
Новый период в развитии университетского образования начался в эпоху индустриальной революции. Поскольку Оксфорд и Кембридж с его старинными традициями был глух к веяниям времени, то, как альтернатива Кембриджу и Оксфорду, в XIX и в начале XX веков появился целый ряд новых университетов, которые стремились в большей мере соответствовать потребностям индустриальной революции, к которой Оксбридж оставался равнодушным. Не будучи в состоянии нарушить монополию Оксфорда и Кембриджа в системе университетского образования, новые университеты создавали альтернативный путь. В этих университетах наибольшее внимание уделялось изучению инженерии и технологии. Поскольку они строились из современных строительных материалов, эти университеты часто называют краснокирпичными (redbrick). Среди них были университеты в Дарэме (1832), Лондоне (1836), Манчестере (1880), Бирмингеме (1900), Ливерпуле (1903), Лидсе (1904), Шеффилде (1905), Бристоле (1909), Ридинге (1926).
Уже после Первой мировой войны появилось осознание роли и необходимости университетов. Еще Чемберлен говорил, что «соревнование университетов не менее важно, чем сражение броненосцев». После Второй мировой войны появилось 14 новых университетов, в том числе в Ноттингеме, Киле, Кенте, Ньюкасле, Йорке, Эксетере. В последнее время количество университетов увеличилось в связи с тем, что этот статус получили многие политехнические учебные заведения, которые приобрели довольно странное название «политехнический университет». Количество студентов, учащихся в этих университетах, увеличилось в два-три раза по сравнению с довоенным временем. Иными словами, Англия стала осуществлять завет Черчилля строить на месте старой империи – новую империю, «империю ума».
Однако, несмотря на возникновение новых университетов, лидирующую роль по-прежнему сохраняют университеты Оксфорда и Кембриджа. Анализируя систему высшего образования в Великобритании, Р. Андерсон пишет: «Особенность высшего образования в Великобритании проявляется в следующих двух моментах: первое – это господство Оксфорда и Кембриджа, и второе – привилегированное положение “публичных” школ как пути в университетское образование и элиту»[4]. На этом, по его словам, основана традиционная британская «образовательная иерархия».
Конечно, со временем Оксфорд и Кембридж вышли за рамки средневековой системы знания и стали обучать студентов современной системе знания, включая физику, математику, биологию, астрономию. Но средневековые традиции, так же как и средневековые привилегии, сохранились и старательно культивируются вплоть до сегодняшнего дня.
Кембридж всегда был не только национальным, но и международным научным центром. Еще в 1627 году Джон Гарвард, студент Эммануэль колледж, эмигрирует в Америку, где в 1639 году создает по образцу Кембриджа университет в штате Массачусетс, который сегодня носит его имя. На протяжении многих столетий Кембридж поддерживал связи с университетами и учеными других стран.
Система высшего образования в Великобритании основывается на общенациональном академическом стандарте, который тщательно соблюдается системой инспектирования и участием в экзаменационных сессиях представителей других университетов. Этим английская система образования отличается от американской, в которой отсутствует национальный стандарт. Каждый американский университет обладает исключительным правом на самостоятельную программу обучения и отличается полным равнодушием к тому, как и что преподается в соседнем университете. Каждый из них – остров, который управляется собственным правительством. Это обстоятельство признают американские педагоги и деятели образования. «В США учреждения, относящиеся к системе высшего образования, совершенно автономны и изолированы, они не имеют никакой организационной связи друг с другом. В большинстве штатов все эти учреждения ориентируются исключительно только на себя»[5].