К. И. Деревянко
На трудных дорогах войны. От Кавказа до Балкан
© Деревянко К. И., наследники, 2016
© ООО «Издательство «Вече», 2016
В борьбе за Крым
В ночь на 26 декабря сорок третьего я получил экстренную радиограмму от командующего Азовской флотилией контр-адмирала С. Г. Горшкова с приказанием: сдать дела командира Бердянской военно-морской базы начальнику штаба базы капитану 2-го ранга В. А. Иоссе и немедленно прибыть в Темрюк, высылается самолёт. Затем последовали ещё три радиограммы, торопившие меня с прибытием. Но самолёт из-за непогоды застрял на полпути. Сперва я недоумевал: почему такая спешка? А потом подумал: вероятно, произошло или готовится что-то важное и меня привлекают к этому делу. Погода не предвещала быть лётной, и я решил ускорить события по-своему. Вызвал порученца Е. И. Степанова и приказал:
– Степаныч! – Так я ласково обращался к нему за его отличную службу, усердие и дисциплинированность. – Даю вам и шофёру час на сборы, и выезжаем через Ростов в Темрюк.
Теперь мы со Степанычем будем неразлучны и дойдём до Болгарии.
Когда проезжали Ростов, защемило сердце: как гитлеровские вандалы изуродовали город-красавец.
В Ейске меня ожидало приказание С. Г. Горшкова: дальше только самолётом, который стоял в готовности.
Через полчаса я был в воздухе на УТ-2 (двухместный учебно-тренировочный самолёт). За час полёта на открытом самолёте, на морозе, меня сильно продуло, я буквально закоченел, и это не прошло даром.
Темрюк. Штаб, ФКП, политотдел флотилии – здесь. А у Керченского пролива – где проходят основные боевые действия флотилии – находится ЗКП, и на нём небольшая опергруппа офицеров во главе с начштаба флотилии капитаном 1-го ранга А. Свердловым или его заместителем капитаном 2-го ранга А. Ураганом; и там же рядом – начальник перевозок, возглавляющий войсковые перевозки через пролив на Керчь-Еникальский плацдарм, занятый нашими войсками после высадки десанта в ноябре.
Еду в штаб, вхожу к командующему флотилией и вижу – на походной койке лежит забинтованный Сергей Георгиевич. Он, оказывается, попал в автомобильную катастрофу в поездке по делам перевозок и чудом остался жив – взяла молодость. И в таком состоянии он продолжал управлять сложными делами перевозок и готовиться к новому десанту, с чем самому штабу без него не управиться, хотя у врачей по отношению к командующему уже были свои соображения и планы.
Несмотря на ранения, Горшков был оживлён и, как человек, не терпящий празднословия, сразу перешёл к делу, по которому вызвал меня:
– Произошли крупные неприятности с перевозкой через пролив войск, боеприпасов, вооружения, грузов на Керченский плацдарм для Приморской армии, в связи с этим произошла размолвка между командармом и комфлотом. Позавчера состоялось бурное совместное заседание Военных советов армии и флота, под руководством представителя Ставки Маршала Советского Союза Ворошилова, на котором командарм Петров в резкой форме предъявил серьёзные претензии к флоту в медленной доставке армии пополнения и снабжения. А комфлот Владимирский выдвинул обоснованные встречные претензии в неорганизованности погрузки, выгрузки и вывозки. Конечно, надо быть самокритичными и признать промашку с обеих сторон. Поэтому и были приняты на заседании взаимообязывающие решения. По моему предложению Военсовет флота утвердил новую организацию в Керченском проливе – создать боевое соединение на правах военно-морской базы с наименованием «Керченская переправа» и её командиром назначить тебя. И приступить к делу немедленно, уже сегодня, а надо было ещё вчера, почему и торопил тебя. Петров хотя поначалу и противился, но потом согласился с новой организацией и одобрил твоё назначение, ведь он тебя хорошо знает по Одессе. У тебя будет сильный аппарат управления. И флот пришлёт дополнительные силы: суда и корабли, которых очень не хватает, собственно, из-за этого и пошли перебои в перевозках. Я на заседании Военсоветов не мог присутствовать, и тебя подробно ознакомит с их решениями лично комфлот, он приказал тебе по прибытии явиться к нему, он работает в соседней комнате, с ним член Военсовета флота Кулаков, там же и начальник Главполитуправления ВМФ Рогов, они уже неделю работают на флотилии, их вызвал маршал К. Е. Ворошилов, прибывший в качестве представителя Ставки на наше направление, с ним прибыл и начальник оперативного управления Генштаба генерал С. М. Штеменко. Дела тебе принимать не от кого, так как начальник перевозок Тетюркин заболел и убыл в госпиталь, так что от комфлота сразу на переправу – и к работе. Положение надо выправить быстро. А меня, к сожалению, доктора грозятся госпитализировать.
И мы расстались почти на полтора месяца.
Я прошёл сперва к начштаба флотилии Свердлову, чтобы от него заполучить сведения о положении дел в его толковании.
Он был чрезвычайно удручён и вёл нервный, нескладный разговор. Ещё бы. Он был вызван на заседание Военсоветов самим Петровым, где, высказывая недовольство Владимирскому, Иван Ефимович метал громы и молнии и в адрес флотилии, Горшкова и Свердлова: командование и штаб флотилии самоустранились от масштабных оперативных решений в целях создания чёткой организации войсковых перевозок и взвалили непосильную задачу огромного оперативного значения на неподготовленного для этого человека, не имевшего аппарата управления большим делом. Из сбивчивого сообщения начштаба я видел, что он не мог не мучиться промашками флотилии в этом вопросе. Начштаба ознакомил меня с составом сил и средств, занятых на перевозках, их состоянием и возможностями, со сложившимся на сегодня положением в перевозках, дал характеристику району действий переправы. Я получил достаточное представление о перевозках. С тем и направился к комфлоту.
У Владимирского находились Рогов и Кулаков. Они совещались, как лучше выполнить совместные решения Военных советов и указания представителя Ставки по перевозкам. Мне приказано присутствовать при этом. Так как эти решения отныне больше всего будут касаться именно меня лично и основная нагрузка по конечному результату ложится на меня, комфлот вручил мне для изучения документ с принятыми решениями. Назывался он весьма пышно: Протокол (от 25 декабря 1943 года) совместного совещания Военных советов армии и флота по вопросу перевозок войск и грузов через Керченский пролив… Ещё пышнее была его концовка. Внизу протокол замыкали десять подписей: маршал, шесть генералов, два адмирала, один капитан 1-го ранга[1]. Многовато.
Но в оправдание скажу: обстановка с пополнением и питанием армии настолько обострилась, что потребовались и встреча большого числа ответственных лиц, и острые дебаты, и взаимные письменные обязательства. А начинался протокол с того, что ответственность за перевозки войск и грузов через пролив возлагалась на командующего флотом, непосредственное руководство перевозками осуществляет командующий флотилией Горшков, а до его выздоровления руководство перевозками берёт на себя комфлот Владимирский.
Прочитал и подумал: а для чего же меня вызвали? Тут, конечно, сгоряча на комфлота взвалили такую ношу. Керченский пролив, безусловно, на сегодняшний день представлял главное направление действий флота, но никто с флота не снимал других задач, решаемых на огромном Черноморском театре военных действий: от Керчи до Батуми и до западных берегов моря. За комфлотом целый флот: надводные, подводные и воздушные силы, береговая артиллерия. И всё-таки Керченскому проливу надо было как важному направлению уделить больше внимания, тогда бы не возникли и недоразумения и вот такие записи в адрес комфлота. Но своё слово сказал Горшков. Он рассудил по-своему: задача поставлена флоту и флотилии, а выполнение её будет возложено на новое соединение – Керченскую переправу и её командира, он будет непосредственно руководить перевозками. Эта существенная поправка к протоколу, внесённая на другой день Горшковым, была всеми одобрена – и Петровым, и Владимирским. С ней согласились.
А для успешной деятельности новой организации в протоколе было записано много хорошего, дельного: подать в пролив дополнительно большое число судов, организовать судоремонт, гидрографическое, инженерное, тыловое, медицинское и боевое обеспечение Керченской переправы, построить новые причалы, организовать образцовую погрузку, разгрузку и вывоз. И в связи с этим на армию, как и на флот, было возложено много задач. Всё это мне понравилось, так как облегчало мне руководство новым делом, за которое отныне отвечал сам комфлот наравне с командармом перед Ставкой, так настоял записать её представитель, а протокол послать в Ставку и Генштаб. Я лично приветствовал этот документ с серьёзными взаимными обязательствами командования армии и флота.
Комфлот заверил меня, что все суда, указанные в протоколе, прибудут на переправу в назначенный срок, потом они втроём наставляли меня, как лучше и быстрее выполнять решения Военных советов, навести твёрдый порядок на переправе, с чем обстояло неважно. Мне было объявлено, что будет создано мощное управление Керченской переправы со штабом, политотделом, тылом и всеми службами по штатам военно-морской базы. Всё будет сделано, чтобы покончить с допущенными просчётами и недостатками в перевозках. И дело теперь за командованием переправы, её личным составом и мной лично. Я заверил Военсовет флота, что приму все меры к скорейшему выправлению положения в перевозках и начну это делать даже сейчас, с имеющимися силами и средствами. При этом я не удержался и спросил комфлота: «Если сейчас создаётся специальное управление переправы, то почему нельзя было использовать управление Керченской военно-морской базы, разместившееся в Тамани, вдали от событий и ничем не занятое?» Комфлот ответил: «Было такое предложение командования флотилией, но командарм Петров не согласился, считал, что её командир не справится, – этим должна заниматься флотилия и её командующий непосредственно. А сейчас предложение Горшкова о создании переправы и вашем назначении уже не вызвало возражений. Ждём от вас положительных результатов». На этом мы распрощались.
От меня не ускользнуло, что Владимирский и Кулаков в чрезвычайно подавленном состоянии – тут и гибель трёх кораблей, по которым ожидается решение Ставки, и вот эта крупная неприятность с перевозками, вызвавшими конфликт с командованием Приморской армии в присутствии представителя Ставки.
Через несколько минут я уже ехал к Керченскому проливу.
Но я решил прежде всего повидаться с армейскими товарищами, посетить начальника тыла армии, потому что считал: не только моряки флотилии повинны в медлительности перевозок, по протоколу была видна и вина армий. И вообще было полезно прислушаться к обеим сторонам. Перевозки оказались большим испытанием и флоту, и армии. Здесь налицо как раз тот случай, когда десант с главными силами войск прошёл удачно, а его питание по морским коммуникациям терпело неудачу. История знает немало таких случаев. Так получилось и с Азовской флотилией: блестяще проведя операцию по высадке морского десанта в составе морской пехоты и войск Приморской армии на крымский берег, флотилия и ее командующий Горшков в дальнейшем не справились с коммуникациями – наращиванием сил, пополнением боеприпасами и всеми видами снабжения армии на Керченском плацдарме.
Я заехал в станицы Ахтанизовскую и Батарейку, в которых размещалось управление тыла армии. И попал ко времени и к месту. У начальника тыла армии генерала Н. А. Найдёнова находились ещё четыре генерала: член Военсовета армии по тылу П. М. Соломко, заместитель командующего армией К. С. Мельник – ответственный за перевозки через пролив, и заместители начтыла А. М. Пламеневский и А. А. Хилинский. Они собрались для составления плана мероприятий по «Протоколу десяти» (как стали величать протокол совместного заседания двух Военсоветов). То, что руководители и флота, и армии засели за спешную разработку мероприятий, говорило об остроте вопроса – без пополнения армия становилась небоеспособной, и надо торопиться, кроме того, всё это взял под контроль представитель Ставки, и он доложил в Ставку о принимаемых мерах по налаживанию перевозок в целях повышения боеспособности армии и готовности её к наступлению. Всё это правильно. Только на мой взгляд – слишком уж много начальников сидело над одним, хоть и важным, делом. А по-моему разумению: тут хватило бы и одного с сильным характером и организаторским талантом, ведь громоздкость всегда вредит делу, она снижает персональную ответственность.
Меня привлекли к разработке тех мероприятий, которые соприкасались с флотской спецификой. Эти вопросы мне были понятны, так как я прошёл большую школу начальника штаба двух военно-морских баз – Одесской и Потийской, – возглавляя морские коммуникации, постоянно взаимодействуя с армейскими товарищами. Меня познакомили с армейской организацией на переправе и с теми решениями Военсовета армии, какие принимались по перевозкам ранее. Оказывается, командарм Петров уже в ноябре проявлял неудовольствие ходом перевозок. 3 декабря на заседании Военсовета армии были заслушаны доклады начальника тыла армии Найдёнова и командующего флотилией Горшкова о перевозках через пролив, и в постановлении было записано требование об улучшении переправы войск, а перевозку грузов довести до 1100 тонн в сутки. А в приказе номер 33 от 24 декабря командарм писал: «Действия войск Отдельной Приморской армии на Керченском полуострове всецело зависят от организации и состояния перевозок войск и грузов через Керченский пролив». Поэтому ответственным за перевозки и был назначен заместитель командующего армией генерал-лейтенант Мельник. И специальным пунктом было записано: «Главной и основной задачей Азовской флотилии является переправа войск и грузов через пролив, для чего ФКП флотилии перенести на Кордон Ильича»[2]. Это прямо у уреза воды в северной части Керченского пролива, куда я сейчас выезжаю и где находится маленькая группа управления морских перевозок. А 25 декабря на совместном заседании армейских и флотских руководителей эти вопросы были уже кардинально решены в присутствии Ворошилова.
Скажу откровенно.
Командарм Петров проявил мудрость в этом деле – он прозорливо усмотрел, что будущий успех его войск находится в руках моряков, в Керченском проливе, а самой флотилии и её соединению – Керченской переправе – отводил роль оперативного фактора, влияющего на успешное наступление. И мы, моряки, должны были гордиться отводимой нам ролью и приложить такие усилия, чтобы оправдать доверие командарма. Меня лично вдохновляла на большой ратный труд та роль, которая отводилась нам, морякам-азовцам, сражавшимся на морском фронте Керченского плацдарма.
Генерал армии С. М. Штеменко в своих воспоминаниях так описал события тех дней. 22 декабря Ворошилов, Петров и Владимирский рассмотрели план удара по противнику на правом фланге с одновременной высадкой десанта с Азовского моря в тыл противника силами Азовской флотилии. При рассмотрении вопросов взаимодействия и обеспечения наступательной операции более интенсивными перевозками войск и грузов через пролив между командармом и комфлотом вспыхнули разногласия. «И.E. Петров резко высказал своё неудовольствие по этому поводу и заявил К. Е. Ворошилову, что вопросы взаимодействия с флотом нужно решить капитально… Климент Ефремович приказал созвать совещание и там покончить со всеми спорами, добившись единого понимания задач и способов их решения. Состоялось оно 25 декабря… Дебаты между И. Е. Петровым и Л. А. Владимирским разгорелись здесь ещё жарче. Командующий Приморской армией… добился ясности насчёт обязанностей и ответственности флота по перевозкам. В то же время на совещании были уточнены задачи армии, согласованы сроки и порядок всех совместных мероприятий по обеспечению операции. В конце совещания я зачитал проект ежедневного доклада в Ставку, где проведенное обсуждение представлялось как обычное подготовительное мероприятие накануне предстоящей операции. Однако К. Е. Ворошилов решил иначе: он предложил оформить особый протокол по взаимодействию армии с флотом, записав туда всё, что возлагалось на флот и на армию, а затем скрепить всё это подписями ответственных представителей каждой из заинтересованных сторон. Всего на протоколе, по определению К. Ворошилова, должно было красоваться десять подписей, включая его собственную и мою. К этому времени я уже отлично знал работу Ставки и отношение её членов, особенно И. В. Сталина, к порядку решения важных вопросов. На моей памяти бывали случаи, когда в Ставку поступали документы за многими подписями. Верховный Главнокомандующий резко критиковал их, усматривая в таких действиях нежелание единоначальника или Военного совета взять на себя ответственность за принятое решение или, что ещё хуже, их неверие в правильность собственных предложений.