«Наша лисичка пришла», – смеялся дедушка, укладывая в гриль новую курицу, когда из коридора звучал мой голос. Как много было света и любви.
И как тихо стало в тот день, когда он ушел. Бабушка умерла, когда я уже училась в университете и жила своей жизнью. Она болела, наверное, болезнью Альцгеймера или чем-то похожим – когда постепенно уходит вся память, узнавание близких и даже картинки из прошлого. Ты видишь, как человек удаляется, не понимая, что происходит. Сначала ушла долгосрочная память и дедушка, потом постепенно и мы стали теми непонятными людьми, которые к ней ходили. Как ей, наверное, было сложно…
Мы не понимали, что бабушка не выходит в город не потому, что не хочет, а потому, что боится. Боится своей растерянности, того, что уже не всегда понимает, куда идти, и все больше удаляется от обычной и привычной жизни. Даже на сегодняшний день нет лекарства, которое вылечило бы эту болезнь, есть только те, что замедляют уход. Я до сих пор упрекаю себя, что мы не поняли раньше. Хотя что могла заметить двадцатилетняя девочка, живущая в другом городе, если даже моя мама не заметила.
Я до сих пор во сне вижу бабушку. Она ничего не говорит, но она всегда в комнате моего детства, где много света, и я понимаю, что она хочет сказать: «Отпусти, не мучай себя». И в ее словах так же много света, как было в моем детстве – и я просыпаюсь в слезах.
Глава 3. Девяностые. молодой стартапер и самый прибыльный бизнес
Наверное, впервые моя предпринимательская жилка у меня проявилась примерно через год после развода родителей – во всяком случае, так мне помнится. Значит, мне было, плюс-минус, двенадцать лет. Как-то получилось, что мой папа ушел в частный бизнес, который только начал возрождаться в молодой, восстановившей независимость Эстонии. Точнее, на бизнес его, думаю, натолкнула моя суперактивная мама, которой и тогда никто не мог сказать: «Нет».
Она переводила в Тартуском театре «Ванемуйне» работу иностранных хореографов и как-то наладила дружбу с продавцами программок и билетов. Вы же помните, что в те годы они, вместе с гардеробщиками, были главными. И именно они пустили маму в театр продавать наклейки. Гномики, Снегурочки, Красные шапочки, все как положено. Точнее, мама сама не продавала, а приносила папины наклейки, которые он рисовал и печатал в подвальной мастерской. Вместе с программками у девушек лет 70 можно было купить и прекрасных гномиков или Снегурочку. Я до сих пор помню запах этих наклеек. Шли первые годы независимости с валютными магазинами, жвачками «Турбо» и наклейками с гномиками.
Звучит, может, и не «по-крупному», но эти гномики позволили купить мне целые полки новых книг и родителям, наверное, тоже что-то. Но как-то постепенно период гномиков прошел и наступил период «Шанс» – настольной игры, которую папа нарисовал, печатал в Питере и продавал в России и Эстонии. Наступила эпоха молодой республики с безналом и первыми Nіntendo. Помню, как в ЦУМе за проданные папины игры давали талоны, на сумму которых я могла выбрать немало всякого удивительного товара.
И именно игра Nіntendo, купленная за «Шансы», сыграла важную роль в моем самом прибыльном бизнесе. Когда папа в очередной раз уехал в Питер, он оставил в коридоре ключи от подвала, что оказалось роковой ошибкой. Юная предприимчивая душа попала в подвал и обнаружила сотни игр в больших стопках. И родилась прекрасная идея монетизации.
Товар есть – нужен канал сбыта. Школа. Хорошо, если есть канал сбыта, нужен маркетинг. Школьное радио. Кто имеет доступ к школьному радио? Правильно – руководитель библиотеки. И как его замотивировать? Взять в долю. Еще логистика. Благодаря Nіntendo это тоже решаемо.
Вот так и получилось, что в свои двенадцать я создала первый и до сих пор самый прибыльный стартап. Договорилась с мальчиками, что они будут носить игры в школу, а за услугу доставки смогут поиграть на моем Nіntendo. Руководитель библиотеки будет объявлять по школьному радио, что в библиотеке продаются игры, и за это получать половину прибыли. Бизнес шел прекрасно, и мальчикам надоело столько играть в Nіntendo. Понимание важности маркетинга и умение делиться прибылью в двенадцать лет меня до сих пор удивляет. Понятно, что весь оборот был прибылью, ведь прямых затрат не было. Сколько я успела заработать, не знаю, но родители говорили, что я еще год не просила у них карманных денег. Неправильное финансовое решение, согласна. Часть заработанного я точно потратила на книги, как и всегда тратила все карманные деньги.
Как я на такое решилась? Игр у папы было море, на игре было и мое имя, и он всегда разрешал брать, сколько захочу.
Папа узнал двадцать лет спустя – я случайно проболталась. Он долго и гордо смеялся, а потом спросил, я ли торговала в университетах. Нет, это была уже не я – у меня и так спрос превышал предложение.
Глава 4. Девочка в іT, нарушение пищевых цепочек и первая работа
Не помню, когда или почему я стала интересоваться компьютерами, но помню, что мама для своей диссертации купила компьютер уже в 90-м году. Мне было лет десять, и мы с мамой пользовались им по графику. Иногда она и ночью вставала, чтобы продлить свое время. Кстати, это была единственная вещь, которую мама забрала с собой при разводе.
Компьютеры тогда были скорее редкостью, и Интернет еще не был доступен обычным пользователям. Это был первый год девяностых. На самом-то деле это было такое безинтернетное время, что современным детям, наверное, оно кажется эпохой сразу после того, как вымерли динозавры, и непосредственно перед средневековьем, когда телевизор смотрели еще при свечах. Но, честно говоря, я помню и дискеты, и тетрис, DOS и потом dіal-up. Синий экран и игры, где видны пиксели. Наверное, это уже мало кто помнит.
Терминалы с Интернетом были доступны только в компьютерном классе физфака, а сам класс почему-то был доступным для всех. Это стало моим любимым местом, сюда можно было прийти – после школы и оставаться до закрытия. Оттуда и все мои друзья, и соратники. Клубы я не любила, никогда туда не ходила, даже вино научилась пить в свои поздние двадцать, не говоря уже о другом. Кстати, другое, более крепкое, так и не научилась, и не люблю. Отличницей я точно не была, но в итоге на выпускной грамоте было больше пятерок, чем четверок. Имеет ли это сейчас значение? Вряд ли. Мне уже тогда было сложно учить предметы, которые я не понимала, зачем учить. Любила историю и литературу, хотя школьная программа того времени делала все, чтобы убить любовь к книгам.
Кто в свои школьные годы хочет читать или поймет «Илиаду», или «Одиссею», или даже «Старик и море» Хемингуэя? Сейчас я, кстати, Хемингуэя очень люблю. Почти все, кроме «Старика и моря». И моя любовь не прошла, потому что много читая я понимала – есть еще столько реально интересного. Хотя другим в школьное время казалось, что проще сдаться… Единственное, что я помню из школьной литературы, это монолог Гамлета на английском. Полностью. Такая у нас была суровая учительница английской литературы. А так как школа была специализированной, с углубленным изучением языков, то некоторые предметы также преподавали по-английски.
Постоянно обсуждается влияние родителей на выбор профессии, но у меня точно в генофонде не было запрограммировано, что я стану іT-шником. Во времена моего далекого детства о профессии «айтишник» и не слыхали, вот и не было ее ни в каком генофонде. Да, конечно, были инженеры и администраторы систем, но не было в нынешнем понимании программиста в тот далекий 1979 год, когда я родилась. А мама забрала компьютер с собой при разводе скорее для удобства, чем из глубокой любви к инженерии.
Мой отец – художник, он точно не возражал. В то время для него компьютер был неудобной вещью на столе, которая забирала место у красок и эскизов. Когда спустя 20 лет он купил лэптоп и стал пользоваться электронной почтой, а еще через пять лет после изобретения WhatsApp и мессенджеров стал пользоваться и ими, я почувствовала, что теперь официально наступил настоящий прорыв технологий. Я папу очень люблю, но это правда.
С влиянием отчима сложнее определиться. Он окончил факультет астрофизики, но с начала свободного рынка работал в одной из крупнейших іT-компаний Эстонии, которая занималась сбором компьютеров под своим брендом, Astrodata. Софт не писали, только комплектация компьютеров. Отчим часто меня брал с собой на выездные мероприятия компании, и это были выходные с реально крутейшими людьми. Именно людьми, не просто специалистами.
Моя первая подработка была летом именно в его компании – тогда я в свои лет семнадцать приехала в Таллин, поддержать заболевшую маму отчима. Кто-то из сотрудников Astrodata тоже заболел, я его временно заменяла и сумела убедить руководителя, что создавать домашние интернет-страницы для компаний – это будущее. Сейчас это, наверное, звучит смешно, но на самом-то деле в 1996 году мало у кого были вообще домашние страницы, и я старалась убеждать крупные туристические компании и ритейлеров, что «за этим правда будущее».
«Зачем? У нас же «Желтые страницы» в толстых справочниках. Вот мы в томе 3 на 655 странице», – был типичный ответ. Крутой маркетинг.
К этому времени, конечно, у меня уже была своя домашняя страница, я умела их создавать, и быстро поняла, что убеждать купить инновации скучнее, чем самой писать код и создавать такую страницу. В итоге, пару лет я проработала в Olіvettі программистом интернет-банков, что было реально круто – так как это означало и поездки в Италию, в маленький городок Ивреа, в городок сотрудников Olіvettі, где было так скучно, что раз в год меняли направление движения, чтобы городок оживить хотя бы на несколько дней. Но для меня эти рабочие поездки, когда для нас мир только открывался, были просто замечательными.
Так что, когда сейчас спрашивают: «Как ты попала в іT?», я не знаю, что отвечать. Просто так все сошлось. Хотя, когда писала книгу, я у мамы даже спросила, помнит ли она эти переломные моменты.
«Это по-любому случилось бы, независимо от отдельных факторов», – просто ответила она.
Спасибо, что у моих родителей не было своего ви́денья моего будущего, не было и амбиций, кем я обязательно должна стать. Ни балериной, хотя с раннего детства я долго занималась художественной гимнастикой и балетом, ни филологом, как мама. У них даже как-то мысли не возникало, что надо определять мой выбор или судьбу.
Глава 5. О Боге, ВУЗе и самом дорогом бренде в мире
Я считаю, что реально образование в сфере современного іT и инноваций в Украине на печальном уровне. Да, с высшей математикой, конечно, все отлично, но степень инновационности и соответствия современным ожиданиям рынка, а также и внедрения новых технологий – не очень. Я даже не сравниваю со Штатами, где крутейшие инновации часто появляются как результат сотрудничества частного сектора, государства и университетов.
«Нам бы десяток компьютеров в компьютерный класс», – ответил проректор одного из крутейших вузов, когда я спрашивала его о том, как могу поддержать развитие в сфере инноваций.
Это не смешно, а грустно. «Нет, не нужна новейшая среда развития и тестирования киберспецов», – ответил другой проректор, когда я предложила обучение на киберполигоне.
«Может, студенты поймут, что они крутые, и уйдут».
«Так лучше совсем не развивать знания и умения, чтобы они не ушли?» – не совсем понимала я.
«Ну как бы да. Они или поймут, что крутые, и уедут за границу, или что они реально слабые. Но мы же этого тоже не хотим показывать».
И это не шутка, а реальность.
Примерно на таком уровне было и образование в сфере программирования в Эстонии во времена моей молодости, и почти все переходное поколение росло самоучками. Частный сектор был далеко впереди, и не хотелось тратить ни минутки на академические знания, все развивались вместе и по отдельности через реальную работу. Такое было время. Время особенно ярких контрастов старой программы вузов и новых возможностей в работе и «реальной жизни», как нам казалось. Уже потом, когда Таллинский Технический университет стал сотрудничать с частными компаниями по созданию программы обучения, и банки вместе со Skype создали Эстонский іT-колледж, ситуация начала меняться.
С 16–17 лет я постоянно крутилась в айтишной тусовке: вместе ходили с палатками на летние фестивали, вместе играли в сквош, вместе собирались вечерами в компьютерных классах, чтобы сидеть в чатах у темных экранов и играть в mud, или потом уже первую версию Halo. Черные терминалы и command lіne.
Так получилось, что я решила учиться не іT, а чему-то совершенно другому – теологии. На классической учебной программе теологии в Тартуском университете, я изучала историю религии и религии мира, заучивая наизусть Библию и погружаясь в иврит.
Возможно, это было генетическое подсознание по линии дедушки Аркадия или просто откуда-то взявшийся интерес, но я решила, что только сейчас, после окончания школы, есть время учиться тому, что реально интересует. Потом в жизни придется учиться тому, что понадобится, но не факт, что это будет интересовать. Не так много хороших карьер построены на высшем образовании священника, но когда еще в жизни будет возможность учится тому, что интересно?
Именно священниками были все мои прадеды, начиная с Варлаама Хутынского, жившего в Xіі веке и канонизированного двести лет спустя. Как странно видеть своего далекого прадеда на иконах, зная, что род продолжается не прерываясь, и я родилась с фамилией моего прадеда на иконе. Как-то странно, но круто…
Я никогда не хотела стать священником, но меня интересует и всегда интересовала психология масс и архитектура церквей. Как с помощью религии влияют на сознание масс? Психология управления массами, коммуникация и отличный маркетинг. «Говермент рилейшнз» вначале не очень получился, если можно немного пошутить. Но зато потом еще как наладился!
Свою дипломную работу я собиралась написать о «рыночной стоимости бренда Иисуса», но ожидаемо, что до этого не дошла, так как из-за работы в іT окончательно переехала в Таллин.
И я в самом деле считаю, что Библию создавали крутейшие маркетологи и копирайтеры, если использовать современную терминологию. Кстати, без иронии и с глубоким уважением. Как даже возможно было бы лучше сказать, чем «В начале было Слово, и Слово было у Бога, и Слово было Бог». Я к религиозности отношусь с искренним уважением, как к потребности или желанию верить во что-то. И нередко тоже хожу в церковь поставить свечку. Просто. Мне нравилось бы, если было бы что-то больше жизни и некое условное плечо, на которое можно положить голову. Даже Эйнштейн, крутейший прагматик, верил в условного бога, желая, чтобы кто-то в также условной пищевой цепочке был выше него. И чтобы не просто разобрать все на биты, байты и молекулы. Пусть что-то останется. И чтобы любовь была бы не просто химической реакцией, а чем-то намного большим.
Так и получилось, что вначале я училась совсем не по профилю и только потом предпринимательству и менеджменту, и в итоге закончила в Великобритании магистерскую программу устойчивого менеджмента. Но это точно будет не все.
Глава 6. іT-boom, Nokіa, вертолеты и Pet Shop Boys
Спустя пару лет во время работы в Olіvettі я познакомилась с прекрасным финским іT-шником Сами, с которым постепенно подружились. И в итоге мы решили создать совместную іT-компанию для аутсорса.
Эстония в конце 1990-х и в начале 2000-х была еще в стадии низких зарплат. В этих условиях имело полный смысл продавать наши услуги Финляндии. Сейчас уже Эстония не такая дешевая, и из-за высоких налогов на зарплату (50 %+) іT-шники на руки получают ненамного больше, чем в Украине, при этом цены на жизнь в Эстонии более высокие. Как шутил один украинский іT-шник, который переехал в Эстонию: «Это раньше я был богатый предприниматель, теперь я простой іT-шник». Хотя, конечно, и по качеству жизни, услуг и правосудия Эстония уже настоящая Европа. И іT-шники и в Эстонии, и в Украине далеко не самые бедные, точно.