18 мая 46.
Я: «Саша, собери кубики».
Саша: «Попроси как следует».
Возразить нечего: мы требуем, чтобы она говорила «пожалуйста», и обычно шпыняем ее именно такими словами: «Попроси как следует».
Меня зовут к телефону. Я умываюсь. Чтобы пристойнее обрисовать положение, Шура говорит:
— Она не может подойти, она занята ребенком.
Саша, присутствующая при этом, выдерживает паузу, а потом осторожно спрашивает:
— Папа, а ты не обманываешь тетю?
Мать моя, до чего все надо делать с оглядкой!
23 мая 46.
Саша:
— Мама, костюмчик-изюмчик — правда, складно? Мама, слово «изюм» вкусное, и слово «вкусно» тоже вкусное, правда? Мама, а слово «кислый» — неприятное слово, да?
На днях была у Гали в школе, взяла ее табель (чтение — 5, арифметика и письмо — 4). Смотрела ее контрольные работы по арифметике и русскому языку. Задача и примеры решены безукоризненно, но в задаче всюду вместо слова «копейка» написано «рубль». Как остроумно заметила преподавательница, Галя решала задачу в соответствии с коммерческими ценами: у нее вышло, что карандаш стоит 54 рубля, ручка с пером — 25 рублей (вместо «копеек») и т. д.
Изложение написано хорошо. После рассказа о том, как льдина, на которую вскочила собака, раскололась, Галя написала: «Все ахнули…» И поставила многоточие. Однако и в изложении в слове «мальчики» она пропустила «ч», за что и получила четверку вместо пятерки. Преподавательница говорит, что схватывает она хорошо, быстро, но техническое выполнение ее уже не интересует — отсюда описки, ошибки и рубли вместо копеек.
24 мая 46.
Саша хвастливо:
— Я никогда не плююсь!
— А помнишь, как ты плюнула Лене в тарелку?
— Но это же не на пол! И это было давно, ну, мама, ведь это же было давно! И не на пол!
27 мая 46.
Саша задумчиво, с большими паузами, говорит:
— С кем же мне водиться? Галя пролила чернила… Вова облил Галю чернилами… Мила плохо учится… Лена схватила меня без спроса за живот… С кем же мне теперь водиться?.. Надо подумать…
С Леной она рассталась враждебно: высосала из пальца какую-то кляузу и твердо стоит на том, что Лена обязана перед ней как следует извиниться:
— Когда я плюнула Лене в суп, я как ей сказала? Я ей сказала: «Леночка, дорогая, извини меня, пожалуйста, я никогда больше не буду». А когда Лена схватила меня за живот без спросу, она как извинилась? «В мире, в мире навсегда, в ссоре, в ссоре никогда!» Извиняться надо не так! Она должна сказать, как я ей сказала: «Сашенька, дорогая, прости, я больше не буду». А она как сказала? Она просто сказала…
И повторяла долго, многословно, одно и то же по многу раз.
28 мая 46.
Саша:
— Мама, давай играть, как будто ты бабушка, а я Красная шапочка, давай? Ладно? Вот я прихожу и спрашиваю: «Бабушка, а почему у тебя такие большие ушки?», а волк отвечает: «Чтоб лучше слышать тебя, дитя мое». — «Бабушка, бабушка, а почему у тебя такие большие глазки?» А волк отвечает: «Чтоб лучше видеть тебя, дитя мое». «Бабушка, бабушка, а почему у тебя такие большие зубки?» — «Чтоб лучше съесть тебя, дитя мое!» — И тут он меня проглотил. Вот прихожу я в живот… Вижу — бабушка. Это ты. Говорю: «Здравствуй, бабушка!» А ты что отвечаешь?
…Но в ответ я только бездарно смеюсь.
1 июня 46.
Я по Галиной просьбе рассказывала ей содержание иллюстраций к Дантовскому «Аду». Саша некоторое время прислушивалась, а потом сказала:
— Это злая книга. Не надо ее, давайте читать другую!
6 июня 46.
Саша:
— Мама, ты меня любишь?
— Люблю, люблю, — отвечаю я устало.
— А почему таким тоном? — спрашивает Саша огорченно.
— Каким же тоном, по-твоему? — удивляюсь я.
— Бедным… Бедным тоном, — поясняет Саша.
Вчера мы переехали на дачу. Саша в упоении. Рвет цветы, научилась кататься на велосипеде, восхищается каждой травкой, командует Севочкой. Он несколько сопротивляется.
Галя вчера отбыла в Ленинград к бабушке Вале.
15 июня 46.
— Мама, я тебе расскажу смешное: тетя Поля говорит не «надеваю», а «одию». Правда, смешно?
Саша:
— Мама, я хочу ходить босиком, ведь Севочка ходит босиком!
— Он мужчина! — говорю я.
— А я кто? — с интересом спрашивает Саша.
— А ты женщина.
— Буду… — поправляет Саша.
— А сейчас кто же ты?
— Сейчас я просто девочка, а Сева просто мальчик. Потом я буду женщина, а Сева — мужчина…
Мы смеемся. Саша с удовлетворением поясняет:
— Я все понимаю…
Еще о воздействии художественной литературы на человеческую душу. Я стала читать Саше ненецкую сказку «Кукушка»:
«Вот что было. Жила на земле женщина. Было у нее четверо детей. Не слушались дети матери. Бегали, играли на снегу с утра до вечера. Вернутся к себе в чум, целые сугробы снега на пимах натащат, а мать убирай.
Одежду промочат, а мать суши.
Трудно было матери.
Вот один раз летом ловила мать рыбу на реке. Тяжело ей было, а дети ей не помогали.
От такой жизни, от работы тяжелой заболела мать. Лежит она в чуме, детей зовет, просит:
— Детки, воды мне дайте. Пересохло у меня горло. Принесите мне водички!
Не один, не два раза просила мать: не идут дети за водой.
Старший говорит:
— Я без пимов!
Другой говорит:
— Я без шапки!
Третий говорит:
— Я без одежи!
А четвертый и совсем не отвечает.
Сказала тогда мать:
— Близко от нас река, и без одежи можно за водой сходить. Пересохло у меня во рту. Пить хочу!
Засмеялись дети…»
Не успела я дойти до этих слов, как с Сашей стало твориться что-то уму непостижимое — она заплакала и закричала: «Зачем ты мне читаешь такую злую книгу? Про таких детей?»
Она долго плакала и рыдала на удивление мне и Севочке.
Может, я и неверно поступила, но только сказку я все-таки дочитала ей до конца. Саша слушала, мучаясь и страдая:
«…Засмеялись дети, из чума выбежали. Долго играли, в чум к матери не заглядывали.
Наконец, захотел старший есть — заглянул в чум.
Смотрит он, а мать посреди чума стоит. Стоит и малицу надевает.
И вдруг малица перьями покрылась.
Берет мать доску, на которой шкуры скоблят, и доска та хвостом птичьим становится.
Наперсток железным клювом стал.
Вместо рук крылья выросли.
Обернулась мать птицей и вылетела из чума.
Закричал старший сын:
— Братья, смотрите, смотрите! Улетает наша мать птицей!
Тут побежали дети за матерью, кричат ей:
— Мама, мы тебе водички принесли!
Отвечает им мать:
— Ку-ку! Ку-ку! Поздно, поздно. Теперь озерные воды передо мной. К вольным водам лечу я.
Бегут дети за матерью, зовут ее, ковшик с водой протягивают. Меньшой сынок кричит:
— Мама, мама! Вернись домой! Водички на! Попей, мама!
Отвечает мать издали:
— Ку-ку! Ку-ку! Ку-ку! Поздно, сынок, не вернусь я.
Так бежали за матерью дети много дней и ночей — по камням, по болотам, по кочкам.
Ноги себе в кровь изранили. Где побегут, там красный след остается.
Навсегда бросила детей мать-кукушка.
И с тех пор не вьет себе кукушка гнезда, не растит сама своих детенышей.
А по тундре с той самой поры красный мох стелется».
Некоторое время спустя я попросила Сашу: «Саша, принеси мне, пожалуйста, портфель». Саша принесла и, отдавая, сказала: «Маму надо слушаться, а то улетит».
А сказка очень хорошая и действительно очень грустная. Саша, которая все сказки готова слушать по 50 раз кряду, от этой сказки с отвращением отказывается: «Не хочу, не буду слушать. Лучше про зайца, который напугал волка».
10 июля 46.
Саша мне: «Ты мне так нравишься, мама, что я тебя люблю больше, чем до слез, больше, чем безумно, и больше, чем крепко».
— Мама, тебе приятно, когда я тебя целую? — спрашивает Саша.
— Приятно.
— А когда Галя тебя целует, тебе приятно?
— Приятно, — отвечаю я между делом и довольно безмятежно, не подозревая, что за этим последует.
— А когда папа тебя целует, тебе приятно? — Я оглядываюсь как затравленный зверь, потому что народу кругом довольно много и все смеются.
— Построй-ка мне лучше домик, — говорю я.
— А когда дядя Сережа (один из присутствующих, малознакомый мужчина и чужой гость) тебя целует — тебе приятно?
И с чего она взяла, боже мой?
От Валентины Николаевны пришло письмо. Вот что она пишет о Галке:
«Для меня она просто ребенок, избалованный, своевольный и очень неорганизованный в своем ребячьем быту. Но я на нее пожаловаться не могу. Мы с ней запанибрата, меня она слушается, охотно берется за всякую работу, конечно, мелочную, но все у нее получается быстро, стремительно и часто вместо помощи она бедокурит. Во всех случаях она меня слушается, привыкла мыть шею утром, вечером ноги, чистить зубы, а волосы заплетаем в косы и завязываем впереди, что к ней идет, и она каждый день щупает их — не потолстели ли за ночь. Дружна и общительна со всеми, но играет преимущественно с маленькими, а со взрослыми детьми почему-то вздорит, вероятно, не желает терять своего авторитета.
Очень сообразительна. Пока мы были в Ленинграде, она попросила меня показать ей, как шьют на ножной машине, и, представь себе, что то, что не давалось Лие до 16-ти лет, она освоила (движение машины) за час и самостоятельно строчила тряпочку. Также освоила вязание крючком, на что было затрачено больше времени, но и это преодолено, и она взялась вязать себе косыночку. Она очень сообразительна и настойчива в своих желаниях, очень деятельна. Она уже загорела, очень свежо и весело выглядит, ест хорошо и все, что даю. Спорит из-за молока, предпочитая простоквашу, и бегает целый день без оглядки вокруг дома, к соседям, к приятелям, и не обижайтесь на нее, она по-детски вспоминает вас всех только тогда, когда недовольна мною: тогда сразу садится писать письмо, но не жалуется — это значит, что она сознает свою неправоту».
14 июля 46.
Саша ежедневно доводит меня до исступления одним и тем же вопросом:
— Мама, кого ты больше любишь — меня или Галю?
— Одинаково, — отвечаю я.
— Одинаково не любят, — говорит Саша.
25 июля 46.
Саша:
— Мама, дай, пожалуйста, попить!
— Сейчас…
— Мама, если ты не дашь мне пить, я улечу, как та кукушка.
Я молчу. Тогда Саша усиливает впечатление:
— Приедет папа, — говорит она, — и скажет: «Фрида, где Саша?» А ты что скажешь?
— Я скажу, что ты улетела.
— А он что скажет?
Чувствуя, что я даже предположить затрудняюсь, что скажет папа Шура, Саша спешит мне на выручку:
— Не бойся, я прилечу и преврачусь опять в маленькую хорошенькую девочку.
Саша и Сева собирают малину. Оба одновременно увидели одну и ту же ягоду и поссорились: каждый хотел ее сорвать.
Я стала стыдить их за жадность.
Через полчаса они снова встретились в малиннике, и Саша ежеминутно рапортовала мне: «Мама, я нашла ягоду и отдала ее Севе. Мама, Сева нашел две ягоды и отдал мне. Мама, я найду три ягоды и отдам ему».
Саша:
— Мама, у меня по руке ползет какой-то босикомый.
Мальчик Шура (драчун и забияка) говорит:
— Я мальчишек во дворе не боюсь. Я говорю им: «Только троньте меня, вам же хуже будет!»
Саша:
— А почему им будет хуже?
— А если они меня побьют, я пойду к их родителям и скажу: «Ваши дети меня побили!»
Саша, спокойно:
— А они скажут: «Правильно сделали».
1 августа 46.
Выдумала новую игру и очень любит ее:
— Мама, будем играть, как будто ты мне незнакомая. Спроси: «Девочка, как тебя зовут?»
— Девочка, — послушно говорю я, — как тебя зовут?
— Фаничка! — отвечает Саша.
— А фамилия твоя?
— Фамилия моя… фамилия моя… Моя фамилия — Крошкина! Я знаю ваших дочек. Вашу младшую дочку зовут Сашенька Раскина, а старшую — Галя Кулаковская. Я с ними познакомилась. Мы с ними играем… Мама, ну спроси же меня еще!
Я спрашиваю, она отвечает, не забывая обращаться ко мне на «вы». Но в ответах своих не изобретательна. Всегда отвечает одно и то же. Правда, что и я задаю одни и те же вопросы.
Мальчик Шура часто обижает ее: толкнет, осыпет песком, выругается. И Саша страстно уповает на Галин приезд.
— Вот, — кричит она, — приедет моя сестричка Галочка. Она старше тебя, вы померяетесь, и ты увидишь, что она старше тебя, она большая, она не позволит тебе меня обижать, она тебя побьет. Я ей скажу, как ты меня обижал, она тебе покажет!
В последнее время часто вспоминает про Галю: «Мама, когда же приедет Галочка? Я хочу ее видеть, я по ней скучаю!»
Саша:
— Мама, ты едешь в Москву на четверг?[22]
— Да.
Саша укоризненно:
— Но ведь папа тебе не разрешает?
— Я своего дедушку называю папа Аба, потому что дедушка Аба — это нескладно.
— Мама, ты едешь в четверг? Передай привет… Передай привет кому-нибудь! Передай кому-нибудь привет!
4 августа 46.
Саша прислушивается к моему разговору с Верой. Верочка рассказывает, как Женя поссорилась с Котей, как Котя, сказав: «Не провожайте, сам дойду», ушел. Саша слушает внимательно и когда Верочка кончает, спрашивает:
— А кот был ваш?
Ей и в голову не пришло, что Котя — это мальчик. Она решила, что это обыкновенный кот, и ничуть не удивилась, что он разговаривает. Ей только было любопытно узнать — чей он?
12 августа 46.
Саша добросовестно отчитывается перед соседями:
— Что делает папа? — спрашивают ее.
— Стоит! — отвечает она правдиво.
— Где?
— На полу.
Вчера один из гостей долго улещивал Сашу, уговаривал стать его дочкой. Чего он ей только ни обещал — и шоколад размером в метр, и тьму игрушек, и двух братцев. Но она осталась непреклонна: «Какие родители у меня родились, с тоими я и останусь».
Я уже писала об этом: не терпит в сказках ничего печального, ничего грустного. «Ну вот, — говорит она с тревогой, — теперь ты начнешь рассказывать, как старушку съели волки, или как мальчик попал под трамвай. Очень тебя прошу: не говори зло, не говори обидно, не говори плохо. Не надо, чтоб мальчик попал под трамвай».