Александр Глушков
Эндорфины красоты: История про бизнес и вдохновение
Фотография на обложке: Максим Гагарин
Вся библиография: Глушков, Александр
Корректор Людмила Корчагина
Редактор Янис Кууне
Препресс Алексей Клак
© Александр Глушков, 2016
Посвящается моим родителям и брату
От автора
Удовольствие – это страсть, вызывающая зависимость или привычку.
Эндорфины отвечают в нашем организме за положительные эмоции, поэтому многие пытаются спровоцировать их выброс в кровь.
Есть несколько проверенных способов сделать это.
Первый – съесть кусочек жгучего перца.
Второй – плитка шоколада или пять минут смеха.
Но на мой взгляд, самый действенный способ для женщины получить заряд эндорфинов – посетить салон красоты «Моне».
Это посещение – своеобразный визуальный антидепрессант, разновидность психотерапии, где роль целителя отдана стилисту, понимающему вас и перемещающему вас в позитивную реальность. Опытный парикмахер не будет говорить о детях, о политике или о религии. Он, как картины импрессионистов, украсит вашу жизнь пейзажем с мягкими пологими холмами. Наслаждайтесь этой медитацией и почувствуйте себя обновленными, похорошевшими, счастливыми…
Глава 1
Мечтать, видеть, воплощать
Мир полон космических пропорций и удивительной гармонии, которую мы ощущаем подсознательно. Рассматривая лицо или фигуру человека, архитектурный ансамбль, живописную рощу или горную гряду, мы упорно и безостановочно стараемся выявить эти пропорции, разглядеть гармонию. Например, соотносим ширину скул с высотой лба, длину ног человека с его ростом, расстояние между глазами с их размером… Мы осуществляем все эти вычисления с необычайной точностью, сами того не осознавая. И если пропорции далеки от идеальных, чувствуем дискомфорт, и глаз начинает с удвоенной силой высматривать хотя бы что-то, отмеченное красотой. Зато, когда наш взгляд обнаруживает гармонию, с нами происходит то же самое, что и при созерцании воды и огня, только получаемое удовольствие гораздо сильнее.
Откуда это в нас? Точного объяснения наука не дает, но, по-моему, умение наслаждаться красотой и отличает нас от всех других живых существ. Врожденное чувство прекрасного делает нас людьми. Только осознанное созерцание красоты побуждает людей мечтать. Я люблю мечтать. Это нравится мне больше всего в жизни.
Без мечты мир бледен и неинтересен. Я всегда что-нибудь воображал себе, придумывал и фантазировал. И обязательно записывал свои мысли в тетрадь.
Мне лучше мечтается, когда я на что-то внимательно смотрю. Я застываю у картин импрессионистов или смотрю в иллюминатор авиалайнера на проплывающие под крылом облака, и мысли в моей голове начинают выстраиваться в гармоничном, совершенном порядке. Я наслаждаюсь созерцанием симфонии красок заката или чередой волн, накатывающихся на берег, а сам улетаю все дальше в пространство своих фантазий.
Для того чтобы начать мечтать, можно просто закрыть глаза, представить себе идущую по летнему бульвару красивую девушку или солнечные блики на море. Моему сознанию достаточно созерцания чего-нибудь красивого, притягательного. Панорамы промзон и вид хрущевских пятиэтажек вызывают только уныние, которое заволакивает сознание серыми облаками безрадостных мыслей о тяготах жизни. Все красивое, гармоничное излучает свет, питающий солнечные батарейки моего оптимизма.
Есть люди, которые мысленно уносятся в прошлое и с высоты знаний сегодняшнего дня мечтают изменить ход событий многолетней давности. «Вот если бы я тогда сделал так-то и так-то, вся моя жизнь изменилась бы», – думают они. Я же в своих мечтах всегда вижу только то, чего еще не было: снимаю прекрасные фильмы о будущем, где все счастливы и довольны жизнью. В моих мечтах время и пространство порой искривляются, и иногда мне кажется, что целую жизнь можно прожить за час, а неприметная дверь в коридоре ведет на другой материк, но в основном они очень реалистичны. Мне доставляет огромное удовольствие наполнять их яркими достоверными деталями до тех пор, пока картинка не станет идеальной. Я могу вновь и вновь возвращаться к своей мечте, вносить изменения и улучшения, покуда не влюблюсь в то, что рисует мое воображение, не почувствую, как эндорфины наполняют кровь. Для многих прекрасных людей создание мечты, красивой идеи является необходимым и достаточным условием счастья. Они не бегут ее реализовывать, поскольку знают, что на пути воплощения придется сделать много скучной работы, столкнуться с людьми, которые сочтут их идею абсурдной или глупой, или сделают все, чтобы помешать ее осуществлению. Им проще придумать что-то еще, чем бороться за свою мечту. Я не отношусь к их числу. Я готов на все ради того, кого люблю, и ради своей мечты. Мне жизненно необходимо ее реализовать, визуализировать как можно ближе к задуманному. Я постоянно пересматриваю в сознании свой фильм о будущем и стараюсь сделать так, чтобы реальность и картинка из моего воображения совпали. Если я и допускаю компромиссы на пути к воплощению мечты, то лишь временные. Как только складываются подходящие обстоятельства, я вновь возвращаюсь к первоначальному плану реализации мечты.
Однако сделать это не так просто. Ведь если на пути к мечте встала преграда, значит, я что-то упустил, не увидел какую-то важную деталь. Чтобы найти правильный выход из сложной ситуации, его прежде надо разглядеть. И я начинаю внимательно всматриваться в мир, подмечаю множество деталей, которых не видел раньше. Я много путешествовал, многое видел, но до сих пор не перестаю открывать для себя новые нюансы в отношениях между людьми, в том, как они работают, отдыхают, выражают свой гнев или счастье. Я захожу в музеи, магазины, рестораны или салоны красоты и наблюдаю за повседневными действиями людей. И не только за ними. Я подмечаю множество мелких деталей. Среда человеческого обитания полна невербальной информации, символов, тайных знаков, словом, тех подсказок, которые нужны мне на пути к моей мечте. Иногда едва заметный жест метрдотеля в ресторане может сказать о внутренней культуре заведения гораздо больше, чем рекламный проспект. Я старательно накапливаю эти разрозненные знаки, жесты, образы, эмоции и однажды в совершенно неожиданном месте нахожу некогда упущенную мной деталь пазла моей мечты. И время компромиссов заканчивается. Начинается кропотливая работа по реализации задуманного.
Может быть, кому-то покажется, что я смотрю на мир через розовые очки, идеализирую, вижу то, чего нет. Однако многие из моих фантазий уже воплотились в жизнь. То, о чем я мечтал 20 лет назад, сегодня превратилось в компанию, где работает тысяча моих сотрудников-единомышленников, в сеть салонов, которую любят сотни тысяч счастливых клиентов. Мои фантазии стали вполне осязаемым миром добра и красоты.
Я чувствую себя художником в бизнесе, романтиком-идеалистом, который любит и умеет придумывать свои миры, наполнять их светлыми эмоциями, а потом упорно и честно делать их явью. Моя формула жизни «мечтать, видеть, воплощать» работает! И для меня все три эти занятия – настоящий кислород, настоящие эндорфины, о чем я и расскажу в своей книге.
Глава 2
Женская скобочка
Если бы в 16 лет я услышал от кого-то, что свяжу свою жизнь с парикмахерским бизнесом и тем более преуспею в нем, я бы, наверное, очень удивился. В то время парикмахерское искусство не входило в область моих интересов, тем более что моя встреча с ним была весьма трагикомична.
В 1989 году я в возрасте неполных 16 лет приехал в Москву и поступил на первый курс в Российскую академию народного хозяйства им. Плеханова. Ничего удивительного в этом не было. Я родился и вырос в Тбилиси, а там даже в советские времена детей отдавали в школу в шесть лет. Я стал первоклассником в пять лет, на второй год не оставался, являлся отличником, спортсменом и вообще был в школе на хорошем счету. В Плешку, где конкурс тогда был десятки человек на место, я попал без всякой протекции, просто набрав 14 из 15 баллов на трех вступительных экзаменах.
Жизнь была прекрасна. Я легко обзаводился друзьями. И однажды новый московский приятель Вадик Фаерберг, друг моего однокурсника, предложил мне сделать бесплатно стрижку:
– Приходи завтра в парикмахерскую на Таганке, – сказал он, – получишь удовольствие.
За три месяца в Москве я, естественно, прилично оброс, а с деньгами было не очень. Целые сутки я мечтал о новой, «московской» стрижке. Я тогда был фанатом Дэвида Гаана из Depeche Mode, и мне хотелось иметь стрижку-платформу, как у него – прямую площадку волос от лба до темени и бритые затылок и виски. На тот момент у меня уже имелись прямые черные джинсы Levi's 501 и высокие белые баскетбольные кроссовки, так что для завершения образа мне не хватало именно такой прически.
Я добрался до указанного Вадиком адреса, зашел, сел в кресло и только тогда увидел, что вокруг стояли люди со строгими лицами, и понял: он выбрал меня в качестве модели для сдачи парикмахерского экзамена. Пухленький Вадик, коренной москвич из хорошей еврейской семьи учился в достаточно известном в то время парикмахерском училище на Таганке.
Вадик успокоил меня:
– Не обращай внимания, стрижка будет идеальная.
Сначала он сделал мне стрижку под названием «модельная молодежная». Вадик двигал своими толстенькими пальчиками неуверенно, и я начал подозревать, что стрижет он гораздо хуже, чем армянские парикмахеры в Тбилиси, к которым я ходил в детстве. В сравнении с Вадиком они были настоящими виртуозами: ни одного лишнего движения, ни одного напрасного слова. Когда они не были заняты стрижкой, то, как ковбои из фильма «Лимонадный Джо», крутили в руках свое оружие, но не кольты, а опасные бритвы. Эти уважаемые в трех прилегавших к парикмахерской кварталах люди редко снисходили до разговора со мной. Сам факт, что они посадили меня в кресло, был уже подарком. Они вставали позади и, почти не сходя с места, за считанные минуты делали стрижку с филигранной геометрией. Вадик же пыхтел, что-то все время вполголоса говорил и суетился вокруг меня.
Наконец он закончил стричь. Преподавательница подошла и строго спросила:
– Вадик, ты зачем сделал молодому человеку женскую скобочку?
Я, конечно, не мог разглядеть форму скобки на своем затылке – форму окантовки затылочной зоны, – но экзаменатору было виднее. Я искренне возмутился:
– Вадик, ты что натворил? Я же мужчина!
Вадик ответил, что сейчас все исправит, но преподавательница была непреклонна:
– Нет. Это уже не исправишь.
Я находился в замешательстве. Нельзя было встать и уйти, подставить приятеля, неуважительно отнестись к трем женщинам, которые в меру сил и терпения учили Вадика парикмахерскому делу. К тому же я не знал, что мне делать с женской скобочкой. Тем временем Вадик начал меня уговаривать на более короткую экзаменационную стрижку под названием «полубокс». Я не то чтобы согласился, скорее, не успел отказаться. Длина моих волос еще раз сократилась, но ничего похожего на стрижку Дэвида Гаана я в зеркале не увидел.
Я был очень расстроен происходящим на моей голове, но груз ответственности удерживал меня в кресле. Вадик же обещаниями кучи «пряников» ввел меня практически в гипнотическое состояние и уговорил на третью стрижку – «ежик». Когда в довершение всего он захотел сдать на мне бритье, я не выдержал и возмущенно сказал:
– Ты с ума сошел? У меня же нет щетины!
– Ну давай хотя бы сымитируем, – жалобно попросил он.
– Вадик, – сказал я, – это несерьезно, мы так не договаривались!
На самом деле мы вообще ни о чем не договаривались.
Вадик тоже любил Depeche Mode. Это нас сближало. Я думал, он понимает, как я хочу выглядеть. А он в три приема лишил меня волос так, что я стал похож то ли на новобранца, то ли на люберецкого пацана, но никак не на Гаана. Однако моего приятеля тоже можно было понять. Он учился парикмахерскому делу в системе ГОСТов и артикулов, которой плевать было на желания и мечты отдельной личности. В частности, моей. Уверяя меня в том, что мне очень хорошо с «ежиком», Вадик снял с меня пеньюар, и я, оболваненный и подавленный, побрел на остановку троллейбуса. Щеки и уши у меня пылали. Под ногами шуршали желтые листья. Мимо шли хорошенькие девушки, но я со своим «ежиком» и думать не мог о том, чтобы попытаться с ними познакомиться. Впрочем, я перестал негодовать на Вадика к тому моменту, как добрался до метро. После этой стрижки мы с Фаербергом все равно остались приятелями. Года через три он решил сбежать от трудностей перестройки в Израиль. Еще через три он сбежал уже от трудностей жизни в Земле обетованной. В 1995-м я поспособствовал его интеграции в новую экономическую реальность ельцинской России. Он быстро освоился, преуспел и, насколько я знаю, к счастью для всех, парикмахерские ножницы никогда больше в руки не брал.
Вот такой знак я получил, когда мне было 16 лет. В то время преподаватели и парикмахерская школа были достаточно профессиональны, но я тогда на собственной голове испытал, в какой степени эта система с ее шаблонными стрижками была уже неактуальна и совершенно не понимала людей, которые ходили по улицам, жили реальной жизнью, о чем-то мечтали и стремились найти свой неповторимый образ. Все ждали перемен.
Глава 3
Полет в мир искусства
В 1995 году мы с девушкой, в которую я был тогда влюблен, прилетели в Париж и заказали индивидуальную экскурсию по Лувру. К тому времени я уже успешно занимался бизнесом, благодаря которому мог позволить себе путешествовать.
Моя спутница была для меня на тот момент неисчерпаемым источником эндорфинов. С одной стороны, она была изысканна и привлекательна, о чем, без сомнения, прекрасно знала. Ее осознание собственной красоты, женской власти над мужчинами заставляли меня чувствовать себя так, будто я все время на старте важного забега. С другой стороны, она воплощала в себе понятие девушки из мира искусства: тонкая натура, студентка академии художеств, разговоры про этюды и непременный блокнотик для эскизов в руках. Я тогда мало что смыслил в изобразительном искусстве. Но у меня с детства было особое отношение к прекрасному – на каком-то подсознательном уровне я чувствовал гармонию, пропорции. Сколько себя помню, всегда любил смотреть на все красивое и получал от этого огромное удовольствие. Особенно трепетным было мое отношение к цвету. Так что, несмотря на то, что я и моя спутница были людьми из разных миров, мы все равно оставались с ней на одной волне: я порой не понимал ее слов, но всегда воспринимал то, что она мне говорила, интуитивно.
Экскурсию вела титулованный искусствовед, ведущая передач по искусству на Центральном телевидении в советские времена, в начале 90-х перебравшаяся в Париж, подальше от проблем новой российской реальности. Она была похожа на Миранду Пристли, героиню Мэрил Стрип в фильме «Дьявол носит Prada», только с черными волосами, короткой стрижкой и без личного «лимузина». В его отсутствии, видимо, и была проблема: Париж не оправдал ее надежды на процветание на ниве служения Прекрасному. А может, тому была какая-то другая причина, но держалась она подчеркнуто академично.