Баланс между исследованием и использованием присущ не только человеку. Тем не менее, пока поколения белок шныряли по разным кустам, люди со своими технологиями захватили всю планету. Так что головной мозг человека явно чем-то отличается. Чем?
Если бы вам довелось ужинать с зомби, вы вряд ли услышали бы от него какую-то творческую идею. Зомби действуют на автомате: выполняют только то, что заранее определено. Поэтому зомби не катаются на скейте, не пишут мемуары, не запускают космические корабли к Луне, не меняют прическу.
И пусть зомби только выдумка, но эта выдумка отражает одну важную черту окружающего мира: все животные придерживаются преимущественно автоматического поведения. Возьмем, к примеру, пчел. Каждый раз стимул ведет к однотипной реакции, заставляя пчелу выбирать между вариантами: сесть на синий цветок, сесть на желтый цветок, атаковать, лететь прочь. Но почему бы пчеле не проявить творческий подход? Потому что ее нейроны зафиксированы и передают сигналы со «входа» на «выход», как раньше на пожаре по цепочке передавали ведра с водой[13]. В мозге пчелы эти «бригады» начинают формироваться еще до ее рождения: химические сигналы определяют «маршруты» нейронов, формируя таким образом разные области мозга, отвечающие за движение, слух, зрение, обоняние и т. д. Даже исследуя неизвестную территорию, пчела в основном действует на автопилоте. Взывать к разуму пчелы – все равно что взывать к разуму зомби: это биологическая машина с мышлением, жестко запрограммированным миллионами лет эволюции.
В каждом из нас достаточно много от пчелы: такой же нейронный механизм отвечает за широкий спектр действий, которые человек совершает рефлекторно: ходьба, жевание, ныряние, переваривание пищи. И даже когда мы осваиваем что-то новое, мы быстро доводим знания до уровня привычки. В процессе обучения езде на велосипеде, вождению автомобиля, использованию ложки или печати на клавиатуре в головном мозге формируются устойчивые нейронные связи[14]. Самая быстрая нейронная цепь получает преимущество перед другими решениями и сводит к минимуму вероятность ошибки. Нейроны, которые не требуются для выполнения конкретной задачи, в будущем не активируются.
Если бы история на этом закончилась, человеческой экосистемы, какой мы ее знаем, не существовало бы. У нас бы не было сонетов, вертолетов, ходулей, джаза, флагов, калейдоскопов, конфетти и коктейлей. Так в чем же разница между мозгом пчелы и человека? В мозге пчелы один миллион нейронов, тогда как в мозге человека нейронов сто миллиардов, что обеспечивает самые разные модели поведения. Нам повезло не только с количеством нейронов, но и с их организацией. В частности, у человека задействовано больше клеток мозга между восприятием (что происходит?) и действием (так я поступлю). Это позволяет увидеть ситуацию, оценить ее, проанализировать альтернативные варианты и (при необходимости) действовать. Значительная часть нашей жизни протекает в нейронном соседстве между восприятием и действием. Это позволяет нам переходить от рефлекторных действий к изобретениям.
Серьезное увеличение коры головного мозга человека освободило огромные участки нейронов от более ранних химических сигналов, следовательно, в этих областях могут формироваться более гибкие связи. Наличие такого большого числа «свободных» нейронов обеспечивает человеку ментальную гибкость, недоступную другим видам животных, и наделяет его способностью к осознанному поведению.
Осознанное поведение (в противоположность рефлекторному) включает мыслительный процесс и прогнозирование: понимание поэзии, ведение сложной беседы с другом, генерирование нового решения для проблемы. Такой тип мышления подразумевает поиск инновационных идей. Взаимодействие на уровне нейронов можно, пожалуй, сравнить с парламентскими дебатами[15]. Все вступают в обсуждение, формируются коалиции, и когда возникает устойчивый консенсус, идея поднимается до уровня сознания. От серьезных внутренних дебатов фактически зависит и озарение, кажущееся неожиданным. Главное то, что в следующий раз, когда мы зададим тот же вопрос, ответ может быть другим. Мы не ждем, что пчелы очаруют свою королеву сказками из «Тысячи и одной ночи», их вечера похожи один на другой, они повторяются как под копирку, потому что в их мозге постоянно активируются одни и те же нейронные связи. Благодаря нейронной архитектуре, способной к импровизациям, человек может придумывать истории и менять мир вокруг себя.
В нас постоянно идет борьба между рефлекторным поведением, отражающим привычки, и поведением осознанным, с помощью которого мы побеждаем эти привычки. Должен ли мозг упростить работу нейронной сети ради эффективности или сделать сеть более разветвленной ради гибкости? Человек зависит от способности делать и то и другое. Рефлекторное поведение помогает закрепить приобретенный опыт: когда скульптор ваяет скульптуру, архитектор создает макет здания, а ученый проводит эксперимент, мастерство помогает добиваться новых результатов. Если мы не можем реализовать свои новые идеи, мы стараемся изо всех сил. Рефлекторное поведение ограничивает инновации, к которым приводит осознанное поведение. Именно оно составляет нейрологическую основу творческого мышления. Как сказал Артур Кёстлер: «Творчество – это победа новизны над привычкой».
Огромное число клеток мозга, располагающееся между стимулом и реакцией, является одним из важнейших факторов творческих способностей человека как биологического вида. Это позволяет не просто видеть что-то перед собой, но и анализировать потенциальные возможности. В значительной мере это и есть волшебство человеческого мозга: он неустанно моделирует вероятные события.
Фактически моделирование возможных вариантов будущего – одна из ключевых задач умного мозга[16]. Просто кивнуть в знак согласия или сказать боссу, что это дурацкая идея? Какой сюрприз подготовить жене на годовщину? Какую еду выбрать на ужин: китайскую, итальянскую или мексиканскую? Если я получу эту работу, остаться жить дома, в Долине или снять квартиру в городе? Человек не может проверить на практике каждый из потенциальных вариантов, чтобы узнать результат, поэтому он моделирует вероятное развитие событий мысленно. Из всех возможных сценариев реализуется только один (а иногда и ни одного), но, если человек готов к альтернативным вариантам, он способен проявить более гибкую реакцию на будущее. Эта восприимчивость отмечает главное изменение, позволившее нам стать современными людьми в когнитивном смысле. Человек – мастер по созданию альтернативных реальностей: он опирается на то, что его окружает, и трансформирует это во множество потенциальных возможностей.
Человек привыкает моделировать будущее с детства: ролевая игра – универсальная характеристика человеческого развития[17]. Ребенок воображает себя президентом, представляет, как погружается в сон во время полета к Марсу, героически борется с пожаром, проявляя чудеса ловкости. Ролевая игра помогает ребенку представить новые возможности и получить знания об окружающем его мире.
Став взрослым, человек моделирует будущее каждый раз, когда рассматривает альтернативные варианты или анализирует, что может произойти, если он выберет другой способ действий. Покупая дом, выбирая колледж, задумываясь о потенциальном партнере или вкладывая во что-то средства, мы принимаем, что большинство вариантов могут оказаться ошибочными или не произойти вовсе. Родители, ждущие пополнения в семье, задаются вопросом: «Мальчик или девочка?». Они еще не уверены, но уже обсуждают имена, одежду и игрушки. У пингвинов, лошадей, коал и жирафов тоже рождается по одному детенышу, но никто из них так не беспокоится по этому поводу.
Мы настолько привыкли размышлять о разных вариантах развития ситуации, что почти не отдаем себе отчета, что это творческое упражнение. Мы бесконечно предполагаем, что могло было бы быть, а посредством языковой системы с легкостью передаем свои модели реальности друг другу[18]. Если бы ты пришел на вечеринку, ты бы здорово провел время. Если бы ты согласился на эту работу, сейчас ты был бы богатым, но несчастным. Если бы тренер заменил питчера, команда выиграла бы матч. Надежда – одна из форм творческого моделирования: мы представляем мир таким, каким хотим его видеть, а не таким, каков он есть. Сами того не осознавая, мы проводим значительную часть жизни в воображаемой реальности[19].
Одно из преимуществ моделирования будущего состоит в том, что оно повышает нашу безопасность: прежде чем что-то предпринять, мы совершаем это в воображении. Как заметил философ Карл Поппер, способность человека представлять возможные варианты будущего «позволяет нашим гипотезам умирать вместо нас». Человек представляет будущее (что произойдет, если я шагну вниз со скалы?) и корректирует свое поведение (нужно сделать шаг назад).
Однако мы прибегаем к этим ментальным инструментам не только для выживания, но и для создания несуществующих миров. Альтернативные реальности становятся плодородной почвой, дающей богатый урожай воображению. Задавшись вопросом «что, если?», Эйнштейн (мысленно) оказался в свободно падающем лифте в невесомости, чтобы понять концепцию времени; Джонатан Свифт посетил острова великанов и лилипутов; Филип К. Дик побывал в мире, где нацисты победили во Второй мировой войне; Шекспир выразил, что думал Юлий Цезарь; Альфред Вегенер перенесся в эпоху, когда все материки были единым сверхконтинентом; а Дарвин наблюдал происхождение видов. Дар воображения открывает перед нами новые горизонты. Бизнес-магнат Ричард Брэнсон основал более ста компаний, включая организацию коммерческого космического туризма. Чему он обязан своим предпринимательским талантом? Умению представлять возможное будущее.
Есть еще один фактор, включающий «турбоускоритель» нестандартного мышления, помимо собственных способностей человека. Творческая энергия других людей.
Когда Скотт Фицджеральд и Эрнест Хемингуэй познакомились в Париже, они были молоды и бедны, их непростая дружба известна в истории литературы. У молодого Роберта Раушенберга были романтические отношения с художниками Саем Твомбли и Джаспером Джонсом до того, как все они стали знамениты. Двадцатилетняя Мэри Шелли написала «Франкенштейна» тем летом, которое она провела в обществе Перси Биши Шелли и лорда Байрона. Чем объяснить взаимное притяжение творческих личностей?
Господствует заблуждение, что талант работает в полную силу, когда его обладатель не погружен в социальную жизнь. В 1972 году в эссе «Миф об одиноком художнике» Джойс Оутс писала: «Потребность художника в изоляции от общества – это миф… Художник – абсолютно нормальный и социально активный член общества, хотя в романтической традиции его принято изображать трагическим эксцентриком»[20].
Худшее для вдохновения – безразличие, когда на творческого человека не обращают внимания, не поддерживают в его начинаниях. Одинокий художник, затворник, отрезанный от мира и коллег по цеху, – это мифическое существо. Творчество – глубоко социальный процесс.
Сложно найти другое такое воплощение одинокого художника, как голландский постимпрессионист Винсент Ван Гог. При жизни он оставался в тени художественного истеблишмента, и проданы были всего лишь считаные картины. Однако, если присмотреться внимательнее, становится очевидно, что он совершенно не был чужд общению. Он переписывался со многими молодыми художниками, обсуждал профессиональные темы, открыто критиковал коллег по цеху. Получив первый благосклонный отзыв, он в знак признательности отправил критику саженец кипариса. Вместе с Полем Гогеном Ван Гог строил планы создания колонии художников в тропиках. Почему же мы по-прежнему слышим, что Ван Гог был ярым одиночкой? Потому что это удачно вписывается в историю о том, что было источником его гениальности. Однако эта история – не более чем миф. Не изгой, не отшельник, он был вполне активным участником общественной жизни своего времени[21].
Социальный фактор применим не только к художникам, но ко всем направлениям творческой мысли. Эдвард Уилсон говорил: «Великого ученого, который работает в одиночестве в скрытой от глаз лаборатории, не существует»[22]. Возможно, многим ученым нравится считать, что они совершают открытия в гениальном одиночестве, но на самом деле они являются частью обширной и взаимозависимой сети. Научное сообщество влияет даже на то, какие проблемы считаются важными. Сэр Исаак Ньютон – несомненно, величайший ученый – значительную часть жизни потратил на овладение алхимией, которая занимала важное место в умах того времени.
Человек – существо социальное. Мы без конца стремимся удивлять друг друга. Представьте, что каждый раз, когда друг спрашивает, чем вы сегодня занимались, вы отвечаете дословно одно и то же. Сомнительно, что ваша дружба продлится долго. Люди стараются заинтересовать друг друга, делиться чем-то новым, необычным. На это человек запрограммирован, и это мы друг в друге ищем.
Между прочим, это одна из причин, почему компьютеры не слишком креативны. Мы получаем на выходе ровно ту информацию, которую заложили на входе: телефонные номера, документы, фотографии. И на эту способность компьютера человек может положиться даже больше, чем на собственную память. Хотя прямолинейная точность компьютеров объясняет, почему они неспособны понять шутку или сыграть на чувствах, чтобы получить желаемое. Или снять фильм. Или провести лекцию TED. Или написать душещипательную историю. Для создания творческого искусственного интеллекта нам потребовалось бы создать общество компьютеров, каждый из которых стремился бы удивить и произвести впечатление на другие компьютеры. Социальный аспект полностью отсутствует в них, и, в частности, это делает машинный интеллект таким механическим.
Крошечная асцидия делает нечто удивительное. После появления на свет ее личинка перемещается в толще океана в поисках поверхности, к которой можно прикрепиться. Когда подходящее место найдено, личинка начинает вести неподвижный образ жизни и «переваривает» свой мозг. Зачем? Потому что мозг ей больше не нужен. Личинка нашла постоянный дом. Мозг требовался, чтобы отыскать место, а когда миссия выполнена, питательные вещества, из которых состоит мозг, можно направить на формирование других органов. Урок, который преподносит нам асцидия, в том, что мозг используется для поиска и принятия решений. Как только живое существо начинает вести оседлый образ жизни, мозг ему больше не нужен.
У людей даже тот, кто дни напролет сиднем сидит на диване, не начнет «переваривать» свой мозг, потому что никогда не достигнет момента полного успокоения. Наша неизбывная жажда борьбы с рутиной делает способность к творческому мышлению биологической необходимостью. В искусстве и технологиях мы ищем возможность удивиться, а не просто оправдать ожидания. История человечества – история бурного воображения: мы создаем многосложную среду обитания, придумываем замысловатые рецепты еды, одеваемся соответственно постоянно меняющейся моде, общаемся с помощью сложного культурного кода, путешествуем на крыльях и колесах собственного изобретения. Нет ни одной грани жизни, где не проявилась бы человеческая изобретательность.
В контексте нашей жажды новизны инновации становятся неизбежностью. Причем это не удел избранных: стремление изобретать живет в каждом, и наш всеобщий протест против однообразия питает колоссальные перемены, благодаря которым одно поколение отличается от другого, новое десятилетие от предыдущего, год от следующего за ним года. Стремление к созданию нового – наша биологическая особенность. Мы выстраиваем сотни новых культур и сочиняем миллионы новых историй. Мы окружаем себя предметами, которые прежде в природе не существовали. Свиньи, ламы и золотые рыбки так не делают. Но откуда мы черпаем новые идеи?