Колонии Новой Англии, за исключением Род-Айленда, решили подчиниться британскому парламенту и вернуться к металлическим деньгам, а бумажные – выкупить по рыночному курсу. Противники, как и обычно, пророчили, что результатом окажется полная демонетизация хозяйства колоний и прекращение торговли. На деле, однако, все получилось ровно наоборот. После короткого периода адаптации производство и торговля начали расти, а надежные деньги и низкие цены обеспечили приток металлических денег. И вот показательное сравнение. Когда Массачусетс уже вернулся к звонкой монете, а Род-Айленд все еще держался за обесцененные бумажные деньги, Ньюпорт, который прежде был процветающим центром импорта из Вест-Индии, обслуживавшим западные районы Массачусетса, пришел в упадок, а торговля переместилась в Бостон[79][80].
Как заметил один из исследователей колонии Массачусетс, возврат к звонкой монете прошел на редкость гладко – практически без сбоев в торговле, спадов или падения цен. Более того, цены на хлеб меньше снизились в Бостоне, чем в Филадельфии, где в начале 1750-х гг. еще были в ходу бумажные деньги. Внешняя торговля практически не пострадала, и «хозяйство, после восстановления в правах металлических денег в 1750 г., функционировало с поразительной стабильностью на протяжении всей Семилетней войны и в период расстройства системы международных платежей в последние годы перед Революцией»[81].
Поскольку правительство не объявило звонкую монету вне закона, она, несмотря на введение бумажных денег, оставалась в обороте до конца колониального периода. Невзирая на инфляцию, бумы, кризисы и созданный выпуском бумажных денег дефицит звонкой монеты, металлические деньги оказались очень надежными: «Там действовал серебряный стандарт… в отсутствие учреждений центрального правительства, которые бы направляли работу рынка серебра, и несмотря на отсутствие государственного или частного центрального банка, который бы регулировал ставки процента, или управлял резервом металлических денег, или регулировал бы обменные курсы с целью стабилизации валюты. Рынок… поддерживал обменный курс поразительно близко к установленному законом уровню… И самым замечательным здесь было то, что система платежей на основе металлических денег работала на протяжении XVII–XVIII столетий»[82].
Банкноты частных банков
В отличие от государственных бумажных денег в Западной Европе уже в XIV в. венецианские банкиры эмитировали банкноты и депозиты, размениваемые на звонкую монету. И в античные времена, и в Средние века существовали фирмы, предоставлявшие кредит, но эти «ростовщики» давали в долг из собственных сбережений. «Банковское дело», т. е. предоставление ссуд из средств вкладчиков банка, возникло в Англии только в начале XVII в. Начало положили нотариусы, которые оформляли тексты контрактов и долговых обязательств, а потому, имея возможность быть в курсе всех торговых сделок, сами начали брать деньги взаймы и предоставлять ссуды[83].
Однако до Гражданской войны середины XVII в. в Англии не было банков, принимавших вклады. Купцы из предосторожности отдавали ненужное для торговли золото на королевский монетный двор. Решение оказалось неудачным, потому что когда в 1638 г., незадолго до начала Гражданской войны, Карлу I потребовались деньги, он конфисковал золото на сумму 200 000 фунтов стерлингов, и назвал это «ссудой». В конце концов, купцам удалось вернуть свое золото, но депозитарными услугами монетного двора больше не пользовались, а золото на хранение передавали теперь частным ювелирам, которые тоже умели надежно хранить драгоценный металл. Вскоре при расчетах начали вместо золота использовать складские расписки ювелиров. В 1660-х гг., к концу Гражданской войны, ювелиры поддались соблазну и начали печатать и ссужать псевдоскладские расписки, не имевшие золотого покрытия. Так в Англии появились банки с частичным резервированием[84].
В колониальные времена в Америке существовало мало частных банков, и жизнь их была достаточно скоротечной. Наиболее известен был Массачусетский земельный банк, созданный в 1740 г., который занимался эмиссией банкнот и выдачей их в ссуду под залог недвижимости. Земельный банк был создан как альтернатива инфляционной эмиссии бумажных денег, которую губернатор пытался ограничить. Банк эмитировал банкноты, не подлежавшие погашению звонкой монетой, и многих эта неконвертируемость пугала, в силу чего и был основан частный серебряный банк, банкноты которого подлежали размену на серебро. Земельный банк быстренько выпустил непогашаемых банкнот на сумму более 49 000 фунтов стерлингов, и они столь же быстро обесценились. Уже через полгода публика почти единодушно отказалась принимать эти банкноты, так что они остались на руках только у сторонников проекта. Развязка наступила в 1741 г., когда парламент в ответ на жалобу нескольких массачусетских купцов и губернатора одним махом отменил и земельный, и серебряный банк.
В истории Массачусетского земельного банка и аналогичных инфляционных проектов интригует то, что в колониях их поддерживали и защищали некоторые богатейшие торговцы и земельные спекулянты. От инфляции выигрывают должники, а кредиторы терпят убытки; осознавая это, прежние историки предполагали, что должниками были преимущественно бедные аграрии, а кредиторами – богатые купцы, а значит, именно первые были главными организаторами и сторонниками этой инфляционной затеи. Дело в том, что невозможно жестко разделить публику на должников и кредиторов; земельные спекулянты и богатые купцы бывают нередко основными потребителями кредитов. Позднейшие историки показали, что именно торговцы и земельные спекулянты поддерживали проекты бумажных денег в колониях[85][86].
Финансирование войны за независимость
Для финансирования войны за независимость Континентальный конгресс без особых размышлений принялся за эмиссию бумажных денег. Лидером сторонников бумажных денег был Гаувернер Моррис, чрезвычайно предусмотрительный молодой наследник аристократической семьи нью-йоркских землевладельцев. Не было обещаний выкупить эти деньги даже в будущем, но предполагалось, что через семь лет они будут изъяты из обращения за счет налогов, которые пропорционально установят разные государства. Таким образом, намечалось дополнить инфляционную эмиссию бумажных денег бременем будущих налогов. Но про обещание изъять эти деньги из обращения вскоре забыли, потому что Конгресс, будучи в восторге от этой новой, не требующей никаких усилий формы получения доходов, расширил эмиссию неразменных бумажных денег. Как заметил один историк, «так возникла “федеральная кормушка”, один из самых нерушимых институтов Америки»[87].
Объем денежной массы в начале войны за независимость оценивается в 12 млн долл. В июне 1775 г. по распоряжению Конгресса были напечатаны первые 2 млн долл., но типография еще не успела справиться с этим заказом, как было решено, что понадобится еще 1 млн долл. До конца этого года успели эмитировать или утвердить решение об эмиссии 6 млн долл., так что количество денег в обращении выросло за год на целых 50 %.
В следующие несколько лет выпуск «континентальных» денег быстро наращивался. 6 млн долл. были напечатаны в 1775 г., 19 млн долл. – в 1776 г., 13 – в 1777 г., 64 – в 1778 г. и 125 млн долл. – в 1779 г. Сверх 12 млн долл. денежной массы, которые были в обращении к началу войны, за пять лет напечатали 225 млн долл. Естественным результатом был быстрый рост «бумажных» цен и параллельное обесценение бумажных денег. Так, в конце 1776 г. соотношение между бумажным долларом, или континенталом, и серебряным долларом было 1 к 1 или к 1,25, к концу следующего года – 3 к 1, к декабрю 1778 г. курс упал до 6,8 к 1, а к декабрю 1779 г. – до 42 к 1. К весне 1781 г. континентальные доллары практически обесценились: на рынке за один серебряный доллар можно было купить 168 бумажных. Возникла даже поговорка «не стоит континентала».
В довершение всех бед несколько штатов выпустили собственные бумажные деньги, и они обесценивались каждая со своей скоростью. Инфляционную гонку возглавили Виргиния и Каролина, которые к концу войны добавили 210 млн долл. к 225 млн долл. федеральной денежной массы.
В попытке сдержать инфляцию и обесценение денег разные штаты декретировали потолок цен и потребовали принимать деньги по номиналу. Результатом оказались только дефицит и материальные затруднения для значительных групп населения. Так, солдатам платили континентальными долларами, а фермеры, естественно, несмотря на всевозможные постановления, отказывались их принимать. Армия перешла к «реквизициям» продовольствия и всего необходимого, оставляя фермерам и лавочникам груды бесполезных бумажек. В 1779 г., когда континентальные доллары практически уже обесценились, федеральная армия усилила реквизиционный режим, расплачиваясь квитанциями или «сертификатами», которые в изобилии выпускали интендантские службы армии. Штаты последовали примеру и навыпускали собственных сертификатов. К концу войны только федеральных сертификатов было выпущено на 200 млн долл., и стоимость их, как легко понять, была почти нулевой.
Подкупающей чертой этой денежной катастрофы было то, что правительства – штатов и федеральное – дали этим деньгам сгинуть бесследно и не потребовали, чтобы налогоплательщики взвалили на себя еще и выкуп этих денег даже не по номиналу, но по рыночной цене[88]. Федеральные доллары вообще не были погашены, а бумажные деньги штатов были выкуплены, но по очень низкому курсу, иногда даже по их рыночной стоимости[89]. К концу войны все выпущенные в военное время бумажные деньги штатов были выведены из обращения.
К сожалению, подобную политику не применили к другому платежному инструменту, который запустил в обращение Конгресс в 1779 г., когда бумажные деньги уже практически обесценились – к долговым сертификатам. В чисто техническом смысле это был государственный долг, но, конечно же, это не были обычные облигации. Долговые сертификаты выпускало правительство для оплаты военных поставок, а торговцы принимали их только потому, что никак иначе правительство расплатиться не могло. В силу этого долговые сертификаты быстро превратились в еще одну разновидность наличности и быстро обесценились. Уже к концу 1779 г. за них давали серебром по курсу 24 к 1. К концу войны долговых сертификатов выпустили на сумму 600 млн долл. Ряд позднейших выпусков был выкуплен по рыночному курсу, но большинство их осталось в обращении, и по окончании войны они образовали существенную часть федерального долга мирного времени.
Большая часть обесценившихся долговых обязательств – штатов и федеральных – могла быть ликвидирована к концу войны, но процесс был остановлен и обращен вспять усилиями Роберта Морриса, богатого филадельфийского торговца, который в последние годы войны являлся фактически главным экономистом и финансовым царем Континентального конгресса. Моррис, лидер федералистских сил в американской политике, выступил за то, чтобы обесценившиеся федеральные долговые обязательства были погашены по номиналу, а также призывал федеральное правительство принять на себя различные долги штатов. Замысел был двояким: (а) обогатить спекулянтов, которые по дешевке скупили обесцененные долговые обязательства, оплатив звонкой монетой по номиналу основную сумму долга и проценты[90]; и (б) возбудить движение за наделение Конгресса правом собирать налоги (по «Статьям Конфедерации», т. е. договору об образовании конфедерации 13 штатов, Конгресс такого права не имел) Замыслы сторонников децентрализации, которые хотели исключительно за штатами сохранить право устанавливать и собирать налоги, а также выпускать новые бумажные деньги для оплаты федеральных долгов, были разрушены принятием Конституции и победой сторонников федерализма, возглавлявшихся Александром Гамильтоном, учеником и бывшим помощником Морриса.
Банк Северной Америки
Представления Морриса о будущем не ограничивались сильным центральным правительством, правом федерального правительства устанавливать налоги и перекладыванием госдолга на плечи налогоплательщиков. Весной 1781 г., вскоре после того как его экономический авторитет в Конгрессе стал незыблемым, Моррис представил законопроект о создании первого коммерческого, а заодно и первого центрального банка в истории новой республики. Этот банк, возглавленный самим Моррисом, Банк Северной Америки, был не только первым коммерческим банком с частичным резервированием в истории США, но и представлял собой находившийся в частных руках центральный банк, созданный по образцу Банка Англии. Основой денежной системы были сделаны металлические деньги, но с возможностью ограниченно наращивать инфляционную пирамиду денег и кредитов на базе резервов звонкой монеты.
Банк Северной Америки быстро получил федеральную лицензию и в начале 1782 г. распахнул двери. Среди прочего банк получил привилегию – его банкноты подлежали приему по номиналу всеми правительственными учреждениями в качестве оплаты сборов и налогов. Кроме того, никакие другие банки не получили права действовать на территории страны. В обмен за монополию на выпуск бумажных денег банк любезно обязался ссужать печатаемые им деньги федеральному правительству для выкупа правительственных долговых обязательств, каковые ссуды подлежали погашению за счет незадачливых налогоплательщиков. Банку Северной Америки доверили также держать все средства Конгресса. Первый центральный банк США быстро выпустил 1,2 млн долл. и ссудил их Конгрессу, возглавлявшемуся тем же Робертом Моррисом[91].
Несмотря на всю власть и влияние Роберта Морриса и монопольные привилегии его банка, рынок чувствовал, что курс его банкнот по отношению к звонкой монете завышен. Банк обещал свободный размен своих банкнот на металлические деньги, но рынок не верил, и за пределами родной Филадельфии их курс был ниже номинала. Банк даже попытался поднять курс, для чего специально нанятые люди уговаривали тех, кто требовал обмена бумаги на металл, не настаивать на этом, чтобы не разрушить все. Очень странно, что таким путем собирались укрепить доверие к банку.
Проработав год, Моррис почувствовал, что с окончанием войны его политическое влияние быстро тает, и быстро разделался с ролью главного банкира федеральной власти – он получил законную лицензию коммерческого банка штата Пенсильвания. К концу 1783 г. федеральная доля Банка Северной Америки, которая в предыдущий год составляла пять восьмых его капитала, была продана в частные руки, и государственный долг перед банком был погашен. Первый американский эксперимент с центральным банком завершился[92].
К концу войны за независимость в результате сжатия раздутой массы бумажных денег и возобновления импорта из Великобритании цены за пару лет снизились более чем наполовину. В середине 1780-х гг. правительства нескольких штатов попытались ликвидировать «нехватку денег» и поднять цены, но тщетно. Одной из причин обращения штатов к эмиссии бумажных денег была попытка заплатить военные долги – штата и пропорциональную долю федеральных долговых обязательств, не прибегая к чрезмерному налогообложению. Но усиленная эмиссия бумажных денег просто обострила их «дефицит», поскольку стало выгодным вывозить монеты из страны, а импорт товаров относительно подешевел. Закон Грэшема сработал с обычной неумолимостью. Хотя закон обязывал всех принимать эмитируемые штатами бумажные деньги по номиналу, они быстро обесценивались, и нехватка металлических денег обострялась. Вот что пишет историк о бумажных деньгах Северной Каролины: «В 1787–1788 гг. серебряное содержание бумажных денег уменьшилось более чем наполовину. Металлические деньги уходили из штата, а бумажные деньги почти не пользовались спросом за его пределами, так что торговцы не могли их использовать для расплаты с зарубежными поставщиками; поэтому им приходилось нести значительные убытки, когда с ними рассчитывались этими обесцененными деньгами по внутренним обязательствам. Опыт Северной Каролины еще раз напомнил торговцам о пагубе обесцененных бумажных денег, которые им приходилось принимать от должников по номиналу, но которыми они не могли расплатиться со своими зарубежными кредиторами»[93].