По данным Агентства, даже простое поддержание объема добычи на постоянном уровне чуть ниже 7 млн баррелей в день, чтобы не допустить резкого обвала глобальной экономики, потребует вложения $8 трлн в течение следующих 25 лет в разработку трудноизвлекаемых остатков нефти на существующих месторождениях, освоение уже открытых малоперспективных месторождений и поиск новых запасов нефти, найти которые становится все труднее и труднее{10}.
Нас, однако, интересует глобальный пик производства нефти на душу населения, который мы прошли еще в 1979 г. на вершине второй промышленной революции. Согласно исследованию компании BP, подтвержденному впоследствии результатами других работ, именно на этот год приходится пик, если доступную нефть разделить на численность населения нашей планеты{11}. Хотя с той поры были открыты новые месторождения нефти, мировое население росло значительно быстрее. Если сегодня разделить все известные запасы нефти на 6,8 млрд человек, живущих на Земле, то показатель будет меньше.
Когда в 1990-х – начале 2000-х гг. в экономическом развитии Китая и Индии произошел рывок (в 2007 г., например, экономика Китая выросла на 14,2 %, а Индии – на 9,6 %), треть человечества перешла в нефтяную эру. Давление спроса на существующие запасы нефти, как и следовало ожидать, привело к росту цен на нефть, к достижению ценового рекорда в $147 за баррель, о котором мы уже говорили, к подорожанию всего остального, резкому сокращению потребления и глобальному экономическому кризису{12}.
В 2010 г. экономика начала понемногу оживляться, главным образом восстанавливать истощившиеся товарные запасы. Но как только наметился рост, пошла вверх и цена на нефть. К концу 2010 г. она поднялась до $90 за баррель и опять подстегнула рост цен по всей цепочке поставок{13}.
В январе 2011 г. главный экономист Международного энергетического агентства Фатих Бироль указал на неразрывность связи между ростом объема производства и подъемом цен на нефть. Он предупредил, что, как только экономика начнет восстанавливаться, «цены на нефть войдут в опасную зону». В 2010 г., по данным Агентства, импорт нефти в 23 наиболее богатые страны, входящие в ОЭСР, вырос с $200 млрд (в начале года) до $790 млрд (в конце года). В одном только Европейском союзе за год импорт увеличился на $70 млрд. Это сопоставимо с дефицитом бюджета Греции и Португалии, вместе взятых. Счет США за импортированную нефть стал больше на $72 млрд. В результате высокой стоимости нефти страны ОЭСР потеряли 0,5 % своего ВВП{14}.
Развивающиеся страны пострадали в 2010 г. еще сильнее – импорт нефти подорожал для них на $20 млрд, что эквивалентно потере 1 % ВВП. Отношение стоимости импортированной нефти стран к их ВВП приблизилось к уровню, наблюдавшемуся в 2008 г. накануне обвала глобальной экономики. Именно поэтому Международное энергетическое агентство публично заявило о том, что «стоимость импорта нефти превращается в угрозу экономическому возрождению»{15}.
В тот же самый день, когда Международное энергетическое агентство обнародовало свой отчет за 2010 г., экономический обозреватель газеты Financial Times Мартин Вулф опубликовал статью об историческом сближении показателей «производства на душу населения» в Китае, Индии и в западных государствах. По данным американской исследовательской организации Conference Board, с 1970-х гг. по 2009 г. отношение производства на душу населения в Китае к производству на душу населения в США выросло с 3 до 19 %. Что касается Индии, то там это отношение увеличилось с 3 до 7 %{16}.
Вулф отметил, что производство на душу населения в Китае относительно этого показателя в США стало примерно таким же, как в Японии, когда там началось восстановление экономики после Второй мировой войны. Япония достигла 70 % от американского уровня к 1970-м гг. и 90 % к 1990 г. Если Китай пойдет по той же траектории, то он доберется до 70 %-ного уровня к 2030 г. Однако между Японией и Китаем существует огромная разница. К 2030 г. экономика Китая должна превысить экономику США почти в три раза и стать больше экономики США и стран Западной Европы, вместе взятых{17}.
Бен Бернанке, председатель совета Федеральной резервной системы США, отметил в своем выступлении в ноябре 2010 г., что совокупный реальный объем производства развивающихся стран только в одном втором квартале был больше на 41 %, чем в начале 2005 г. В Китае этот показатель был выше на 70 %, а в Индии – на 55 %{18}.
Что все это значит? Если совокупный объем производства будет снова расти теми же темпами, что и в первые восемь лет XXI века (а именно это и происходит), то цена на нефть быстро подскочит до $150 за баррель и даже выше, вслед за нею резко пойдут вверх цены на все другие товары и услуги, снизится покупательная способность и наступит новый глобальный экономический кризис. Иными словами, любые попытки вернуть темпы экономического роста, наблюдавшиеся в предыдущем десятилетии, будут терпеть крах при цене на нефть примерно $150 за баррель. Этот безумный круговорот попыток возобновления роста и крахов и есть конец игры.
Те, кто не хочет верить в это, возражают, что рост цены на нефть обусловлен не столько превышением спроса над предложением, сколько действиями спекулянтов, играющих на нефтяном рынке в расчете сорвать куш. Хотя спекулянты действительно могут подлить масла в огонь, неопровержимым фактом является то, что в последние несколько десятилетий мы потребляли три с половиной барреля нефти на каждый вновь найденный баррель{19}. Именно эта реальность определяет наше нынешнее состояние и наши перспективы.
К тому же давление растущего совокупного спроса на истощающиеся запасы сырой нефти усугубляется усилением политической нестабильности на Ближнем Востоке. Миллионы молодых людей по всему региону – в Тунисе, Египте, Ливии, Иране, Йемене, Иордании, Бахрейне и т. д. – вышли на улицы в 2011 г. с выступлениями против коррумпированных автократических режимов, которые находились у власти десятилетиями, а в некоторых случаях даже столетиями. Протесты молодежи, напоминающие молодежные бунты 1960-х гг. на Западе, являются проявлением смены поколений, которая имеет огромное историческое значение.
Для молодого, образованного поколения, вливающегося в глобальное сообщество и ассоциирующего себя с Facebook в той же мере, что и с традиционными верованиями, старый образ жизни больше неприемлем. Патриархальное мышление, жесткие социальные нормы и ксенофобия предшествующих поколений настолько чужды молодым, которые выросли в социальных сетях и считают естественными прозрачность, сотрудничество и равноправие в отношениях, что в их умах произошел исторический перелом.
Молодым людям надоело правление деспотичных и жестоких лидеров, жизнь в пронизанном коррупцией обществе, где важно покровительство, а не способности, где власть имущие обогащаются за счет обнищания масс, и они потребовали перемен. Всего за несколько недель им удалось сбросить правительства в Тунисе и Египте, довести Ливию до гражданской войны и пошатнуть режимы в других странах от Иордании до Бахрейна.
По большому счету именно нефть сыграла решающую роль в крушении этого региона. Черное золото оказалось черным проклятьем, превратившим значительную часть Ближнего Востока в моноресурсное общество под контролем правящих олигархов. Нефтяная река принесла шейхам миллиарды, а населению достались скудные государственные пособия и рабочие места в госсекторе. В результате в странах региона так и не появились условия для создания полноценной, многогранной предпринимательской экономики и необходимой для нее квалифицированной рабочей силы. Поколения молодых людей тратили жизнь впустую, не имея возможности в полной мере реализовать свой потенциал.
Набравшиеся смелости и почувствовавшие силу молодые люди освобождаются от застенчивости своих предков, бросают вызов властям, и это дает такой электризующий эффект, который они даже представить себе не могли. Старый порядок начинает уступать и, несмотря на очень медленное продвижение вперед и болезненные откаты, патриархальное правление обществом, так долго определявшее судьбу людей в арабском мире, вряд ли переживет следующее десятилетие.
Мы наблюдаем сейчас на Ближнем Востоке не что иное, как великий переход от властной вертикали к горизонтальным взаимодействиям. Интернет-поколение, которое начало с противостояния централизованным медийным конгломератам на Западе из-за свободного обмена музыкой и информацией, теперь демонстрирует свою силу на Ближнем Востоке в противостоянии централизованной власти автократических правительств.
Усиление политической нестабильности на Ближнем Востоке грозит взрывным ростом цен на нефть на мировом рынке в ближайшие годы. В начале 2011 г. политическая драка в Ливии привела к прекращению добычи нефти по всей стране, рынок лишился 1,6 млн баррелей сырой нефти в день, и цена тут же подскочила до $120 за баррель{20}. Занимающиеся нефтью аналитики считают, что в случае подобных перебоев в добыче нефти в Саудовской Аравии или в Иране цены могут одномоментно вырасти на 20–25 % и похоронить надежду даже на медленное восстановление глобальной экономики{21}.
Ни один международный обозреватель, наблюдающий за политическими изменениями на Ближнем Востоке, не верит в то, что регион снова станет прежним. Конец нефтяной эры не случайно совпал с концом авторитарных правительств, которые долго заправляли самым элитарным и централизованным энергетическим режимом в истории.
Хотя пробуждение молодежи Ближнего Востока нужно приветствовать и поддерживать, нельзя не понимать, что в предстоящие годы нас ждет череда нефтяных кризисов, обусловленных двумя взаимосвязанными причинами: ростом совокупного спроса, толкающим цены к уровню в $150 и даже $200 за баррель, и перебоями, вызванными политической нестабильностью в богатых нефтью странах региона.
Крах Уолл-стрит
Какое отношение кредитный пузырь и финансовый кризис имеют к концу второй промышленной революции? Чтобы понять взаимосвязь между ними, нужно снова вернуться, во вторую половину XX века. Вторая промышленная революция – сочетание централизованного электроснабжения, нефтяной эры, автомобилизации и освоения пригородных зон – прошла в своем развитии два этапа. Зачатки инфраструктуры второй промышленной революции были заложены в период между 1900 г. и началом Великой депрессии в 1929 г. Они находились в состоянии неопределенности вплоть до окончания Второй мировой войны. Принятие в США Закона о финансировании строительства федеральной системы автодорог в 1956 г. придало импульс созданию зрелой инфраструктуры для автомобильной эры. Строительство сети трансконтинентальных автомагистралей, которое было представлено как самый амбициозный и дорогостоящий общественный проект в истории человечества, привело к небывалому экономическому росту, превратившему США в самое процветающее общество на Земле. Аналогичные проекты строительства автомагистралей, запущенные в Европе вскоре после этого, дали такой же эффект.
Развитие дорожной инфраструктуры положило начало строительному буму, когда компании и миллионы американцев начали перебираться в новые пригородные анклавы у съездов с автомагистралей, связывающих штаты. Коммерческая и жилая застройка, как и вторая промышленная революция, достигла пика в 1980-х гг. с завершением строительства федеральных автомагистралей. Затем предложение и коммерческой, и жилой недвижимости превысило спрос, цены упали, и в конце 1980-х – начале 1990-х гг. сектор вошел в серьезную рецессию, которая быстро распространилась на самые отдаленные уголки мира. Но если закат второй промышленной революции начался еще в конце 1980-х гг., то как США удалось выкарабкаться из рецессии и восстановить рост экономики в 1990-х гг.?
Восстановление американской экономики было обусловлено в значительной мере сбережениями, накопленными в спокойные десятилетия второй промышленной революции, в сочетании с рекордными объемами кредитования и долгового финансирования. Мы превратились в нацию вышедших из-под контроля расточителей. Как оказалось, однако, деньги, которые тратились, не были по большей части новыми деньгами, генерируемыми новыми доходами. Зарплаты американцев постепенно перестали расти и начали снижаться, когда вторая промышленная революция перешла в фазу зрелости в 1980-х гг.
Нас оглушила шумиха вокруг новых информационных технологий и интернет-революции. Новые инновационные коридоры, возникавшие как грибы в таких местах, как Кремниевая долина в Калифорнии, автострада 128 в предместьях Бостона, федеральная трасса 495 в штате Вашингтон и «исследовательский треугольник» в Северной Каролине, сулили нам высокотехнологичное изобилие, а средства массовой информации наперебой расписывали чудесные новинки от компаний Microsoft, Apple и AOL.
Никто, конечно, не отрицает, что коммуникационная революция 1990-х гг. привела к созданию новых рабочих мест и помогла преобразовать экономический и социальный ландшафт. Однако, как ни крути, факт остается фактом – ИТ-сектора и Интернета самих по себе недостаточно для новой промышленной революции. Чтобы она произошла, новые коммуникационные технологии должны слиться воедино с новым энергетическим режимом, как это было во время всех прежних великих экономических революций в истории человечества. Новые коммуникационные режимы никогда в одиночку не становятся двигателем. Как было отмечено во введении, они являются средством управления деятельностью, порождаемой новыми энергетическим системами. Только формирование коммуникационно-энергетической инфраструктуры позволяет с течением десятилетий определять долгосрочную кривую роста новой экономической эры.
Проблема здесь одна – совпадение во времени. Новые коммуникационные технологии фундаментально отличаются от электрической коммуникационной технологии первого поколения. Телефон, радио и телевидение – централизованные формы коммуникации, предназначенные для управления и создания рынка для экономики на основе централизованных ископаемых источников энергии и бесчисленных централизованных видов деятельности, вытекающих из этого конкретного энергетического режима. Новое, второе поколение электрической коммуникации является, в отличие от этого, распределенным по своему характеру и идеально подходит для управления распределенными формами энергии, а именно возобновляемыми источниками энергии, и горизонтальным деловым взаимодействием, которое сопровождает такой энергетический режим. Новым распределенным коммуникационным технологиям пришлось ждать целых два десятилетия, чтобы пересечься с распределенными источниками энергии и создать основу для новой инфраструктуры и новой экономики.
В 1990-х гг. и в первом десятилетии XXI века революция в сфере информационно-коммуникационных технологий росла на стволе более старой второй промышленной революции. Это сочетание с самого начала было неестественным. Хотя информационно-коммуникационные технологии повышали производительность, упрощали практику и создавали новые возможности для бизнеса и рабочие места, что, возможно, продлевало срок существования устаревающей промышленной модели, о полной реализации их распределенного коммуникационного потенциала не было и речи из-за внутренних ограничений, присущих централизованному энергетическому режиму и централизованной коммерческой инфраструктуре.
Вместо использования перспективного нового сочетания коммуникации и энергии мы развивали экономику, прожигая накопленное за четыре десятилетия после Второй мировой войны богатство. Легкость продления кредита, следствие культуры кредитных карт, кружила голову. Безудержная покупка превратилась в стойкую привычку, а потребление стало походить на массовый ритуал. Мы словно не замечали, что все быстрее скользим по нисходящей ветви колоколообразной кривой второй промышленной революции к краху в своей решимости истребить огромное состояние, накопленное за всю жизнь.