Идеологический кризис особенно тяжело отразился на России. У нашего общества потеряны ориентиры. Сегодня Россия напоминает корабль, экипаж которого не знает куда он плывет. Вокруг бушующее море, а у команды нет ни компаса, ни карты, ни руля. Поэтому настолько актуален анализ идеологии Маркса. И он актуален по двум причинам. С одной стороны, это учение обещало обществу счастливую жизнь, а в итоге мы оказались в кризисе. Такое несоответствие между обещанием и результатом дискредитирует саму идею общественной собственности. Это несоответствие следует объяснить. А вторая причина была упомянута в Предисловии. Чтобы создать эффективную экономическую систему, необходимы правильные знания, а не заблуждения. После этих предварительных замечаний мы можем приступить к анализу учения Карла Маркса.
Теория прибавочной стоимости имеет свою интересную предысторию. Сегодня уже невозможно сказать, когда люди впервые занялись торговлей, но ясно, что очень давно, еще на заре цивилизации, в каменном веке. Племена, жившие на территории богатой скотом, полезными ископаемыми, пушным зверем, медом, рыбой, обменивались с соседями товарами, имеющимися у них в избытке, на товары им нужные, но отсутствующие.
Прошло несколько тысячелетий, наладились надежные торговые связи, возникли города и даже государства, богатство и могущество которых держалось на торговле, когда люди впервые задумались о природе стоимости. К примеру, почему две с половиной тысячи лет назад в 6 веке до новой эры на рынках Средиземноморья серебро и медь обменивались в пропорции 1: 250, а двумя веками позже в пропорции 1: 110? В чем причина такой перемены? Впервые об этом стал размышлять и поставил вопрос о природе стоимости великий греческий ученый Аристотель.
Стоимость во многом кажется явлением удивительным. Ведь в неё не входит ни одного атома вещества природы. Можно разглядывать, ощупывать каждый отдельный товар сколько угодно, его стоимость останется неуловимой. Она проявляется только во время обмена товара на товар. Только тогда меновая стоимость предстает перед нами в виде пропорции, в которой товар одного рода обменивается на товар другого. Причем это соотношение постоянно меняется в зависимости от времени и места.
Уже Аристотель ясно представлял себе природу денег. Он знал, что деньги это тот же товар, в стоимости которого ради удобства обмена выражают стоимость остальных товаров. И в самом деле, в разные времена у разных народов роль денег выполняли скот, медь, соль, шкуры животных, пока эта роль не утвердилась за благородными металлами. Но почему товары обмениваются именно в данной пропорции, а не в какой-нибудь другой? Например, одна тонна железа равна икс центнерам пшеницы. О чем нам говорит это уравнение? О том, что в двух различных вещах – в одной тонне железа и в икс центнерах пшеницы существует нечто общее равной величины. Обмен, сказал Аристотель, не может иметь места без равенства, а равенство без соизмеримости. В этом проявился гений великого ученого, что он в выражении стоимости разнородных и совершенно непохожих друг на друга товаров открыл отношение равенства.
Но ответить на им же поставленный вопрос, что есть общего в каждом из обмениваемых товаров, Аристотель не сумел. Вопрос оставался открытым более двух тысяч лет, прежде чем великий шотландский экономист Адам Смит указал на то общее, что содержится в пшенице, в железе и в остальных товарах, а именно, что все они продукты человеческого труда. Товар имеет стоимость потому, что в нем овеществлен, или материализован человеческий труд. Чем больше труда требуется для производства данного товара, тем выше его стоимость. Таким было великое открытие этого экономиста. При этом самый разнообразный труд, дополнил десятилетия спустя Смита Маркс – труд плотника, столяра, кузнеца или прядильщика, сводится к единому абстрактному человеческому труду, к затрате рабочей силы во времени.
Адамом Смитом был поставлен вопрос и о природе прибыли на капитал. Действительно, если стоимость это накопленный в товаре труд, то чей труд заключает в себе прибыль? Смит сразу отверг попытку представить ее в виде заработной платы капиталиста. «Могут подумать, – писал он, – что прибыль на капитал представляет собой лишь другое обозначение для заработной платы за особый вид труда, а именно за труд по надзору и управлению делом. Однако прибыль совершенно не похожа на заработную плату, она устанавливается совсем на иных началах и не стоит ни в каком соответствии с количеством, тяжестью или сложностью этого предполагаемого труда по надзору и управлению. Прибыль определяется вообще стоимостью употребленного в дело капитала и бывает больше или меньше в зависимости от размеров этого капитала» (Адам Смит, «Исследование о природе и причинах богатства народов», М. 1962 г., с. 51).
Предположим, продолжает далее шотландский экономист, что существуют две мануфактуры, на каждой из которых работают по двадцать человек при одинаковой заработной плате. Но сырой материал, идущий в обработку, на одной из мануфактур стоит в десять раз дороже, чем на другой. При одинаковой норме прибыли один капиталист получает прибыль в несколько раз большую, чем другой, хотя их труд по надзору и управлению делом может быть одинаков или почти одинаков. Они получают прибыль в зависимости от размеров пущенного в оборот капитала, а не от величины своего труда. Более того, продолжает Смит, на многих крупных предприятиях почти весь труд такого рода выполняется главным служащим или управляющим, и в его заработной плате надлежащим образом оценивается труд по надзору и управлению. А владелец капитала, хотя он оказывается освобожденным от всякого труда, тем не менее, получает прибыль. Он получает ее как владелец капитала.
Так чей же труд оседает в виде прибыли в кармане этого человека? Адам Смит приходит к выводу, что в прибыль может воплотиться только часть труда работников, производящих товар. «Лишь только в руках частных лиц начинают накапливаться капиталы, – пишет он, – некоторые из них стремятся использовать их для того, чтобы занять работой трудолюбивых людей, которых они снабжают материалами и средствами существования в расчете получить выгоду на продаже продуктов их труда или на том, что эти работники прибавили к стоимости обрабатываемых материалов… Поэтому стоимость, которую рабочие прибавляют к стоимости материалов, распадается в этом случае на две части, из которых одна идет на оплату их заработной платы, а другая – на оплату прибыли их предпринимателя, на весь капитал, который он авансировал в виде материалов и заработной платы» (Там же, с. 50–51).
Это и есть основная идея теории прибавочной стоимости. Поэтому можно было бы сказать, что Маркс позаимствовал эту теорию у Адама Смита. Но, как остроумно заметил мыслитель Г.В. Плеханов, дерево, безусловно, «заимствует» у семени, из которого оно произрастает, но дерево отличается от семени целым и очень сложным процессом развития. То, что шотландским экономистом было представлено только в виде общей схемы, Маркс разработал в развитое учение и снабдил его такой системой аргументов, о которую разбились все попытки бросившихся опровергать его оппонентов.
Обратимся к тому, каким был ход мысли Маркса, посмотрим, как он доказывал свою знаменитую теорию. Начнем с того, что Маркс различал простое товарное производство и капиталистическое. При простом товарном производстве, говорит Маркс, производитель продукта, крестьянин или ремесленник, выносил продукт своего труда на рынок, чтобы обменять его на деньги и на эти деньги купить другой нужный ему товар. Таким образом, простой товаровладелец продавал, чтобы купить. Он продавал то, в чем не нуждался, и покупал на вырученные деньги то, что ему было необходимо. Формулой такого товарного обращения было Товар – Деньги – Товар. В отличие от крестьянина или ремесленника капиталист, приступая к делу, покупает с самого начала то, в чем он сам не нуждается. Он покупает, чтобы продать, и притом продать дороже, чтобы получить обратно затраченную первоначально на покупку денежную сумму, увеличенную на некоторый денежный прирост. Этот прирост Маркс назвал прибавочной стоимостью. Формулой такого кругооборота будет Деньги – Товар – Деньги. То есть, покупка товара для последующей его продажи с прибылью.
Каков источник прибавочной стоимости, спрашивает Маркс. Извлечение прибыли в конце каждого кругооборота кажется до некоторой степени чудом или фокусом. В самом деле, на рынке обмениваются эквиваленты: стоимость меняется на стоимость. Например, владелец денег покупает туфли по их стоимости за 20 долларов, и если он затем продаст по их же стоимости, то выручит те же самые 20 долларов. Таким образом, никакой прибыли он не получит. Если продавец ухитрится продать туфли выше их стоимости, то он выиграет, но при этом проиграет покупатель. И напротив, если покупатель покупает товар ниже его стоимости, то он выигрывает, но проигрывает продавец. В целом же в обществе выигрыш одного компенсируется проигрышем другого, а общая сумма стоимости товара от этого не изменится. Никакого прироста от обмена товара на товар не произойдет. Стоимость, говорит Маркс, заключенная в сумме денег, которую капиталист пускает в обращение, не изменится от того, что деньги будут обменены на товары равной стоимости, а затем эти товары будут снова обменены на деньги.
Прибавочная стоимость не может также являться результатом обмана, поскольку обман, хотя и может обогатить одного человека за счет другого, но он, опять-таки, не может увеличить общую сумму стоимостей, которой располагают они оба. «Как ни вертись, – пишет Маркс, – а факт остается фактом: если обмениваются эквиваленты, то не возникает никакой прибавочной стоимости, и если обмениваются неэквиваленты, тоже не возникает никакой прибавочной стоимости. Обращение, или товарообмен не создает никакой стоимости», (Там же, т. 23,с. 174).
И, тем не менее, продолжает Маркс, мы видим, что класс капиталистов каждой страны, взятый в целом, беспрерывно обогащается, продавая дороже, чем купил, присваивая себе прибавочную стоимость. Вопрос, который необходимо решить, причем чисто экономическим путем, исключая всякий обман, формулируется следующим образом: как можно получить прибавочную стоимость, даже при условии, что равные стоимости постоянно обмениваются на равные?
Раз товарообмен не создает стоимости, значит что-то должно произойти с самим товаром, получаемым капиталистом, чтобы в итоге получился прирост стоимости. Оказывается, капиталист находит на рынке особый товар, который, будучи потребленным, создает новую стоимость. Товар, обладающий таким оригинальным свойством, это рабочая сила.
Купив на рынке все необходимые элементы производства, в том числе рабочую силу, и уплатив рабочему стоимость его рабочей силы, капиталист получает право распоряжаться ею. Начинается процесс производства и труд рабочего воплощается в новую стоимость. Каково соотношение между стоимостью вновь созданной трудом рабочего и стоимостью его рабочей силы, спрашивает Маркс. Если стоимость рабочей силы будет равна вновь созданной стоимости, то никакой прибавочной стоимости капиталист не получит, а вернет лишь то, что затратил сам на покупку всех элементов производства – рабочей силы, машин, топлива и сырья. Значит, прибавочная стоимость будет получена только в том случае, если стоимость рабочей силы окажется меньше вновь произведенной рабочим стоимости.
Предположим, говорит Маркс, что за шесть часов труда рабочий создал стоимость, равную своему дневному заработку. Но то обстоятельство, что шести часов труда рабочего достаточно, чтобы оплатить его рабочую силу, не означает, что он действительно будет работать только шесть часов. В мастерской он найдет необходимые средства производства не только для шестичасового, но и двенадцатичасового процесса труда. За следующие шесть часов работы рабочий создаст такую же стоимость, как и за первые шесть часов, но эта стоимость ему не будет оплачена. Она будет присвоена капиталистом безвозмездно и составит прибавочную стоимость.
Это и есть то самое знаменитое теоретическое построение Маркса, сыгравшее выдающуюся роль в мировой истории. Нам легче будет объяснить, что в этих рассуждениях было неправильным, если мы вначале укажем на истинный источник прибыли на капитал. Для этого нам придется вначале найти тот механизм, благодаря которому при простом товарном производстве товары действительно продавались по стоимости, то есть в соответствии с вложенным в них трудом.
При простом товарном производстве продуктами своего труда обменивались крестьянин, ткач, сапожник, столяр, лесоруб, кожевенник и так далее. Что произошло бы в том случае, если бы, скажем, ткачам удалось повысить цену на свой товар вдвое? Ясно, что их уровень жизни повысился бы также вдвое. То есть, он стал бы выше по сравнению с жизненным уровнем людей, занимавшихся другими профессиями. Но эти высокие заработки неизбежно привлекли бы в эту отрасль производства дополнительную рабочую силу. Сапожник или столяр вполне могли переменить профессию и изучить профессию ткача. И тем более молодое поколение, только вступавшее в жизнь, стремилось бы овладеть этим прибыльным искусством. В результате рынок вскоре был бы переполнен тканями, и отрасль столкнулась с их перепроизводством. От этого цены на ткани неизбежно бы упали, и они вновь стали продаваться по их стоимости. То есть в соответствии с вложенным в них трудом. Именно равенство в позиции людей, участвующих в обмене, заставляет при простом товарном производстве продавать товары по их стоимости.
Но если это равенство нарушается, если у одной из обменивающихся сторон имеется какое-либо преимущество, того или иного вида монополия, то цена на их товар будет обязательно превышать его стоимость. В свое время, к примеру, монополией владели люди, знавшие секрет изготовления фарфора. Спрос на этот модный товар был большим, тогда как поставки его ограничены, поскольку секретом изготовления владели только немногие. Поэтому цена на фарфор значительно превышала его стоимость. В данном случае цену диктовал производитель. Ни столяр, ни сапожник не могли переменить профессию и заняться производством фарфора, переполнив тем самым рынок товаром, поскольку они не знали секрета его изготовления.
Точно также в течение многих столетий существовала высокая цена на венецианское стекло. В конце XIII века мастера на острове Мурано научились изготовлять стекло настолько же чистое, как алмаз. Аристократия во всей Европе заполняла свои дворцы зеркалами и люстрами, изготовленными этими искусными мастерами, а посуда из венецианского стекла украшала их праздничные столы. Посетивший в 1484 году Венецию немецкий монах фра Фабро писал: «Нигде на свете нельзя найти мастеров, умеющих из столь хрупкого материала изготовлять вазы такой поразительной красоты форм, которая ставит их значительно выше и золотых, и серебряных сосудов, и даже тех, что украшены драгоценными камнями». И в самом деле, цена на изделия венецианских мастеров в десятки раз превосходила их стоимость. Имевшийся у них секрет приносил Венеции такой значительный доход, что чтобы его не утратить, городские власти запретили мастерам уезжать из Венеции под страхом смертной казни.
Во времена Адама Смита во Франции очень ценили вино, получаемое из винограда, который мог произрастать только на почве, обладавшей особыми редкими свойствами. А поскольку таких участков было мало, и от этого предложение ограничено, то цена на этот сорт вина намного превосходила его стоимость. Хотя для его изготовление требовалось затратить не больше труда, чем на вино из обычного винограда. Общее правило рынка таково, что там, где у одной из участвующих в обмене сторон имеется какого-либо рода монополия, там цена на товар не совпадает с его стоимостью.
Теперь обратимся к такому примеру. Представим, что существовали две страны, разделенные морем. На одном берегу железная руда была бедной, и требовалось много труда, чтобы получить из нее готовый продукт. Стоимость тонны железа из этой руды была эквивалентна, предположим, стоимости 10 килограммов серебра. А на другом берегу, лежащим за морем, руда была очень богатой и состояла почти из чистого железа. В мире встречаются такие богатые месторождения. Поэтому для получения железа в этой стране требовалось приложить труда в десять раз меньше. Отсюда и стоимость каждой его тонны была равна всего одному килограмму серебра. Разумеется, приведенные цифры произвольные, они нам нужны только для примера.