Кертис не был храбрецом. Никогда не был. Ему приходилось собирать все свое мужество, чтобы припугнуть кого-либо, а когда пугали его, отвага сразу же улетучивалась.
- Нет, - пробормотал он, опуская плечи.
- Кинь мне сверток, - приказал здоровяк. Кертис повиновался. - И кошелек!
Казалось, будто любое стремление сопротивляться покинуло Кертиса. Не осталось сил даже схитрить. Он едва-едва держался на ногах. Гость схватил брошенный на стол кошелек, кончиками пальцев растянул горловину и заглянул внутрь.
Заломив от отчаяния руки, Кертис простонал:
- Это все, что у меня есть.
- Я знаю, - ответил человек, вставая. - Я проверил.
Он вышел из-за стола, и Кертис отшатнулся к шкафу, в котором ничего не было, кроме пыли и паутины.
- Мой долг уплачен? - еле слышно спросил он.
- А ты как думаешь, уплачен твой долг?
Они обменялись взглядами. Кертис сглотнул комок в горле.
- А когда долг будет уплачен?
Здоровяк высоко поднял плечи.
- А как ты думаешь, когда он будет уплачен?
Кертис снова сглотнул, прошептал дрожащими губами:
- Когда Рудокоп скажет?
Здоровяк приподнял одну бровь, разделенную напополам проплешиной шрама.
- У тебя есть еще вопросы... на которые ты не знаешь ответы?
Фехтовальщик упал на колени, хватаясь за голову. Лицо гостя сквозь пелену слез расплывалось. Но стыда не было. Посещения Рудокопа лишили его остатков гордости уже давно.
- Оставь мне хоть что-нибудь... - прошептал он. - Хоть что-нибудь...
Гость обернулся, смерив его взглядом пустых рыбьих глаз.
- А зачем?
Балагур прихватил еще и шпагу - все равно, кроме нее, в комнате не было ничего ценного.
- Я приду через неделю, - сказал он.
Он не угрожал, просто предупредил заранее, в соответствии с условиями договора, но голова Кертиса дан Брой поникла, и он зарыдал.
Первым побуждением Балагура было утешить дворянчика, но он передумал. Зачем множить ошибки?
- Пожалуй, тебе не стоило залезать в долги, - бросил он на прощание.
Его всегда удивляло, что люди, которые занимали деньги, не пытались считать проценты. Знание пропорций и немного времени, а ведь как увлекательно. Не так уже трудно выучиться. Но, возможно, они склонны переоценивать свои доходы, отравляясь сладкой ложью и видя во всем только светлую сторону? Удача их не обманет, все наладится, все получится просто потому, что они такие вот особенные. Но Балагур не питал иллюзий. Он знал, что представляет собой лишь самый заурядный винтик в сложном механизме под названием жизнь. Он всегда опирался на трезвое видение мира.
Теперь он топал по улицам, отсчитывая шаги до убежища Рудокопа. Сто пять, сто четыре, сто три...
Просто поразительно, каким маленьким кажется город, если измерить его. Все его жители, все их желания, суждения и долги теснились на узкой полоске осушенного болота. По мнению Балагура, болото потихоньку пытается вернуть взятый некогда заем. И он думал, что это к лучшему, в конце концов.
...семьдесят шесть,
семьдесят пять,
семьдесят четыре...
Балагур заметил "хвост". Неужели карманник? Бросив небрежный взгляд на палатку торговца, он увидел ее краем глаза. Девушка с темными волосами, собранными под берет, одетая в куртку, слишком большую для нее. Чуть старше ребенка. Балагур сделал несколько шагов вдоль узкого прохода и повернулся, загораживая путь и откидывая полу плаща, чтобы показать рукояти четырех из шести его ножей. Преследовательница выглянула из-за угла, а он просто стоял и смотрел на нее. Только смотрел. Девочка замерла, судорожно сглотнула, дернулась вправо-влево, а потом отступила и смешалась с толпой. Вот и все, что было...
...тридцать один,
тридцать,
двадцать девять...
Сипани и, в первую очередь, его вонючий и сырой Старый Квартал кишел ворами. Они назойливо вились вокруг, словно мошки в летнюю пору. А кроме того, разбойники, грабители, взломщики, мошенники, убийцы, буяны, барышники, жулики, игроки, букмекеры, ростовщики, вымогатели, нищие, сутенеры, скупщики краденого, нечестные на руку купцы, не говоря уже о бухгалтерах и законниках. Насколько выяснил для себя Балагур, законники представляли самую отвратительную касту. Иногда казалось, что в Сипани вообще никто не трудился. Главным занятием для его жителей стало изъятие денег у себе подобных.
Но Балагур никогда не считал себя лучше других.
...четыре, три, два, один и двенадцать шагов вниз мимо трех охранников и через двойные двери к логову Рудокопа.
Внутри клубился густой дым, пробиваемый светом от ламп в виде цветов, стояла жара от тяжелого дыхания и движущихся тел, в уши забивался негромкий гул нескончаемой болтовни. Здесь выдавали тайны, разрушали репутации и предавали доверие. Впрочем, все точно так же, как и в других подобных местах.
Двое северян пристроились за столиком в углу. Один из них - острозубый, с длинными прямыми волосами - откинулся на спинку стула, едва не падая, и зажал трубку в зубах. Второй держал в правой руке бутылку, а в левой - маленькую книжку, которую рассматривал, шевеля бровями.
Почти всех постоянных посетителей Балагур знал в лицо. Завсегдатаев. Некоторые приходили напиться. Некоторые - поесть. Большинство сдвинулись на азартных играх. Стучали, перекатываясь, кости, шлепали по столу карты, глаза в тщетной надежде следили за колесом рулетки.
Азартные игры не приносили основного дохода Рудокопу, но благодаря им люди залезали в долги, а вот долги-то и приносили главную прибыль. Поднявшись по лестнице в двадцать три ступени, Балагур увидел охранника с татуированным лицом, который приветливо помахал ему.
Трое других сидели там же, потягивая выпивку. Самый мелкий улыбнулся и кивнул, пытаясь, возможно, задружиться. Самый здоровый - напыжился и ощетинился, чувствуя соперника.
Балагур не обратил внимания ни на того, ни на другого. Он давно уже оставил любые попытки разгадать сложную математику человеческих взаимоотношений, не говоря уже о том, чтобы в них участвовать. Если этот человек позволит себе что-то сверх настороженности, разговор вместо своего хозяина будет вести тесак Балагура. А он в спорах всегда оказывался сильнее даже самых убедительных доводов.
Госпожа Борферо - мясистая женщина с темными кудрями, которые выбивались из-под пурпурной шапочки, - носила маленькие очки, ужасно увеличивающие глаза. И пахло от нее ламповым маслом. Она обитала в небольшой, забитой столами с бухгалтерскими книгами прихожей перед кабинетом Рудокопа. Когда она впервые встретилась с Балагуром, то ткнула пальцем в дверь за своей спиной и сказала:
- Я - правая рука Рудокопа. Его не беспокой никогда. Никогда! Будешь говорить со мной.
Балагур, конечно, понял, едва увидев, с каким мастерством она обращается с числами в книгах, что кабинет пустой, а Борферо и есть Рудокоп, но она выглядела такой довольной, что уловка удалась, и он решил подыграть. Он никогда не любил раскачивать лодку. Кто так поступает, обычно тонет. Кроме того, игра позволяла представить, что приказы исходят от другого человека, таинственного и всесильного. Его можно использовать, как чулан, куда складываешь вину за содеянное. Глянув на кабинет, Балагур задумался - есть ли за дверью комната или, открыв ее, он обнаружил бы кирпичную кладку?
- Что ты сегодня добыл? - спросила Борферо, листая раскрытую книгу и макая перо в чернильницу. В любом серьезном деле без этого никуда.
Она уважал ее и даже восхищался, но не признался бы в этом никогда в жизни. Как правило, люди обижались на его комплименты.
Балагур высыпал монеты в ладонь и позволил им соскользнуть на неровные столбцы с именами заемщиков и суммами долга. По большей части медяшки с небольшими вкраплениями серебра.
Борферо подалась вперед, сморщив нос и сдвигая очки на лоб. Без них ее глаза показались слишком маленькими.
- Ну, и шпага тоже, - добавил Балагур, прислоняя оружие к столешнице.
- Скудный урожай, - пробормотала Борферо.
- Там почва каменистая.
- Очень верно подмечено. - Она сбросила очки на место и принялась выводить цифры в колонке. - Жить все труднее. - Эти слова Борферо повторяла часто, будто могла объяснить ими все на свете.
- Кертис дан Брой спрашивал у меня, когда долг можно будет считать выплаченным?
Она подняла глаза, удивленная вопросом.
- Когда Рудокоп признает, что долг выплачен.
- Я ему так и сказал.
- Хорошо.
- Вы говорили, чтобы поискал... сверток. - Балагур выложил добычу на стол. - У дан Броя было это.
Вещица казалась довольно бесполезной. Чуть меньше фута в длину, завернута в крашеную и потертую кожу с выдавленной надписью или числом. Нет, точно не число, поразмыслив, признал Балагур.
Госпожа Борферо вцепилась в сверток, но тут же мысленно выругала себя за излишнюю поспешность. Она ведь знала, что никому не может доверять в этом деле. Зачем вызывать лишние вопросы. Подозрение. Как этот дешевка дан Брой завладел такой вещью? Нет ли здесь подвоха? Не работает ли Балагур на гурков? Или на Карколф? Или вообще двойная игра? Сети, которые плетет эта самодовольная сука, раскинуты без конца и края. Тройная игра? И где же выход? Где выигрыш?
Четверная игра?
Лицо Балагура не выражало ни малейших оттенков алчности или амбиций. Не выражало вообще ничего. Он, вне всяких сомнений, малый со странностями, но прибыл с отличными рекомендациями. Он казался деловым человеком, и Борферо это нравилось, но она никогда не произнесла бы похвалу вслух. Начальник должен соблюдать определенные принципы.
Но многое на самом деле проще, чем кажется на первый взгляд. В жизни Борферо довольно часто случались неожиданные повороты.
- Возможно, это оно и есть, - протянула она задумчиво, хотя не сомневалась с самого начала.
Но она была не из тех женщин, которые напрасно тратят время на пустые домыслы.
Балагур кивнул.
- Ты хорошо поработал.
Он снова кивнул.
- Рудокоп хочет сделать тебе подарок. - Она всегда утверждала, что со своими людьми нужно быть щедрым, а не то найдутся другие, более щедрые.
Но Балагур словно и не заметил ее великодушия.
- Хочешь женщину?
- Нет. - Казалось, его это предложение слегка оскорбило.
- Мужчину?
- Нет. - С тем же откликом.
- Дурь? Выпивка...
- Нет.
- Но должен же ты чего-то хотеть.
Он пожал плечами.
Госпожа Борферо надула щеки. Она всегда дергала людей за ниточки их желаний. А что делать с человеком, который не хочет ничего?
- Почему бы тебе не поразмыслить над этим?
- Я подумаю, - неторопливо кивнул Балагур.
- Тебе попались на глаза двое северян с выпивкой?
- Да, я видел двух северян. Один читал книгу.
- Правда? Книгу?
- Любители чтения есть во всех уголках мира, - Балагур пожал плечами.
Борферо вышла в зал, невольно обратив внимание на огорчительное отсутствие богатых посетителей. Этой ночью значительной прибыли можно не ждать. Если один из северян и читал, то ему надоело. Омут хлебал ее лучшее вино прямо из горлышка бутылки. Трое других переместились под стол. Отмель курил трубку с чагой, завоняв весь воздух вокруг. Обычно Борферо не позволяла такого, но для этих двоих пришлось сделать исключение. Почему банк обратился к услугам столь отвратных типов, она не знала. Но была уверена, что богатые люди могут не объяснять своих прихотей.
- Господа, - произнесла она, опускаясь на стул.
- Где? - Отмель хрипло хохотнул.
Омут медленно приподнял бутылку и глянул на подельника с откровенным презрением.
Но Борферо, голосом ласковым и рассудительным, продолжала гнуть свою линию.
- Вы говорили, что ваши... работодатели были бы весьма признательны, если бы я раздобыла... Ну, вы упомянули некую вещь.
Оба северянина оживились и подались вперед, будто на ней было что-то написано. Омут кинул на пол пустую бутылку, которая покатилась в сторону.
- Весьма и весьма признательны, - сказал он.
- А на какую часть моего долга может распространиться их признательность?
- На весь.
Борферо почувствовала легкий зуд. Свобода. Да неужели? Прямо здесь, в ее кармане? Но она не могла позволить какой-либо оплошности сыграть злую шутку. Чем больше ставка, тем больше осторожности требуется.
- Мой долг будет списан?
- Насмерть, - наклонился Отмель, чиркнув мундштуком трубки по заросшему щетиной горлу.
- Насмерть! - прорычал его брат, приближаясь с другой стороны.
Ей никогда не нравилось лицезреть покрытые шрамами рожи отребья и убийц рядом с собой. Даже их близкое дыхание выводило из равновесия.
- Отлично! - пискнула Борферо, кладя сверток на стол. - Тогда я немедленно отменяю проценты по платежам. А вы, будьте любезны, передайте мое почтение вашим... работодателям.
- Само собой! - Отмель не столько улыбнулся, сколько оскалил острые зубы. - Хотя, думаю, твое почтение им до одного места.
- Ничего личного, - Омут не улыбался. - Просто наши работодатели не заморачиваются по мелочам.
- Жить все труднее, - глубоко вздохнула Борферо.
- А когда было иначе? - Омут поднялся и сграбастал сверток здоровенной лапой.
Когда Омут шагнул в ночь, прохладный воздух ударил его, как пощечина. В Сипани нет ничего приятного, хотя иногда в него приходится возвращаться.
- Должен признаться, - откашлялся и сплюнул он. - Я слегка перебрал.
- Точно, - согласился Отмель, отрыгиваясь и вглядываясь в туман. По крайней мере, мгла слегка развеялась. Ну, достаточно неплохо для этого города, напоминающего ад. - Замечу, не самое правильное решение, когда ты на работе.
- Ты прав. - Омут попытался рассмотреть добычу, насколько позволит слабое освещение. - Кто знал, что это свалится на наши головы?
- Только не я... Мы же по одной, - нахмурился Отмель. - Или... не по одной?
- Мы собирались по одной, - сказал Омут.
- За одной кружкой обычно тянутся еще и еще. - Отмель напялил дурацкую, уродливую шляпу. - Прогуляемся до берега, а?
- В этой шляпе ты выглядишь, как поганый засранец.
- Ты, братишка, помешан на внешности.
Омут зашипел в ответ.
- А этого в самом деле хватит, чтобы перекрыть долг этой женщины, как думаешь?
- Сейчас, может быть. Но ты же знаешь, как бывает. Если один раз задолжал, то выплачиваешь всю жизнь.
Омут снова плюнул и зашагал вперед со свертком в руке, пока переулок особо не шатался. Он не собирался прятать добычу в карман, откуда его мог вытащить какой-нибудь говнюк. Сипани кишит ублюдками-карманниками. В последний раз, когда он приезжал сюда, какая-то сволочь сперла его носки, и северянин растер ноги до кровавых водянок, возвращаясь домой. Кто ворует носки? Проклятые стирийские ублюдки... Поэтому ценную вещь лучше не выпускать из рук. И пускай эти говнюки попробуют ею завладеть.
- И кто из нас засранец? - бросил вслед Отмель. - Берег в другую сторону.
- Только мы не собираемся на берег, - рявкнул Омут через плечо. - Мы должны кинуть это в колодец в старом дворе по соседству.
- Мы? - Отмель поспешно догнал его. - Кинуть?
- Нет, придурок, это я так шучу.
- Почему в колодец?
- Потому, что он так решил.
- Кто решил?
- Бугор.
- Маленький бугор или большой бугор?
Даже будучи хорошенько поддатым, Омут сообразил говорить потише.
- Лысый бугор.
- Вот дерьмо... - охнул Отмель. - Лично?
- Лично.
- Как это было? - спросил Отмель после недолгого молчания.
- Это было более чем страшно. Спасибо, что напомнил.
Теперь повисла тишина, прерываемая лишь шарканьем сапог по мокрой мостовой.
- Лучше бы мы не ввязывались в это гребаное дело, - нарушил молчание Отмель.
- Прими мои искренние благодарности, - ответил Омут. - Ты просто сраный провидец. Гребаных дел следует избегать всегда и везде, да?