- А я знаю? - Не ласково обошлась девушка.
Возле церкви, под сенью тополевой аллеи, дурманящей ароматом прели и потоками солнечной пестроты, Гришуня приобнял спутницу за плечи. Нина сомлела, но виду не подала, и руку решительно не отвела.
- Хочешь мороженое? - Напрямик спросил парень строптивую диву.
- Хочу, - так же прямо ответила дива, слегка помедлив в речах. - ты, что ли, угостишь?
- А хоть бы и я.
И они - парочкой - молча устремились к мороженице, встали в длинную очередь.
А город гудел по случаю долгожданного всенародного Торжества, как разгоряченный духовой оркестр! Барабанный гул, радостные людские вскрики и бравурные обрывки патриотических гимнов взметались ввысь! Красные флаги гордо трепетали на древках вкупе с красными флагами на здании Горсовета. Одни лишь воздушные шары, наполненные углекислым газом людских выдохов, волочились по асфальту и громко - на потеху - лопались. И было это Торжество единым живым организмом, развязно требующим зрелищ и хлеба, хлеба и зрелищ, будто бы без этого разнузданного чревоугодия не браво реяли красные флаги и не бравурно гремели гимны.
Толпы шатающихся горожан, как ртутные лужицы, перетекали по площади, отыскиваясь и сливаясь в хохочущие группировки старых знакомых и друзей, сообща глазеющих на массовые зрелища. И вновь растекались в поисках невиданного и необычайного. Привлеченные гамом птицы, эпидемически заражались людским азартом и возбужденно обсуждали всеобщее сумасшествие.
Самая большая группа горожан толпилась у стола, разыгрывающего беспроигрышную лотерею. Иногда здесь взрывались восторженным хохотом, выиграв погремушку, безделушку, либо портрет партийного вождя.
- Пошли ко мне в общагу? - Ласково пригласил Гришуня "чувиху", аппетитно поедающую мороженное. Она аккуратно вылизывала серую стенку стаканчика и не спешила с ответом. - У нас никого нет. А на вахте Егорыч сидит, он с утра квасанул бражки...
-Не-е...- подумав, отказалась девушка. - Я беременная.
Гришуня стыдливо оглядел ее аккуратненький животик, прикрытый пестреньким сатиновым сарафанчиком, и, ничего не обнаружив, недоверчиво улыбнулся.
- Ну и чё...беременная... А мне какая разница?
- Ты чё, чувак, за дуру меня принимаешь? Сказано - беременная, значит, не могу я по общагам шариться.
- Да ладно... А ты чё - замужем? Или понтуешь?..
- Не твое дело. А хоть бы и замужем.
- Да ради бога!.. А де муж?
Нина аккуратно смяла стаканчик от мороженного, отбросила его к забору, и независимо побрела сквозь толпу. Гришуня неотступно следовал по пятам.
- Нинель, а Нинель... Я сохну по тебе. Поехали в Ермаки, с родителями познакомлю?
- Ещё не хватало! Сказано - замужем...
- Понтуешь... я все про тебя знаю. Мне Оксана с Юлькой разболтали. Не веришь?
- Верю - не верю, тебе -то что? Замужем - не замужем... Я не от тебя беременная! Успокойся, Гриня... Чё ты, как маленький...
-...принц, что ли?
-Ага, вроде того.
- Маленький Принц - козырный чувак. Он был в ответе за тех, кого случайно...приручил. Ты читала?
- Ещё чего?!. Какой ещё принц? Гриня, ты с Егорычем - не того, случаем?.. Не хватанул бражки ? Смотри, загребут в КПЗ.
Обескураженный Гришаня молча следовал за горделивой подружкой. И уже не было уверенности в успехе, не веселило царившие вокруг Торжество, не имела смысла даже дальнейшая красота окружающего мира. А и правда: в воздухе царило монотонное безобразие гула и гармонии, а по земле с обрывками газет волочило усталую праздность. Гришаня шел не в ногу.
- Нинель, а Нинель... а кто он, хахаль-то твой? Ну... отец...то есть...ребеночка? Может, я... все же?
- Сказала же!.. И не лезь в душу! Чё ты липнешь? Иди в свой кулек, Мук... маленький! - И она заторопилась, уходя сквозь толпу, от обескураженного парня. И смылась с глаз. Он посмотрел ей в след, зачем-то пересчитал мелочь в кармане и тоже растворился в толпе. Нина, тронутая за живое и бередимое, с обнаженной тоской в сердце, не испытывала ни радости, ни торжества.
А торжество набирало обороты! Мужи, изрядно хватанувшие "бормотухи", продававшейся на розлив и потому называвшейся в народе "рассыпухой", куражились своими талантами. Кидали пластмассовые кольца на длинный нос фанерного Буратино. Качали между ног двухпудовую гирю, Бегали в мешках. Победителей ждали признания жен и призы от спортсовета. Признания и призы были, как водится, символическими. Но лавры победителя - окрыляли.
- Люсьен, а Люсьен... - канючил иной победитель, - накати на стакашек, а?
- Я-те накачу... Нос красный как у Буратины будет. Тебе дали соску, вот и соси.
И весело хохотала над удачным образом.
- Товарищ, победивший на подушках, подойдите ко второй палатке! - Кричал хриплый рупор.
-...желающие на роль марионеток! - Вырывалось из цветастого балагана.
-...бидоны...бидоны...тазы для бани...
-...кто по-бе-дил на по-душ-ках? - Надрывался равнодушный хрип.
Нина бороздила толпу. На деревянных подмостках девчата из агитбригады исполняли популярную песенку. " Если тебе одиноко взгрустнется..." - и попадали каждым прочувствованным словом в изнывающее сердце нашей слоняющейся героини. Процеживая рассеянным взглядом пестрый калейдоскоп крикливого праздника, сквозь влагу глаз она бессознательно что-то искала... Темнолицее азиатское лицо, образ, облик... Наверное, тот единственный, дорогой ей, образ... Может быть, туманное видение, секундный миг счастья, которые опрокинули бы напрочь этот безразличный и бессмысленный, куражливый мир. "...Если судьба от тебя отвернется...". Сердце разрывалось от таинственной силы, вызывающей то сладкую истому, то слезливый спазм, а вовсе не боль и не муку. Смахивая слезы, Нина чему-то даже улыбалась. Вдруг это случится! Вот-вот произойдет необъяснимое чудо и он, её... парень... любимый, драгоценный, а главное, такой близкий, такой желанный... Как это может случиться?!! И все-таки пусть... пусть... пусть! сбудется её радость! Иначе... эти слезы задушат её.
Среди кружка городских бардов, притулившихся на углу площади, под тенистой сенью тополей и акаций, опять и опять голоса кричали о том, как "... шептали грузчики в порту...". Внезапно из этого кружка на Нину выпала бойкая желтоголовая блондинка.
-Нинель, как я рада! Никого из наших... Ты была на перетягивании каната?... А я здесь с Минькой Носовым. Он башли зашибает на баяне...Слушай, айда с нами на... на... В общем, пойдешь - не пожалеешь. Ой, какой сарафанчик! Где ты шляешься?!.
- А я тут с Гришаней бродила. Надоело все. Ты наших не видела?
- Каких ваших? Ты чё, чувиха?.. Все же в деревне.
- Да знаю.. . . А куда пойдем?
- В парк. Там танцы. - И Верочка Шиверских, как звали блондинку, беспечно поиграла бедрами.
- Не. - Нина скисла. Она вдруг почувствовала непривычную усталость.
Хотелось немедленно присесть, или даже прилечь. - Я до дому...
Внезапно появился Минька Носов. Прежней обаятельной персоной. Ежесекундно теряющей форс. Без баяна. Глаза его судорожно метались по лицам, точно запрещенные газовые фонари. Не заметив ничего подозрительного и даже живописного образа Нины, он молча схватил Верочку и поволок ее в аллею.
- Ой, Минька... Нинель...
Нина пошла за ними. Минька вынул из пазухи что-то желтое, перехваченное тесемочкой.
-Спрячь! - И бесстыдно стал совать сверток под подол Верочки.
- Ты чё! Чёкнулся!- Верочка стыдливо оглянулась на Нину. Сверток аккуратно свернула и положила его в прорезь платья, под лифчик.
- ...В парке...за ракушкой...счас давай, блядь, отсюда.- Он бормотал явно с перепуга. И так и не заметив Нину, скачками убежал.
- Чё это с ним?
- А я знаю?
- А что он тебе дал?
- Форцовщик несчастный...
Девушки недоуменно глядели друг на друга, пытаясь оценить ситуацию. В ту же минуту рядом раздался знакомый свист, и два человека в милицейской форме пробежали следом за Минькой. Девушки, не сговариваясь, почуяв не доброе, поспешили обратно, в толпу. И это был их роковой шаг. Стоявший позади милицейского оцепления капитан, окликнул их и жестом пригласил к себе.
Неожиданно Верочка попятилась и попыталась бежать. Но сержант из оцепления в два прыжка догнал ее и заломил руки. Нину тоже взяли под локти и не ласково повели к печально-знаменитому в городе автомобилю - ГАЗу из КПЗ. Хоп! - И студентки мигом оказались в одной компании с разогретыми "бормотухой" клиентами вытрезвителя. Их приняли весело и сочувственно: а как же иначе?
- А вас-то за что, девки? Вроде не выпимши...
- Небось, за анекдоты про Хруську?!
- ...песенки про Кубу! "Куба - любовь моя!..."
- Да ясно: шлюшки они!
Лечащий смех, сочувствие и сарказм как нельзя тесно уживаются в одной компании. А предвечернее остывающее солнце щурилось сквозь купола Спасского собора. И провинские горожане, утомленные Торжеством и весенней солнечной радиацией, растекались по улицам и переулкам. Домой... домой, к вечернему столу и мягкому креслу. К вечерним новостям из хриплого репродуктора. К соблазнительной супружеской постели.
Время и нам отбросить ненавистное перо, брезгливо прошествовать по черновикам к кухонному окну. Здесь, за плюшевой занавеской, нас ожидает ополовиненная праздничная норма. Праздник - он и в Африке праздник! Хотите... на брудершафт?..
...Нина всплакнула в одиночестве, вспомнив о распустившемся прямо на коленке чулке, с левой, кажется, ноги. Горько задумалась. Кровать с вензелями, швабра в углу... жутчайшая распря с комендантшей, двойки по всем профилирующим предметам. Девятимесячная беременность!.. боже, да когда это кончится?!. И кончится ли?..
Едва не загребли в КПЗ...до выяснения. То есть до утра. Хорошо, что лейтенантша, обыскивающая её на пороге камеры, обнаружила неожиданно для себя, не рахитичность в шестнадцатилетнем подростке, а самую обыкновенную беременность юной особы, и тут же доложила капитану... Последний не приминул зафиксировать всевозможные сведения о клиентке в сорокаминутном протоколе... С сожалением отпустил... К сожалению, не отпустил Верочку. В сверточке, извлеченном лейтенантшей из интимного тайничка, оказалась желтая "водолазка", происхожденим (по словам капитана) " маде ин не наша".
Слезы заливали стекло на столе. Преодолев тихую истерику, Нина стала собирать вещи в сумку, с намерением уехать завтра в деревню. Будь - что будет! Вот тут-то это и началось. Внезапная спазматическая боль, тошнотворная слабость и темнота. И тоннель. И полет в бесконечное ничто... Нина моментально все поняла. Чуть отдышавшись от приступа, смоталась до 207-й, где у Лизы Баховой... всегда было. Разбудила Лизку, наврала с три короба и, трахнув ее по балде книгой-- для понятливости -- взяла, таки "огнетушитель". О, это было все!..
Повеселев с первого же стакана, Нина моталась по коридору, выискивая свидетелей, очевидцев, а то и просто людей, знающих "что и как". Общага была полупустой, полупьяной и -- попросту безразличной. Торжество лучистого весеннего дня закончилось, как обычно, - пустотой бесприютной... Ох-хо-хо... Скучно-то как, девочки... Слышно было как шелестел обрывок пленки не выключенного магнитофона, и лаялась коменданша внизу, на первом этаже, противостояла проникновению подвыпивших кавалеров. Кто-то неуверенно... вдоль стены... возвращался в комнату из туалета... Нарыдавшись с тоски и одиночества, допив "огнетушитель", Нина отключилась и затихла до утра, о котором мы уже упоминали в нашем повествовании. Извините, если что не так. Свидетелей не было, за исключением медиков из родильного отделения, как всегда опоздавших, по причине сгоревшего стартера (или "полетевшего" трамлера) и поменявшихся сменой следующим утром, каким бы трагичным или счастливым оно не было...
Ну, слава те, господи!.. Все обошлось. За почин и благополучное завершение! Ибо это и был самый гнусный зачин повествования, для которого не только слов не было, но и шкалика не хватало.
Ах ты, Шкалик Шкаратин! Шка-лик-шка-ра-тин...Правда, интересное наблюдение? В молодости Женька получил по своим заслугам эту удачную (в стилистическом смысле слова) кликуху -- Шкалик. И отзывается на неё по сей час. Продумав эту деталь, нахожу, что надо следовать за устойчивой логикой жизни и тоже перейти в основном контексте повествования от незаконнорожденной фамилии Шкаратин к родственной кличке Шкалик.
Итак, Шкалик родился пьяным. Пошлепав его по ягодицам и не дождавшись адекватной реакции в форме младенческого крика, гинекологические специалисты из родильного отделения ЦРБ, положили Шкалика обратно в, извините, медицинский таз и призадумались: "Везти ли молодую маму в реанимационную палату роддома? Везти - чревато стопроцентной гарантией стафилаккокового сепсиса, прочно осадившего роддом в разгар предварительной победы развитого социализма. Оставить здесь, в первобытнородильных условиях - чревато служебным преступлением. Черт бы драл этих молодых безродных проституток! Черт бы драл это социалистическое отечество!.. Ни условий родить, ни презервативов, ни зарплаты... Ни черта!" Пока они так размышляли и чертыхались, Шкалик внезапно затрепыхался в медицинском тазу и впервые издал свой негодующий вопль с тривиальным на всех языках планеты текстом: "Ма-ма! ". Ах, Женька, друг мой лапчатый, горемыка несчастный, как он гордился впоследствии этим биографическим нюансом: это был тот первый раз, когда он, Шкалик, впервые выручал всю честную компанию. Все решилось как нельзя хорошо! В тютельку! В золотую сердцевинку конфликта... Служебное преступление, кстати, уже не первое в нашем криминогенном повествовании, не совершилось само собой.
Нина внезапно перешла из состояния "девушка" в состояние "женщина с ребенком", т.е. в одночасье стала мамой Ниной, героиней с незаконченной сюжетной биографией. И у нее, и ее новорожденного сына впереди была целая жизнь, полная таинственных превращений и удивительных метаморфоз. Вам любопытно?.. Вам хочется песен, как говорят одесситы? Их есть у меня!
Любезные почитатели моего повествования! Как автор, преступивший тему, полную уродливых искажений действительности, абсурдов отвратительной реальности, со всеми ее дырами, похмельными скандалами, ломкой, белой и даже родильной горячкой, я глубоко понимаю Ваши сомнения в отношении моей повествовательно-исповедальной линии. Понимаю, сочувствую вам, но не могу поступиться святой для меня, как и для каждого честного автора, правдой вымысла.
В доверительной обстановке кстати вспомнить о Вирусе. О-о о, это фантастическое Существо! Впрочем, не Существо, а реальное аномальное явление. Да вы закусывайте, не торопитесь. Вас посещают видения? Мерещится всякая всячина? Может быть, чудится что то необъяснимое? Это Вирус. Он давно открыт учеными, но не пойман и не опознан, как не пойман легендарный Снежный человек. Вы нам верите? Ныне, в доверительной компании, где милые незнакомые женщины приятно пахнут шотландским виски и уже никто не помнит пойло сомнительного происхождения, отдававшее резиной и окрещенное в знающих кругах "калошей", не пристало нести несусветную околесицу. Но, впрочем, как и в те застойные времена, вкушая легендарную "пшеничную", зажевывая её вонючий запах хвостом ржавой атлантической селедки, могу ли я позволить себе трезво врать собутыльнику по застольному периоду? Пусть отсохнет моя наливающая рука! Не толкайте меня под ... неё.
Вирус существует! Точнее, является нашему воображению по строго определенным правилам. Ну как это объяснить?.. Если вы до...живались до белой горячки, вам, очевидно, не надо толковать о зеленых чертиках и белых божиньках, сосуществующих с нами в параллельных мирах. Гвозди, изгибающиеся как черви, и тыквы накатывающиеся на нас по ночам.... И еще человекоподобные прихвостни, портящие нашу голубую кровь... Вы нас понимаете. За это стоит плеснуть...
Глава третья. Легенда вторая. Н екто Цывкин