Атар вдруг отчетливо почувствовал сладкий запах далёкой родины. Перед глазами проплыли картинки раннего детства, лицо отца…
— Подумай, — не унималась навь, — конечно, вслед за старостью всё равно приходит смерть, но если ты встретишь её там, то это произойдёт легко и просто, а если здесь!.. Поверь мне, на родине умирать всегда приятнее, чем на чужбине. Ведь сказано же в ваших Ведах: «Не покидайте курганов Предков…». Скажи, кто придёт тут к твоей могиле, кто вспомнит имя погребённого не как раньше — в кроде[iv]— а уже по-новому, в земле?
Невзрачный холмик над тобой быстро зарастёт травой, а вскоре и вовсе пропадёт. Сверху будут пастись коровы, мало того, они ещё и гадить станут тебе на голову. Если не веришь мне, полистай на досуге звёздные карты. Полистай — и ты увидишь тень зловещей звезды прямо на солнце твоего рождения. Просто ужас…!
— Ты же знаешь, я не отступлю.
— Не уверен, — стоял на своём демон. — Просто сейчас пришло время в очередной раз сделать свой выбор. Заметь: не мы, а ваши всемогущие Боги определили эти важные вехи в судьбе каждого мыслящего существа — «выборы». Поправь меня, если я ошибаюсь, но мне кажется, это звучит так: «Выбор есть всегда». Как тебе известно, сами Боги определяют в этом деле и разнообразных помощников или посланников, как добрых, так и недобрых. Видишь? Так что я послан к тебе вполне легально.
У каждого, знаешь ли, своя работа, своё ремесло. У меня своё — у тебя твоё. Даже Богиня Макошь — и та трудится день и ночь. Плетёт несчастная старушка с дочерьми свои коврики Судьбы от порога до порога выбора. Кому мягкие, кому жёсткие...
Завтра, после восхода солнца, тебе доведётся встретить того, кто превратит твоё Учение в смятение. Именно из-за него ты и примешь ту самую страшную, просто кошмарную смерть.
— Ну, наконец-то снова начал пугать, — спокойно ответил Атар, — а то я уже стал думать, что вы с Мороком поменялись местами. Уж больно искусно ты ведёшь неправую игру. Смотри, не переусердствуй, срывая древние печати Знаний. Будет грыжа, как у Чёрнобога.
— Глупец! — взорвалась приступом бешенства навь, и в его глазах вспыхнуло пламя Пекла. — Что ты о себе возомнил? …Подыхай же тогда, глотая собственную кровь, чтобы хоть на миг продлить предсмертное дыхание!
Атар привстал и, прикрываясь спасительным щитом, смело сделал два шага вперёд.
В момент, когда щит Вакшьи должен был коснуться демона, тот вдруг исчез. Небо снова выгнулось голубым куполом, а тёплый, лёгкий ветер продолжал гнать золотые пшеничные волны к далёкому горизонту.
Парсу вдруг стало так легко, что он, недолго думая, оттолкнулся от земли и полетел, поднимаясь всё выше и выше над хлебными волнами. Под его ногами мелькали острые вершины елового леса, потом снова пошли поля, поля...
Вдруг он заметил копошащуюся у земли стаю чёрных птиц. Атар опустился ниже. Открывшаяся картина заставила его онеметь. Впереди лежало безкрайнее поле, устланное от края до края человеческими телами. Словно скошенная неумелой рукой перезревшая трава, щетинясь торчащими из земли копьями и тонкими пиками с потрёпанными воинскими стягами, припав к жирной, чёрной земле, спало мёртвым сном неисчислимое войско.
Снующие вокруг спящих вороны и дикие псы жадно насыщали свою плоть, ловко отхватывая куски живого, тёплого мяса от обездвиженных неведомой Силой человеческих тел. Внезапно в голове Атара зазвучали слова древнего поэта Аль Магамата. Парс был уверен в том, что уже давно забыл этот стих, услышанный ещё в детстве в величественном храме Тиштара:
…канула ночь, и открыли лучи,
Словно ключи,
Кровавый восход…
Сон, сваливший целый народ,
Под пылью забвенья прятала тень.
«Сон», — скажет кто-то, а я скажу — лень.
Страх всё побеждает,
Гнёт твою голову к тупости.
Кто, как не ты, в тебе решает?
Будь выше трусости!
Глупость страх рождает,
Толкает невежеством к трусости.
Кто, как не ты, в тебе решает?
Будь выше глупости!
Лень трусость рождает,
Та гнёт перед ней колени.
Кто, как не ты, в тебе решает?
Будь выше лени!
Пороками Зло повелевает,
Сжигает Души дотла.
Кто, как не ты, в тебе решает?
Будь выше Зла![v]
Едва прозвучали последние слова, в небе раздался высокий и чистый звон. Атар был просто изумлён. И каким же благородным должен быть металл столь сладкозвучного колокола? Звездочёт Атар Ари знал о том, что такой звон слышен с Небес только в дни великих битв. Это воины прошлого призывают потомков к оружию.
И вдруг в чернеющую позади парса полосу леса ударила молния. Из ослепительной вспышки появился вооружённый всадник. Над его головой, словно радужная корона, сияло божественное свечение. Он привстал в стременах и поднял к небу огненный меч. В тот же миг из булатного клинка вырвался ослепительный луч света и ударил в голубую бездну. Воздух повторно наполнился звоном. Голос тысячи колоколов, отразившись от небесной тверди, рухнул на спящую землю.
Над притихшим от грома далёким лесом стало проявляться большое белое пятно. Вначале Атар подумал, что это облако, однако, присмотревшись, увидел силуэт огромного, размером в половину неба, белого медведя.
Небесный исполин остановился, поднял голову и заревел. В ответ в земле что-то заклокотало, застонало. Послышался далёкий гром, вторящий великану.
Он во второй раз поднял голову, и снова небо наполнилось глухим громовым рёвом. Будто невидимые горы катили огромные валуны на землю, отчего её трясло, словно в лихорадке. В воздухе запахло сыростью и гнилью. Поле покрылось страшными воронками-язвами, жадно засасывающими изуродованные диким зверьём тела.
Внезапно стало тихо. Слышалось только эхо уносящегося в безконечность грома. Медведь в третий раз поднял голову и, взревев, начал медленно таять в глубоком цвете неспокойных небес.
Атар снова оторвался от земли. Он поднимался всё выше и выше, а внизу, под его ногами, стряхнув себя тяжёлый вековой сон-наваждение, пробуждались воины…
[i] Парсийский — персидский.
[ii] Нагалище — ножны.
[iii] СМЕРД — человек, нарушающий Законы Всевышнего для явного мира и посему имеющий неприятный запах тела («смерд» — находящийся при смерти, гниющий, разлагающийся, зловонный, смердящий). Смерд ставит целью своей жизни только еду, отдых, совокупление, оборону и развлечение. Это те людские сущности, которые не особенно желают трудиться и стремятся только тешить свои низменные чувства и потребности. По сути вырожденцы.
[iv] Крода — костёр для обрядового погребения усопшего.
[v] Аль Магамат имя вымышленное, это стихотворение автора, Алексея Войтешика
ЛАРЬ 1 КЛУБОК 2
КЛУБОК 2
Атар открыл глаза. В стенной бойнице древнего Капища проносились быстрые тени. Это россыпи поднятой ветром палой листвы с шелестом сыпались под ноги своенравной Царице-осени. Убедившись в тщетности своих попыток угодить ей в подборе рисунка ковра, трудяга-ветер злился, завывая в кронах голых деревьев, ломая слабые сухие ветви, поднимая отвергнутую царицей золотую фольгу листвы и унося её куда-то в холодный мрак хмурого рассвета.
Старик Ари не спешил покидать своё тёплое ложе. Снова и снова переворачивая в памяти ночное видение, он понимал, что подобное внимание со стороны Тёмных Сил не сулит ему в ближайшем будущем ничего хорошего.
Ему не очень-то хотелось верить в то, что в своём долгом жизненном пути он постоянно находился под присмотром тех, кого он называет Злом. Однако теперь ему просто не оставалось ничего другого, как признать это. Оказывается, всё, начиная с того момента, когда он и его отец покинули свой дом, и заканчивая нынешней жизнью Атара, внимательно отслеживалось неусыпным оком Врага.
Неужели Тёмные Силы на самом деле стоят безсменными дозорами на всех жизненных перепутьях людей, ревностно следя за тем, чтобы кто-нибудь непременно оступился? Ведь встречаются нам и Светлые Учителя, но! Так уж устроен мир, что Тёмные «наставники» рядом с людьми оказываются куда-как чаще. Покровительство Тёмных и Светлых Сил в равной степени могут происходить даже в рамках одного рода, одной семьи. Вот сегодня, чем не пример?
Как-то давным — давно Рахмету — отцу Атара встретился седой старец, открывший за радушие и гостеприимство ему, простому пастуху, Путь Светлых. А через много лет самого Атара нос к носу столкнули во сне с Тёмными. И теперь, кто знает, чем этот их визит может для него обернуться?
Тогда, после памятного разговора отца со старцем, в самом начале их Большого пути, предок Атара оставил всё имущество брату, забрал своего малолетнего сына и отправился с ним к Крыше Мира, в храм Небесного Воина Тиштара.
Пробыв там девять лет и вобрав в себя мудрость и Свет Вечных Знаний, Рахмет снова собрался в путь. Он забрал с собой бывшего тогда на попечение священников, подросшего Атара, воспитывавшегося всё это время в пределах Духовной школы при Храме. Следуя указанию своего Духовного наставника, бывший пастух отправился на север, в священные земли Беловодья, где проживали нынешние потомки древних Арийских Богов…
Атару вдруг вспомнился день смерти отца. Уже немолодой к тому времени Рахмет давно чувствовал что-то недоброе от соседства с теми, кого выгнали в леса местные огнищане. Как только он увидел приближающихся к Капищу оборванцев, тут же отослал сына в лес, приказав не появляться больше тут, что бы ни случилось.
Вскоре Храм вспыхнул. Чумазые голодранцы бегали вокруг него, что-то кричали. Выволокли из задымлённого здания окровавленного отца и стали бить его кольями. Затем, оглушив, связали и бросили в огонь. Про прячущегося в лесу подростка никто, к счастью, даже и не вспомнил...
С этого момента и начались безконечные скитания Атара по просторам этой древней страны. Он исходил её всю вдоль и поперёк от Русского моря[i], через дышащие смертью пески и степи, в обход Великого Леса, до самых Рипейских гор[ii].
Теперь, с высоты прожитых лет, легко было вспоминать то далёкое прошлое. Это сейчас Атар уже хорошо знает язык Рассен и способен легко различать наречия и характерные для каждой местности особенности диалекта. А ведь было время, когда ему приходилось выдавать себя за немого, поскольку к немым здесь относились гораздо лучше, чем к смуглокожим чужакам. Хотя, если быть откровенным, и у немых тут тоже была жизнь несладкая. Потомки Ариев относились с большой опаской к тем, кого Боги лишили возможности говорить на их древнем языке.
Что ни говори, а Тёмный посланец правильно заметил, старик действительно натерпелся в этих краях всякого, и в юности, и в зрелом возрасте. Сколько ни скитался он по здешним просторам, нигде не находилось Атару места. Так и бродил он от веси к веси, словно ветер, пока в который раз снова не упёрся в седой гребень Рипейских гор.
Теперь он и сам не скажет с полной уверенностью, случайно ли набрёл как-то на старое здание Капища Дïда[iii] рядом с погостом или это оно, древнее и величественное, заметив измученного скитаниями странника, само впустило его под защиту своих толстых, каменных стен. Не зря же в народе говорят, что глупо не придавать значения тому, что преподнёс тебе сам Случай. Как бы там ни было, но на тот момент Атар был просто счастлив тому, что наконец-то его никто не гнал прочь.
Кродировать усопших согласно древним обрядам в здешних местах перестали, и Капище пустовало. Вреда воздвигнутой ещё в незапамятные времена веже не чинили, однако и использовать её для чего-либо тоже не рисковали. Пусть, де, стоит, пока не развалится. К слову сказать, разваливаться она как раз и не собиралась. Ставили-то её на совесть.
Гнать чужого не гнали, но и особой радости от того, что кто-то поселился в «Храме мёртвых», никто не испытывал. Умерших чтили как Богов, а тут мужик объявился прямо в Капище: не волхв и не Жрец.
Помнится, Атар ещё и обжиться-то как следует не успел, а уж каких только чертей не «вешали» и на Вежу, и на её нового обитателя. Бывало, даже детей пугали: мол, туда ни ногой, а то чрез чужака прямо в лапы к Кощеям Пекельным попадёте.
Дïдово Капище всё ещё было сооружением крепким. Стены хоть и поросли за века мхом до самой крыши, однако не имели ни единой трещины. Внутри было сухо и, самое важное, сохранились тяжёлые, массивные двери и дубовые ставни-задвижки. Всё это делалось ещё в старину на случай нападения ворогов, а потому и стояло крепко, несмотря на сотню лет забвения. В прошлом жрецы этого Капища жили здесь постоянно. Стоило приложить руки, навести порядок — и живи себе на здоровье, если душ усопших не боишься.
По этим и многим другим причинам чужака (а имени Атара никто и не спрашивал) местные долго не жаловали своим вниманием. Живёшь себе — ну и живи, только в наши дела не встревай. В общем, ещё неизвестно, остался бы он здесь или нет, но в увлекательные игры Богов снова вмешался Случай.
А дело было так: как-то свалилась на одного мужика в соседнем селе беда. Что в доме, что в хозяйстве просто чертовщина какая-то. Сначала сошли со двора пёс и кот, потом будто взбесились козы и коровы. Хоть на руках их в хлев заноси — не идут, и всё тут. Дальше ещё хуже. Заболела жена. Часто вскакивала по ночам, кричала в бреду: «Нет! Там она!» А как очнётся — ничего не помнит, плачет всю ночь, не может уснуть.
Бывалые люди сказали, что это злой Дух поселился в доме, и теперь жильё придётся либо отдать ему в жертву, либо идти в леса Беловодья да отыскивать кого-нибудь из старых волхвов, потому как с подобной гадостью силами общины было уже не справиться. Он, раз беда такая, и сходил бы, да вглуби Беловодья с простыми весями и знаться теперь не желали, поскольку здешние жители, по мнению Волхвов и Діев, древнюю Веру Предков забывать стали.
Вскоре мужик этот и сам начал мучиться по ночам кошмарами. В общем, житьё у него стало хуже некуда. Вот тут и посоветовал ему кто-то обратиться к чужаку. Шутливый, вроде, совет-то был: мол, волхва или жреца ещё поди сыщи, а этот пришлый с чертями[iv] в Капище знается, может быть, сумеет с ними и договориться?
В ту пору за помощью к Атару мог обратиться только человек совершенно отчаявшийся. Мужику, а звали его Орей Котома,отступать было некуда. А тут ещё новый староста, Иваш, увязался следом. У старосты-то, понятно, свои интересы. Живёт де в Капище человек. Вроде как при селе, а вроде как и нет. О нём чёрт-те что болтают, а поговорить с ним всё как-то не случалось. Надо же новому старосте узнать, что тут к чему? Одному идти боязно, а тут как раз Орей подвернулся….
В общем, компания подобралась. Откладывать не стали, тут же и пошли к Дїдову Капищу. Глядь — а чужак как раз на пороге сидит, будто ждёт их. Ещё и во двор не вошли, а этот только зыркнул в их сторону и сразу спрашивает: с чем, мол, пожаловали?
Староста оторопел от подобного, а ко всему ещё чуть не свалился тут же, прямо у калитки. Трава, зараза, некошеная, высокая — вот он и зацепился.
— Не больно ты приветлив, — с досадой откашлявшись, ответил на холодное приветствие староста.
— А с чего мне к вам быть приветливым? — удивился чужак. — Думаю, что не просто поздороваться со мной пришли, видать, по делу. Только если это дело как и у других — о том, чтобы кого-нибудь со свету сжить — лучше сразу уходите, я с нечистью не знаюсь. Мало ли что в селе про меня болтают…
— Правда твоя, — развёл руками Иваш, — по делу, а что болтают про тебя разное, так что с того? Людям языки узлом не завяжешь. В веси мало показываешься, вот и несут чёрт-те что. Чужих, знаешь ли, везде недолюбливают..
— А я ведь в «свои» ни к кому и не набиваюсь.
— А чего ты сразу злишься? — перепугался Иваш, чувствуя, что придётся-таки ему сегодня убираться отсюда несолоно хлебавши. Поди потом, размалюй людям, какая заноза в старом Капище объявилась. Вот не будь Иваш старостой, повернулся бы сейчас и ушёл, а так…. Новая должность требовала от него взвешенности и мудрости решений. Тут хош — не хош, а лови, мужик, вошь.
— Мы ж нормально, — стараясь говорить как можно мягче, продолжил Иваш, — без всяких там. Скажи, Орей?
— Ну, — замялся Котома, — в общем, конечно…
— Я…, — снова попытался начать староста никак не клеящийся разговор, — э-э-э новый староста. Зовут меня Иваш Карец.А тебя?