Внутрилагерная война между "идейными" и "отколовшимися" ворами впериод 1947-1953 гг. - Герман Сергей Эдуардович, читать онлайн бесплатно (полностью) 8 стр.

Но воровская среда не приняла их. Воры-старой формации рассматривали всех воевавших воров, независимо от того на чьей стороне они воевали, как сотрудничавших с государством, как изменников, «ссучившихся». В условиях военного времени было урезано и без того крайне скудное снабжение тюрем. Логично, что воры, не отступившие от «воровского хода», были крайне обозлены на «сук», возвращавшихся в лагеря. Среди возвращавшихся с фронта «блатарей» было немало уважаемых воров, которые поначалу рассчитывали на понимание со стороны «законников», однако, воры не приняли «вояк» обратно, исключив участие последних в «сходках», «съездах», «правилках», как грубо нарушивших уголовные традиции и обычаи.<a class="sdfootnoteanc" href="#sdfootnote43sym" name="sdfootnote43anc">43</a>

В. Шаламов так описывает обычную «встречу фронтовика»: «Ты был на войне? Ты взял в руки винтовку? Значит, ты – сука, самая настоящая сука и подлежишь наказанию по закону. К тому же ты – трус! У тебя не хватило силы воли отказаться от маршевой роты – взять срок или даже умереть, но не брать в руки винтовку»<a class="sdfootnoteanc" href="#sdfootnote44sym" name="sdfootnote44anc">44</a>.

Воровской мир не стал принимать во внимание геройское прошлое фронтовиков и отвоевавшихся «штрафников» встретили крайне агрессивно. Формально они отстаивали незыблемость воровских «понятий». Вор никогда не должен брать оружие из рук властей. Любой, нарушивший этот закон, является отступником, для которого не может быть никаких оправданий. «Истинные воры» заявляли, что «штрафники» проявили малодушие, не захотев переносить тяжести лагерной жизни и фактически превратились в «холуев» властей, подчинившись людям в погонах — и не имело значения, в милицейских или в военных.

На самом же деле здесь в большей степени имела место обычная борьба за власть в уголовном мире. Лагерные «законники» получили удобный повод, чтобы исключить своих нестойких собратьев из «элиты» уголовного мира, лишив их привилегий — не работать, жить за счёт «фраеров», быть безраздельными хозяевами в лагерях.

И дело было совсем не в том, что они взяли в руки оружие («воровской» мир при необходимости «прощал» и более серьёзные отступления от своих «законов» и «понятий»). У бывших воров появился достаточный повод для того, чтобы возненавидеть законных. Как же так? Они должны были быть среди тех, кто правит в «запроволочном государстве», а им всем сказали, «Отныне вы все мужики и фраера. Ваше место у сохи<a class="sdfootnoteanc" href="#sdfootnote45sym" name="sdfootnote45anc">45</a>».

Необходимо также учитывать, что в голодное послевоенное время каждый кусок был на счету. Ресурсов военного Гулага оказалось совершенно недостаточно для того, чтобы обеспечить привилегированные условия отсидки всем потенциальным претендентам.

И принимать лишние рты в «блатную» компанию (пусть даже рты «воровские») означало отдать своё и потуже затянуть пояс. Так не проще ли за счёт прибывших увеличить не число «честняг», а ряды «пахарей»? Вот здесь и вспомнили «праведные каторжане» о «святых традициях истинных воров».

Бывших воров это не устроило и тогда криминальная элита Гулага встала на путь саморегуляции, т.е. физическое или статусное уменьшение популяции конкурирующих хищников. Это означало, что в послевоенном ГУЛАГе началась настоящая борьба за власть над зоной.

Бывшим фронтовикам из числа «воров» в силу своей многочисленности и поддержки со стороны лагерного начальства не составило труда потеснить старых законников.

Благодаря боевому опыту, «духовитости» и «куражу» «штрафники» резко выделялись на фоне других «воров».

Здесь важно вспомнить, что еще до начала «сучьей войны» в «законах» уголовного мира появились определенные изменения. Безусловно, они не затрагивали главного принципа — «Вор ворует, фраер пашет». Но в отношении лагерной жизни они приняла более гибкий характер. Теперь уже «блатному» дозволялось выходить на работу. Правда, «не в тепло», не в «зоне», не на привилегированные хлебные должности- учётчика, повара, нарядчика, коменданта, а на общих работах вместе с основной массой арестантов — на лесоповале, рытье траншей и пр. Конечно, при этом сам «вор», «блатной», как правило, не «пачкал рук» тачкой или лопатой, ему просто приписывали норму выработки. Однако, во всяком случае, он создавал видимость, обеспечивая показатели вывода на работу для начальства.

Но даже эти уступки под воздействием обстоятельств многие представители «блатного братства» считали недостаточными. Они полагали, что не вполне разумно, сделав первый шаг, не сделать второй. А именно: если уж «законному вору» всё равно теперь разрешалось выходить на общие работы, нужно пойти дальше. «Воровской масти» должны принадлежать все более или менее значимые, «хлебные» арестантские должности также и внутри «зоны» — коменданта, нарядчиков, хлеборезов, банщиков и и т. д. То есть тех, кого само арестантское сообщество называло «придурками», которые умеют устроиться в жизни за счёт большинства зэков, «пашущих» на тяжёлых работах.

Однако этот шаг предполагал обязательное сотрудничество с «ментами», с «вертухаями» — с лагерным начальством. Но «закон» устанавливал совершенно определённо: никаких дел, соглашений или компромиссов с ними — ни в «зоне», ни на воле.

Некоторые «блатные», даже не воевавшие в штрафных подразделениях, говорили, что одно дело — «держать стойку», когда тебе «впаяли» пару лет, и совсем другое — если «разматываешь пятнашку» или «тянешь четвертак».

— Мы же не «политики», не «фашисты»! — возмущались они. — Главное — любыми способами взять власть в «зонах», и тогда там действительно будет «воровской закон»! Ради этого все средства хороши! Кто выиграет от того, что мы все передохнем или превратимся в «доходяг»? Те же «менты»! Какой понт рогами упираться и корчить из себя «несгибаемых», если это на руку только лагерным «начальничкам»?<a class="sdfootnoteanc" href="#sdfootnote46sym" name="sdfootnote46anc">46</a>

Но большинство «идейных воров» (которых насчитывались тысячи) выступило резко против подобных «революционных нововведений». Среди них были в основном люди, которые были действительно преданы «воровской идее». Они сумели пережить нелегкие лагерные времена в годы войны, у них был солидный авторитет в уголовном мире, и именно эти «законники» приняли решение, что нельзя отступать от принципов и традиций, которые были выработаны «шпанским братством».

И всё же среди «блатного» сообщества росло количество колеблющихся, одновременно в лагерях и тюрьмах увеличивалось и число «военщины» — бывших «штрафников», ставших в глазах их прежних «коллег» «ссученными». Эти уголовники прошли самыми страшными дорогами войны, смотрели в лицо смерти и легко проливали кровь, разумеется, они не могли смириться с тем, что им было отведено место среди «овец» (безропотных, не могущих постоять за себя арестантов).

Но самое главное: они уже не имели предубеждений в отношении людей в погонах. Многие из них сами носили погоны, воевали под командованием офицеров. Помимо этого, многие из них во время войны смогли дослужиться до офицерских чинов. Известный вор Анатолий Павлович Черкасов(Толик Черкас), храбро воевал, заслужив два ордена Славы и две медали «за Отвагу». Вор-карманник Владимир Подгорбунский к 19-ти годам был несколько раз судим за кражи. Несколько раз бежал из лагерей. Но попав на войну рядовым солдатом он дослужился до капитана, став командиром танковой роты и Героем Советского Союза.

Поэтому для них не составляло труда легко и даже демонстративно перешагнуть через «воровской закон». Более того: как рассказывали некоторые лагерники, в 1948 году «ссученные» на «толковище» в пересыльной тюрьме бухты Ванино на Колыме приняли собственный, «сучий закон», одним из центральных пунктов которого и стало тесное, активное сотрудничество с администрацией<a class="sdfootnoteanc" href="#sdfootnote47sym" name="sdfootnote47anc">47</a>. Это имело конкретную и вполне понятную цель - заручиться поддержкой лагерной администрации в кровавой бойне с «ворами». Они нуждались в сильном союзнике: ведь, как ни как, а «штрафников» в лагерях все же было меньшинство.

Как уже писалось выше, среди «отошедших» было достаточно много авторитетов и идеологов криминального мира прошлого, разумеется, они никак не могли и не желали смириться с тем новым для себя униженным положением, которое им отвели «правоверные воры». Поэтому в 40-е гг. был издан «новый воровской кодекс». Точная дата его провозглашения не установлена, и существуют различные точки зрения на этот счет. Так, Жак Росси, чей «Справочник по ГУЛАГу» не бесспорен, но интересен обобщением многообразного личного опыта автора, утверждает, что свой сучий «закон» «отколовшиеся» воры ввели еще в конце войны<a class="sdfootnoteanc" href="#sdfootnote48sym" name="sdfootnote48anc">48</a>, а В. Шаламов указывает 1948 г. описывая порядок его распространения в исправительно-трудовых лагерях, которые были расположены на территории Дальнего Востока<a class="sdfootnoteanc" href="#sdfootnote49sym" name="sdfootnote49anc">49</a>.

«Новый закон» по своему содержанию в корне противоречил правилам поведения «правоверных воров». Так, новым «авторитетам» теперь было разрешено работать в лагерях и тюрьмах на весьма «сытых» должностях: старостами, бригадирами, нарядчиками, им теперь не запрещалось иметь семью, не ставилась в укор прошлая служба в армии.

Новоявленные «законники» среди авторитетов уголовной среды получили название «ссученных воров» («сук»). Отсюда исследователи проблемы уголовной субкультуры Ж. Росси, В. М. Монахов, писатель В. Шаламов противостоянию между идейными" и "отколовшимися" ворами в период 1946-1956 гг», носившему, как правило, насильственный, жестокий и кровавый характер, дали название «сучьей войны».

Поначалу у лагерных «законников» не было желания воевать с отступниками, тем более уничтожать их. Выражаясь языком современного криминала вначале предполагалось просто указать им своё «стойло».

Воры заявляли, что если ты уже однажды переступил через «воровской закон», то сможешь сделать это и в следующий раз, поэтому таким арестантам более нет доверия среди «воров». «Отколовшимся» ворам предлагалось стать обычными «мужиками», то есть лагерными работягами, чья участь «за колючкой» — не «боговать», а вкалывать, «пахать» на «хозяина» (начальника лагеря). То есть на то самое государство, которое они, нарушив «воровской закон», защищали с оружием в руках.

А бывшие кореша-подельники, оставшиеся «в законе», получили право их же унижать, существовать за их счёт, как они сами некогда существовали за счёт «мужиков и фраеров».

С началом борьбы за ресурсы между криминальными группировками и начавшимся переделом власти в лагерях усилилось "паразитическое давление" на остальных заключенных. В апреле 1946 г. было зафиксировано повышение активности организованных уголовников-рецидивистов в лагерных зонах, что заключалось в "зверских убийствах заключенных, грабежах и терроризировании лагерного населения"<a class="sdfootnoteanc" href="#sdfootnote50sym" name="sdfootnote50anc">50</a>. Оперативные работники в таких условиях были озабочены больше не разложением или ликвидацией уголовных группировок (поскольку это было совершенно безнадежное дело), а их своевременным "расселением".

Внутрилагерная война между "идейными" и "отколовшимися" ворами впериод 1947-1953 гг. - Герман Сергей Эдуардович 8 стр.

Меню