Подобное разделение вполне объяснимо. Надзор за развитием детей всех возрастов – задача слишком масштабная и размытая для любого правительственного органа или фонда, а тем более для учителя, воспитателя или социального работника. В то же время основной недостаток такого дискретного подхода состоит в том, что мы можем упустить общие направления развития и модели поведения, сохраняющиеся на протяжении всей жизни ребенка. В этой книге я придерживаюсь другой стратегии, рассматривая развитие ребенка, и прежде всего детей, растущих и воспитывающихся в неблагоприятной среде, как непрерывный процесс – единую и нераздельную историю от рождения и до окончания старшей школы.
Глава 3. Навыки
Некогнитивные качества, такие как настойчивость, любознательность, самоконтроль, оптимизм и добросовестность, часто и в целом вполне корректно называют навыками. Поэтому педагоги, стремящиеся развивать у своих учеников эти качества, естественным образом обходятся с ними так же, как и с теми навыками, которым они умеют обучать, например с навыками чтения, счета, анализа и так далее. По мере того как ценность некогнитивных навыков получает все большее и большее признание, растет спрос на курсы, учебники или педагогические методы, способные помочь развитию этих навыков у учащихся. Если мы способны выбрать наиболее эффективный способ усвоения теоремы Пифагора, то наверняка сумеем выбрать и лучший способ обучения упорству.
Однако на практике все гораздо сложнее. Ряд школ применяют системный подход к развитию сильных черт характера, учителя по всей стране больше, чем когда-либо, говорят с учениками о важности таких качеств, как настойчивость и упорство. Однако в ходе работы над книгой «Как дети добиваются успеха» я отметил парадоксальную вещь: многие педагоги, с которыми мне довелось общаться, великолепно развивали у своих учеников некогнитивные способности, хотя на занятиях они об этих способностях ни слова не говорили.
Рассмотрим пример Элизабет Шпигель, преподавателя по шахматам, о которой я подробно писал в своей книге «Как дети добиваются успеха». Она обучает игре в шахматы учащихся средней школы № 318 – обычной неспециализированной государственной школы в Бруклине, в которой учатся в основном цветные дети из малообеспеченных семей. Как я уже говорил в своей книге, благодаря Шпигель школьная команда шахматистов стала сильной и конкурентоспособной: она регулярно одерживает верх над командами частных школ, получающих лучшее финансирование, и выигрывает чемпионаты страны. Наблюдая за работой Шпигель, я видел, что она не просто учит детей игре в шахматы, а прививает им чувство сопричастности, уверенность в себе, целеустремленность. Среди навыков, которыми обладали ее ученики, я отметил множество таких, которые, по мнению других педагогов, формируют сильный характер. Дети упорно решали сложные задачи, преодолевали масштабные препятствия, не теряли самообладания и стойкости в безвыходных, отчаянных, проигрышных ситуациях, преследовали долгосрочные цели, которые порой казались нереально далекими.
В то же время, наблюдая за работой Элизабет Шпигель, я ни разу не слышал, чтобы она произносила такие слова, как «настойчивость», «характер» или «самоконтроль». Она говорила с учениками исключительно о шахматах, почти никогда не напутствуя и не поощряя их. Ее главный педагогический прием заключался во внимательном совместном анализе игр, в открытом и подробном обсуждении допущенных ошибок – так она помогала ученикам понять, что они могли сделать иначе. Что-то в ее внимании к работе учеников, в тщательном анализе этой работы влияло не только на их умение играть в шахматы, но и на отношение к жизни.
Возьмем другой пример – Ланиту Рид. Она воспитывала у детей характер лучше, чем большинство педагогов, с которыми я когда-либо встречался, но при этом ни словом не упоминала о характере, да и вообще не была педагогом. Ланита работала парикмахером в собственном салоне под названием «Одаренный Ганс» на южной стороне Чикаго. Кроме того, она подрабатывала воспитателем в группе «Программа защиты молодежи», созданной департаментом по делам школ Чикаго для интенсивной воспитательной работы с учащимися из группы риска. Предполагалось, что эти ребята могут совершить преступление с применением огнестрельного оружия или стать жертвами таких преступлений. Когда я познакомился с Рид, она работала с семнадцатилетней Китой Джонс. У девочки было очень тяжелое детство, и она выражала отчаяние и гнев, практически ежедневно устраивая в школе драки с первым попавшимся сверстником, который, как ей казалось, не так на нее посмотрел.
На протяжении нескольких месяцев Рид часами беседовала с Китой в своем салоне, закусочных, боулинге, выслушивала рассказы о ее проблемах и давала советы, которые могла бы дать старшая сестра. Рид – потрясающий воспитатель: сострадательный, добрый, но отнюдь не мягкий. Она сочувствовала Ките и поддерживала ее, переживала из-за того, что той довелось вынести, однако в то же время четко давала понять: чтобы изменить жизнь, ее подопечной придется много и напряженно работать. Благодаря Рид Кита изменилась именно так, как того хотели бы педагоги, воспитывающие у детей сильный характер: она стала более настойчивой, выносливой, оптимистичной, более способной к самоконтролю, готовой отказаться от сиюминутного вознаграждения ради долгосрочного успеха. Это произошло без каких-либо упоминаний о некогнитивных навыках или сильном характере.
Я наблюдал за работой Рид, когда писал книгу, но лишь позднее, когда книга увидела свет, задался вопросом о том, что обучающая парадигма может просто не сработать в ситуации, когда молодым людям необходимо привить сильные некогнитивные навыки. Вероятно, характер нельзя развить так же, как склонности к математике. К примеру, нельзя научить человека решать квадратные уравнения, не упоминая об этих уравнениях. В то же время, работая над книгой, я понял, что можно научить детей лучше контролировать свои поступки, ни разу не упомянув о важности самоконтроля. Еще я выяснил, что педагогические методы, хорошо работающие в деле изучения математики или истории, неэффективны, когда речь заходит о формировании характера. Ни один ребенок еще не стал более любознательным, решая тесты на любознательность, а лекции об упорстве явно никак не влияют на то, насколько упорными станут в будущем их слушатели.
Это открытие поставило передо мной новые вопросы: что, если некогнитивные способности категорически отличаются от когнитивных навыков? Что, если их нельзя развить тренировкой и практикой? Что, если процесс их развития вообще не похож на процесс обучения чему бы то ни было – чтению, письму, счету?
Я пришел к выводу о том, что не следует считать некогнитивные способности навыками, которым можно обучить. Правильнее и полезнее считать их продуктом окружения ребенка. Есть очевидные доказательства того, что это представление верно применительно к раннему детству. В последние годы мы узнали много нового о том, как неблагоприятное окружение влияет на раннее развитие ребенка. К тому же все чаще приходится видеть, что даже в средней и старшей школе некогнитивные способности ребенка отражают в основном окружение, в котором он постоянно находится, и прежде всего его окружение в образовательном учреждении.
Это важно в первую очередь тем, кто старается помочь детям развить эти способности, и в целом тем, кто стремится сократить разрыв между достижениями детей из разных социальных слоев, предоставить детям из неблагополучной среды более широкий спектр возможностей. Стремясь развить у ребенка упорство, настойчивость или способность к самоконтролю, не нужно начинать с самого ребенка. Для начала следует изменить его окружение.
Глава 4. Стресс
В связи с вышеизложенным возникает еще один важный вопрос: что именно в повседневной жизни ребенка из неблагополучной среды больше всего мешает развитию навыков, необходимых ему для достижения успеха? Одна из составляющих ответа на этот вопрос – обычные проблемы со здоровьем: питание у детей из бедных семей в среднем менее полноценно, чем у детей обеспеченных родителей, а уровень медицинского обслуживания гораздо ниже. Еще одна составляющая ответа связана с ранним развитием восприятия: обеспеченные родители обычно покупают своим маленьким детям больше книг и развивающих игрушек; малоимущие родители в большинстве своем живут в районах, где нет хороших библиотек, музеев и прочих возможностей для развития, а их словарный запас при разговорах с детьми не очень широк и разнообразен.
Все эти факторы имеют огромное значение. И все же сегодня нейробиологи, психологи и другие исследователи обращают внимание на новый, совершенно иной набор причин, провоцирующих трудности у детей из неблагоприятной среды. Их исследования меняют наше представление о негативных факторах и возможностях и демонстрируют, что главный механизм, посредством которого среда воздействует на развитие ребенка, – это стресс. Конкретные факторы внешней среды, влияющие на ребенка на протяжении долгого времени, порождают у него нездоровый, повышенный уровень стресса. Именно стрессогенные факторы мешают здоровому физическому и психическому развитию гораздо сильнее, чем нам представлялось ранее.
Неблагоприятные условия жизни, прежде всего в раннем детстве, сильно влияют на развитие имеющейся у каждого из нас сложной системы реакции на стресс, в работе которой участвуют мозг, иммунная и эндокринная системы (лимфатические узлы вырабатывают и выделяют гормоны стресса, в том числе кортизол). У детей младшего возраста эта сложная система крайне чувствительна к внешним стимулам. Она постоянно реагирует на сигналы из окружающей среды, дающие ей понять, чего следует ожидать в ближайшие дни и годы. Когда сигналы сообщают, что грядут тяжелые времена, система реагирует – готовит организм к трудностям: повышает кровяное давление, увеличивает производство адреналина, усиливает бдительность.
В краткосрочной перспективе, особенно в небезопасном окружении, такая реакция вполне оправданна. Когда наша система обнаружения угрозы, которую иногда называют механизмом «бей или беги», приведена в состояние повышенной готовности, мы всегда готовы к опасности и можем быстро на нее среагировать. Иными словами, такая адаптация имеет очевидную эволюционную подоплеку. Однако в организме, переживающем эту адаптацию на протяжении долгого времени, может возникать целый ряд физиологических проблем. Чаще всего это ослабление иммунной системы, нарушение обмена веществ, приводящее к прибавке веса, а в более старшем возрасте – к самым разным недомоганиям, от астмы до заболеваний сердечно-сосудистой системы. Еще страшнее то, что стресс может влиять на развитие мозга. Высокий уровень стресса, особенно в раннем возрасте, замедляет развитие префронтальной коры – части мозга, регулирующей самые сложные и тонкие умственные действия, а также нашу способность к эмоциональному и когнитивному саморегулированию.
Обратимся к эмоциональной сфере. Хронический стресс в раннем возрасте – многие современные исследователи называют его токсическим – может вызывать у детей неадекватную реакцию на разочарования или провокации. Дети могут воспринимать незначительные неудачи как сокрушительное поражение. Небольшие конфликты могут перерастать в серьезную конфронтацию. В школьном окружении высокочувствительная система реакции на стресс, постоянно готовая среагировать на угрозу, может рождать заведомо проигрышные модели поведения: ребенок дерется, огрызается, скандалит на уроках. Менее очевидные проявления стресса заключаются в том, что ребенок настороженно относится к сверстникам и общению с ними, не хочет принимать помощь от учителей и других взрослых.
Теперь возьмем сферу восприятия. Детство в беспорядочном, нестабильном окружении и повышенный уровень хронического стресса, созданный этим окружением, мешают развитию набора навыков, которыми управляет префронтальная кора, так называемых управляющих функций: это интеллектуальные способности высшего порядка, некоторые исследователи сравнивают их с командой авиадиспетчеров, контролирующих работу мозга. Управляющие функции, в том числе оперативная память, способность к самоконтролю или когнитивная гибкость, – это кирпичики, из которых складывается фундамент развития – неврологическая инфраструктура, лежащая в основе некогнитивных способностей, таких как стрессоустойчивость или упорство. Управляющие функции крайне необходимы для ориентации в незнакомых ситуациях и обработки новых данных, а именно этим дети каждый день занимаются в школе. Когда управляющие функции у ребенка не до конца развиты, школьные будни, состоящие из сложных указаний и множества отвлекающих факторов, превращаются в бесконечную череду неудач и разочарований.
Глава 5. Родители
Основной составляющей многих современных исследований, посвященных неблагоприятным условиям жизни в раннем возрасте и детскому развитию, остается парадокс: проблемы, вызванные бедностью, правильнее всего рассматривать на молекулярном уровне, в отличие от решения этих проблем. Такое впечатление, что для полного понимания жизненного устройства малообеспеченных детей нужен диплом нейрохимика. Но никакие премудрости этой науки не научат нас, как лучше всего помочь детям в беде. Возможно, когда-нибудь ученые создадут средство от нарушений нейрохимического равновесия – укол или таблетку, которые волшебным образом устранят последствия пережитых в детстве трудностей. Однако сейчас лучший способ исправления или компенсации этих трудностей весьма громоздок: нужно менять обстановку, в которой находятся дети.
При слове «обстановка» мы сразу представляем себе реальное окружение ребенка. Действительно, неблагоприятные условия жизни влияют на его развитие, особенно если они токсичны в буквальном смысле слова – если дети вынуждены пить воду с повышенным содержанием свинца или если в воздухе, которым им приходится дышать, есть угарный газ. Но одно из важнейших открытий нового поколения исследователей заключается в том, что для большинства детей основную роль играет вовсе не состояние зданий, в которых они живут, а взаимоотношения, в которые они вступают. Иными словами, то, как именно близкие им взрослые общаются с ними, прежде всего в стрессовой ситуации.
Первое и самое важное окружение, в котором развиваются эмоциональные, психологические и когнитивные способности ребенка, – это его дом и, в частности, его семья. С самого раннего детства ребенок воспринимает окружающий мир на основе реакций своих родителей. Исследователи из Центра развития ребенка при Гарвардском университете описывают такие взаимоотношения как «подача – возврат подачи». Младенец издает звук или смотрит на предмет: это подача. Родители возвращают подачу, уделяя ему внимание или реагируя на его лепет либо крики жестами, выражением лица, словами: «Да, это твоя собачка!», «Видишь, это вентилятор», «Мой хороший, ты плачешь?» Такое элементарное взаимодействие между родителями и детьми – родители зачастую считают его бессмысленным и однообразным – для ребенка наполнено самыми разными сведениями о том, как устроен окружающий мир. Именно это общение, в гораздо большей мере, чем любой другой пережитый ребенком опыт, активизирует развитие и укрепляет нейронные связи между отделами мозга, отвечающими за чувства, восприятие, язык и память.
Еще одна важная роль, которую родители с самого детства выполняют в жизни своих детей, – это контроль извне стресса, переживаемого детьми, причем как в хорошем, так и в плохом смысле. Исследования показали: если родители ведут себя жестоко или непредсказуемо, особенно в моменты, когда ребенок расстроен, – у ребенка с течением времени реже вырабатывается способность управлять сильными эмоциями, и он оказывается предрасположенным к неэффективной реакции на стрессовые ситуации. И наоборот, если родители способны помочь ребенку преодолеть стрессовую ситуацию и успокоиться после пережитого гнева или испуга, это часто оказывает самое положительное влияние на долгосрочную способность ребенка управлять стрессом. В младенчестве и раннем детстве ребенок в силу естественных причин много плачет и часто испытывает гнев. При этом все окружающие оказываются для него примерами для подражания (пусть даже родителям ребенка и сложно в это поверить в тот самый момент, когда ребенок выходит из себя). Если присматривающий за ребенком взрослый чутко и взвешенно реагирует на его переживания, ребенок скорее поймет, что сам он тоже способен контролировать свои чувства, в том числе самые сильные или неприятные. Это понимание, возникающее не на уровне разума, но где-то в самой глубине детской психики, играет ключевую роль в следующей стрессовой ситуации, с которой ребенок сталкивается спустя несколько дней, или в кризисной обстановке, в которой он оказывается спустя несколько лет.