Пугачевский бунт в Зауралье и Сибири - Дмитриев-Мамонов Александр Ипполитович 2 стр.


Предположение о своем выступлении в поход Чичерин не мог, однако, осуществить по причине возникших беспорядков в Тобольске. Поэтому 27 октября он писал генералу Деколонгу: «Искра пламя и здесь блеснула, что и меня здесь удержало, третий день старался оную утушить; слава Богу, что рано захватили. Большая часть отставшихся здесь рот состоит из поляков, которых командировать надежды нет, а больше от них вреда ожидать, как уже в самом деле в Оренбурге открылось»[9].

Причина эта заключалась в том, что в Тобольске был пойман беглый с Сибирской линии, из крепости Полуденной, бывший в казачьей службе, ссыльный из запорожских казаков Василий Гноенко, «который по расспросам показал о соглашении с бывшими на линии казаками из запорожцев к измене и что он с линии бежал, дабы подговорить к тому других из таковых же казаков, присланных за вины и содержащихся под стражей в Тобольске».

Командированные в помощь Оренбургской линии военные команды из Тобольска и с Сибирской пограничной линии двигались весьма успешно: команда секунд-майора Заева 29 октября уже была в Челябинске, где, переночевав, 30-го выступила к Оренбургской линии; генерал-майор Станиславский с своей командою уже 3 ноября был в Верхнеяицкой крепости. Между тем сформированные на Оренбургской линии команды для оказания помощи Оренбургу медлили в своем движении, несмотря на обращения о присылке помощи командира Озерной крепости бригадира Корфа и на ордер генерала Рейнсдорпа дистанционным комендантам (ордер 29 октября 1773 года) об оказании скорейшей помощи Корфу при первом его требовании[10]. В особенности обнаруживал бездействие комендант Верхнеяицкой крепости Ступишин; почему генерал Деколонг, командируя генерала Станиславского в Верхнеяицкую крепость, поручал ему дознать истинные причины такого бездействия. Однако и генерал Станиславский не мог повлиять на улучшение положения дел, почему и доносил генералу Деколонгу: «На все вопросы мои: каковы обстоятельства, отобрать ответа не мог, комендант отговаривался многоделием и бессонницею. Я оставил ему одну на успокоение, уповая, что поутру воздухом прочистится, но и сию минуту было то же. Так как здешняя крепость важна для нынешнего обстоятельства, по моему слабому мнению рассуждаю, присутствие особы вашей кажется весьма не безнадежно»[11].

Распоряжение генерала Деколонга и принимаемые им меры к умиротворению замешательств в Оренбургском крае не встретили сочувствия Оренбургского губернатора Рейнсдорпа, который, как только узнал о движении войск с Сибирской линии, писал генералу Деколонгу, оговариваясь, что он не предварял его о событиях во вверенном ему крае на том основании, «что не думал, чтобы злодейства плута Пугачева столь расширились, и мнил здешними войсками разрешить. Однако на милость Божию уповая, как скоро здешние силы соберутся, так над ними злодеями атаку учиню. Но как от Троицкой дистанции коменданта де Фейервара уведомлен, что по требованиям его и со стороны вашего превосходительства, при господине генерал-майоре Станиславском, две полевые команды в секурс сюда отправлены, то в рассуждение сего ему де Фейервару предложил, по причине продолжающегося в башкирском и киргиз-кайсацком народах колебания, до усмотрения здешних обстоятельств, оные команды сдержать и расположить для охранения линии, одну на Уйской, а другую на Орской дистанциях»[12].

Узнав же, что Верхнеяицкий комендант полковник Ступишин предназначался де Фейерваром в главные начальники сформированных им команд, генерал Рейнсдорп ордером дал знать Ступишину, «что как для поимки известного государственного злодея Пугачева воинских сил собрано в Оренбурге уже немало, при которых и предводителей находится достаточно, то вашему высокородию от своего места отлучаться не для чего». Такие распоряжения генерала Рейнсдорпа, явно указывавшие на нежелание его допустить в деле усмирения волнений посторонних самостоятельных действий, направленных к восстановлению спокойствия, дабы тем как бы оставить за собою одним славу подавления мятежа, естественно, не могли оставаться без влияния на дальнейший ход событий, давая тем возможность бунтовщикам все более и более расширять поле своей преступной деятельности.

Только в первых числах ноября команды, сформированные на Оренбургской линии, прибыли из Верхнеяицкой крепости в Озерную, причем, однако, из состава иррегулярных войск, команд секунд-майора Демидова и капитана Дубинина, 469 человек башкир бежало, дойдя до Ильинской крепости. Поэтому комендант Озерной крепости бригадир Корф мог выступить 8 числа ноября к Оренбургу всего в составе 2404 человек, в том числе регулярных 1395 и иррегулярных 1009 человек[13].

Волнение стало распространяться и на расположенные в Оренбургской губернии заводы чрез посредство подосланных мятежниками лиц. 26 октября, как доносил Верхнеяицкому коменданту Ступишину Янов, управляющий Белорецким заводом Мясниковых и Твердышевых, «крестьянин Матвеев с другими лицами, в том числе и прежде бывший выборный, привезли с собою указ называемого третьего императора; и как в то время для расчета при конторе было много заводских крестьян, Матвеев, подойдя к конторе, закричал: слушайте третьего императора указ! Прочтя этот мнимый указ, спросил крестьян: будут ли они государю служить? На что все заводские крестьяне единогласно отвечали: готовы служить головами. Потом Матвеев приказал заводского прикащика и конторщика схватить, почему крестьяне этих лиц сковали и посадили под караул, а затем по приказанию же Матвеева прекратили заводские работы и подожгли завод, порешив идти в службу к третьему императору».

Предъявленный крестьянам Белорецкого завода указ был нижеследующего содержания:

САМОДЕРЖАВНОГО ИМПЕРАТОРА ПЕТРА ФЕДОРОВИЧА ВСЕРОССИЙСКАГО и прочая, и прочая, и прочая.

«Сей мой именной указ в завод Михаилу Осипову, Давыду Федорову и всему миру мое имянное повеление: как деды и отцы ваши служили предкам моим, так и вы послужите мне великому государю верно, неизменно, до капли своея крови исполняйте мои повеления; исправьте вы мне, великому государю, два мортира и с бомбами и со скорым поспешением ко мне представьте, за что будете жалованы крестом и бородою, рекою и землею, травами и морями, и денежным жалованьем, и хлебным провиантом, и свинцом, и порохом и вечною вольностью. И повеления мои исполняйте с усердием, ко мне приезжайте, то совершенно меня за оное приобретя можете и себе монаршескую милость. И если вы моему указу противиться будете, то вскорости восчувствуете над собою праведен мой гнев и власти Всевышняго Создателя нашего избегнуть не можете. Никто вас от сильные нашея руки защитить не может. 1773 г. октября 17 дня»[14].

Почти одновременно с крестьянами Белорецкого завода стали волноваться и заводские крестьяне Новоникольского завода, принадлежавшего Мосолову, откуда бежавший от преследования крестьян заводский приказчик привез с собой коменданту Озерной крепости указ Пугачева:

САМОДЕРЖАВНОГО ИМПЕРАТОРА ПЕТРА ФЕДОРОВИЧА ВСЕРОССИЙСКАГО и прочая, и прочая, и прочая.

«Дан мой имянной указ в завод Новоникольский медеплавильной Назару Сорокину с командою: взять в крепости пушки и ядры и свинец и порох. И великого государя приказ поспешить тебе скорым поспешением. Да никто тебя Сорокина с командою не обидит и брать яму подводы, сколько Назару Сорокину потреба; а кто же Сорокина с командою обидит, тот приемлет от великого государя гнев. 1773 г. октября 22 числа»[15].

Для защиты заводов от вторжения в них мятежников, а также для приведения заводских крестьян в повиновение Верхнеяицким комендантом Ступишиным сформированы были три команды из башкир и мещеряков: 1-я в 129 человек, под начальством подпоручика Козловского; 2-я в 200 человек – прапорщика Кандалинцева; 3-я в 312 человек – прапорщика Гагарина.

Командированная в Белорецкий завод команда Козловского, несмотря на незначительность ее состава по сравнению с населенностью завода, в котором числилось на работах 810 человек, вскоре водворила порядок, и все заводские крестьяне местным священником приведены были к присяге, «обязуюсь не верить обнадеживанию и воровскому ласкательству, каковые самозванец выражает в своем присланном воровском указе; а где той партии кто окажется, – имать и представлять для учинения с ними по законам в Верхнеяицкую крепость, за надлежащим караулом»[16].

Волнения среди заводских крестьян стали проявляться и в средней части Урала, почему Сибирским губернатором Чичериным послано было 500 казаков, под командою секунд-майора Чубарова, к Екатеринбургу для защиты там находящихся заводов с тем, чтобы эта команда состояла в распоряжении полковника Бибикова, управлявшего Уральскими заводами.

Мнение генерала Рейнсдорпа о том, что при соединении местных военных сил он будет в состоянии подавить начавшийся мятеж и потому не нуждается в помощи войск, расположенных вне района подведомственной его управлению территории, не разделялось Сибирскими властями, имевшими сведения о незначительности состава регулярных войск в Оренбургском крае и не доверявших стойкости казаков и инородческого населения.

Придерживаясь приведенного мнения, Сибирский губернатор Чичерин, озабочиваясь оказать помощь самому Оренбургу, писал генералу Деколонгу: «Усматривая из дошедших до меня сведений, что злодей с пятью тысячами человек стоит под Оренбургом и что на отражение и истребление оной толпы в Оренбурге регулярных войск столько быть не может, казаки же ненадежны, потому приемлю представить вашему превосходительству свое мнение: Сибирской линии регулярным командам и отправленным от меня ротам подлежит отправиться к Оренбургу, а на дистанциях к Оренбургу оставить иррегулярные войска, к которым в прибавок поступят и отправленные из Тобольска рекруты, коих, как скоро первые приняты были, определил я, раздав ружья и ледунки и порох и стал обучать, и так наконец достигнули они, что весьма хорошо экзерцированы, пальбе обучены и в должном послушании командирам во всей должности солдатской приучены. Словом, на сей нужный случай можно определить их к предосторожности по линии. Из них две роты с ружьями, ледунками и с патронами на два комплекта отправляются и завтра выступят. При каждой роте по два обер-офицера и два сержанта, по два капрала и по восьми человек рядовых солдат. Следовать будут трактом через Картамышскую слободу на Крутоярскую крепость на подводах»[17].

Совершенно разделяя мнения Чичерина как в отношении необходимости усиления гарнизонными войсками сил, сосредоточенных в Оренбурге, так и в отношении организации защиты пограничной линии, генерал Деколонг, еще до получения приведенного уведомления торопил и настоятельно следил за успешным движением отправленных команд к Оренбургу. Командированный распоряжением генерала Деколонга генерал-майор Станиславский с 14-й легкой полевой командой и отрядом казаков 21 ноября 1773 года был уже в Орской крепости, куда 23 числа прибыли и Тобольские три роты под командой секунд-майора Заева.

На другой же день прибытия Заев со всей своей командой, по распоряжению генерала Станиславского, отправлен был к крепости Озерной, так как от командовавшего в крепости Ильинской поручика Лопатина получено было донесение, что в ночь на 23 число близ Озерной крепости происходила пушечная пальба, которая слышна была в Ильинской крепости, и «что хотя он, поручик Лопатин, с своею командою предосторожность и взял, но в этой крепости всего одна полуфунтовая пушка и с нею против неприятеля упорствовать не можно».

Ввиду полученных сведений секунд-майору Заеву вменено было, по приходе в Ильинскую крепость, с командою следовать в Озерную прямым путем или степной дорогой. При этом к команде Заева, за неимением при ней никаких легких войск, генералом Станиславским прикомандирована была конная казачья команда в количестве 51 человека из Оренбургских и Исетских казаков при старшинах и под главным начальством капитана Преволоцкого. Для авангардных нарядов, а также для осмотра в ущелистых местах при переходе через Губерлинские горы скрытых мятежников командировано было к команде Заева еще 40 исетских казаков при одном старшине.

Вскоре по выступлении команды Заева из Орской крепости генерал Станиславский получил известие от полковника де-Марина, исправлявшего обязанности коменданта Озерной крепости, что в 23 число ноября до свету Озерная крепость была атакована злодейскою партиею, причем до самого вечера продолжалась пушечная пальба, но злодеи были отогнаны. Имея в виду, чтобы злодейские партии, по неудачной блокаде Озерной крепости, как бы не обратились на самую слабейшую Ильинскую, из которой артиллерия выведена в Озерную и в которой осталось всего одна пушка с 30 зарядами, с небольшим числом военной команды, генерал Станиславский дал знать находившемуся еще в пути к Ильинской крепости секунд-майору Заеву, чтобы он по приходе в эту крепость находился в оборонительном положении.

По произведенным по поручению генерала Станиславского разведкам нападавшая на Озерную крепость изменническая сбродная толпа заключала более 1000 русских конных людей, многие были без седел, вместо войлока у многих была рогожка; сколько же было у этой толпы пушек, осталось недознанным[18].

Защитность крепостей Оренбургской линии, делавшихся театром мятежнических нападений, в которых находились только что присланные сформированные команды из северных частей этой линии и в которые должны были вступить войска, присланные из Тобольска и с Сибирской линии, представлялась в нижеследующем виде:

Крепость Губерлинская: регулярных 17, иррегулярных 40, из того числа башкир 14; пушек 4. Крепость Ильинская: регулярных 22, иррегулярных 39, пушек 4. Крепость Озерная: регулярных 508, иррегулярных 351.

В числе регулярных значилось: 1) казаков Озернинских 39, 2) башкир 51; 3) мещеряков 18; 4) Ставропольских калмык 71; 5) остальные иррегулярные войска состояли из казаков Уфимских и Сакмарских. В числе регулярных войск заключалась команда, присланная из Верхнеяицка под начальством майора Шпанского, в количестве 122 человек, пушек 19[19].

Глава II

Объявление Сибирского губернатора Чичерина о наказании лиц, признанных виновниками смут в Тобольске. – Показания казака Гноенко. – Восстание башкир. – Усиление войсками пограничных линий. – Уведомление Сибирского губернатора Чичерина о замыслах польских конфедератов в Тобольске. – Нападение Пугачева на Ильинскую крепость. – Печальная участь команды секунд-майора Заева. – Отступление отряда генерала Станиславского.

26 ноября 1773 года Сибирский губернатор Чичерин сообщал из Тобольска генералу Деколонгу: «У нас все благополучно, здешнее смятение прекращено и виновные жесточайше наказаны; этим вся молва пустая и вредная пресеклась»[20]. Насколько действительно жестоко было то наказание, которым подвергнуты были виновные в тобольских смутах, видно из объявления, разосланного Чичериным в разные местности Сибири для всеобщего сведения. Приводим дословно это интересное объявление, характеризующее эпоху:

«От генерала-порутчика, лейб-гвардии премьер-майора, Сибирского губернатора Чичерина.

ОБЪЯВЛЕНИЕ

Появившийся в Астраханской губернии преступник и злодей, бежавший из Нерчинска с каторги, бывший разбойнический атаман, пойманный посыланною из Тобольска военною командою в Верхотурье, Григорий Рябов, злодейский яд свой распространяя в те места, наименовал себя императором Петром Третьим, начал собирать партию таковых же злодеев; однакож тамо верноподданными Ея Императорского Величества, не имея никаких военных команд к тому во употребление, собственно сами собою крестьяне как того злодея, так и сообщников его поймав, представили команде, за что они отменно Высочайшею милостию Ея Императорского Величества и награждены; из которых означенный злодей отправлен в Москву, а сообщники его расстрига Никифор Григорьев, донские казаки Степан Певцов, Иван Серединин, которые хотя и заслужили за их преступление смертную казнь, но Ея Императорское Величество из Высочайшего своего материнского милосердия изволила от того их освободить, уповая, что они приидут в раскаяние, но, напротив, они – распопа Григорьев, Певцов и Серединин, не только в раскаяние не пришли, а услыша, будучи уже ведены, что вместо их самозванца Рябова явился в Оренбургской губернии таковой же злодей бывший донской казак Емельян Пугачев, который так же, как и прежний, называя себя Петром третьим, начал собирать изменническую злодейскую партию, то и сии прежние изменники, распопа Григорьев, Певцов и Серединин, невзирая на Высочайшее Ея Императорского Величества о них милосердие и пожалование животом, отважились не только дорогою всех жителей уверить об означенном самозванце, но и в Тобольске о том разглашать.

Назад Дальше