перед их завоеванием. Можно ли читать эти положения без содрогания сердца? Ведь это
означает попирать ногами все, что есть святого в этом мире, и открывать дверь всяческим
заблуждениям. Таким образом, если честолюбивый государь силой отторгнет земли от
другого государя, то как можно предоставлять ему право тайно убить, или отравить ядом
побежденного? Победитель, если он поступает таким образом, вводит тем самым обычай,
который будет способствовать его собственному падению. Другой, честолюбивее и
способнее его, воздаст ему тем же и, напав на его земли, с таким же бесчеловечием с
которым тот казнил его предков, велит лишить его жизни. Макиавеллиево время
предоставляет нам много примеров подобного рода. Не видим ли мы, что папа Александр
VI находился в опасности низвержения с престола за его злодеяния, что гнусный его
побочный сын Цезарь Борджиа, будучи лишен всех земель, скончался в ничтожестве, что
Галеаццо Сфорца был умерщвлен в церкви, что Людовик Сфорца как узурпатор скончался
во Франции в железной клетке, что Йоркские и Ланкастерские князья в конце концов
истребили друг друга; что греческие императоры один другого тайно лишали жизни, пока
в конце концов, турки воспользовавшись их злодеяниями и слабостью, вовсе их не
уничтожили.5
Если в наши времена между христианами такие возмущения случаются редко, то
это происходит по большой части потому, что теперь положения здравого нрава известны
каждому. Все современные люди просветили свой разум, и мы должны за это благодарить
ученых людей, которые очистили Европу от этого зверства.
В другом месте Макиавелли утверждает следующее: необходимо, чтобы
победитель во вновь завоеванных землях основал себе резиденцию. Хотя это и не имеет
отношение к жестокости, а в иных случаях может оказаться и полезным, все же следует
принять во внимание: многие земли великих государей расположены так, что государи не
могут оставить свое местопребывание без того, чтобы остальные земли не оказались при
этом под угрозой. Государи являются первоначалом движения в государственном теле, и
им нельзя оставлять центра своих владений, дабы не пришли в упадок уже находящиеся
под его властью территории.
Третье политическое правило состоит в том, что необходимо во вновь завоеванных
землях учредить колонии, чтобы тем самым быть уверенным в их преданности. Автор
5 Александр VI Борджиа и Цезарь Борджиа — см. выше в материалах к «Князю» Макиавелли.
Сфорца - династия миланских герцогов в 1450-1535. Галеаццо Мария был убит миланскими
республиканцами в 1476 г., а Людовик (Лодовико) умер во Франции в заключении в начале XVI в.
Лакнкастеры — младшая ветвь династии Плантагенетов, узурпировавшая власть в Англии в 1399 г. В свою
очередь в XV столетии были выеуждены вести длительную граждаснкую войну с Йорками, так же
претендовавшими на английскую корону (т.н. война "Алых и Белых Роз"). Греческие императоры —
имеются в виду византийские императоры.
"Князя" в данном случае основывается на обычае римлян, но он упускает из виду то, что
если бы римляне вместе с колониями не отправили в новые земли и легионов, то бы они
очень скоро лишились бы своих приобретений. Он не рассуждает о том, что помимо
колоний и легионов римлянам необходимо было иметь также и союзников. Между тем
римские колонии и легионы были в счастливые времена республики разумнейшими
разбойниками, опустошающими в иные времена и всю вселенную. Они с помощью
хитрости сохраняли, то что приобрели несправедливо. Наконец, этот народ имел ту же
злую судьбу, что и остальные беззаконные победители.
Но рассудим ныне, могут ли колонии, о которых столь несправедливо судит
Макиавелли, быть такими полезными, как он нас в этом уверяет? Положим, что государи
отрядят поселенцев туда либо во многом, либо в малом числе. Таким образом, если число
их будет велико, они изгонят большое число новых подданных, опустошат их земли, если
же будут они в малом числе, то не смогут сохранить в своем владении приобретенные
земли и государи, не имея от этого никакой прибыли, сделают поселенцев несчастными.
Поэтому было бы гораздо справедливее в завоеванные земли отправлять солдат,
которые, будучи сплочены воинской дисциплиною и порядком, не станут притеснять ни
своих сограждан, ни подданных вновь завоеванных городов.
Это политическое правило было бы гораздо лучше первого, однако оно во времена
Макиавелли не могло быть известно, ведь в те времена государи еще не имели
достаточного войска, находящегося в постоянной готовности. Зато во всех странах
находились разбойники, которые, собираясь вместе, питались грабежом и насилием.
В те времена не имели представления о том, как содержать в мирное время
боеспособную армию, не имели также и никакого понятия о провианте для солдат, об их
казармах и о других учреждениях, благодаря которым государство в мирное время могло
пребывать в безопасности и от соседних держав и от войск, состоящих на жаловании.
Государь должен присоединять к своей державе князей, обладающих малыми
землями, и защищать их; он должен также возбуждать между ними несогласие, чтобы
мочь, когда пожелает возвысить их, или унизить. Это — четвертое правило Макиавелли.
Таким образом поступал Хлодвиг6, и некоторые другие государи, которые не менее него
были бесчеловечны. Но насколько же велико различие между этим тираном и подлинным
государем, который мог бы стать для малых князей примирителем их ссор и несогласий и
с помощью беспристрастного суда приобрести их почтение. Его разумность быстрее
сделала бы подобного правителя отцом соседей, чем притеснение их земель. Тем более
это верно, что его могущество должно служить им защитой, а не основанием для
истребления. Далее, справедливо также и то, что государи, желающие других принцов
возвысить насильно, сами бывали причиной своего падения, о чем свидетельствуют
многие примеры нашего столетия7.
Из этого я делаю заключение, что победитель, незаконно добившийся своего,
никогда этим не приобретет себе славы, и что тайное убийство в любое время является
позором для рода человеческого. Считаю также, что государи, причиняющие новым
своим подданным несправедливости и обиды, вместо того, чтобы пленять их сердца,
настраивают их против себя, и что нет никаких оснований оправдывать подобные
злодеяния, ибо это можно было бы сделать лишь при помощи тех положений, которые
выдвигал Макиавелли.
ГЛАВА IV. КАКИМ ОБРАЗОМ СОХРАНИТЬ ПРЕСТОЛ.
6 Хлодвиг — король франков (ум. 481-511 гг.), заложивший основы франкского могущества. Ловко
использовал противоречия между соседями: алеманнами вестготами, галльско-римской державой Сиагрия,
подчинив своей власти огромные территории от Гаронны до нижнего Рейна.
7 Речь идет о шведском короле Карле XII, который пытался посадить на польский престол вместо
Августа II, курфюрста Саксонского, своего ставленника Станислава Лещинского. Северная война, одной из
страниц которой была борьба за польскую корону, закончилась для шведской державы печально.
Желающий рассуждать об умонастроении народов, должен прежде всего сделать
между ними сравнение. Макиавелли сравнивает в этой главе турок и французов, которые
обычаями, нравами и умонастроением сильно отличаются друг от друга. Он исследует
причины, делающие завоевание турецкого государства трудным, а удержание его
простым. Кроме этого, он делает замечание, что Францию можно победить без особого
труда, но что постоянное возмущение населения, которое последует за завоеванием, будет
ежечасно угрожать спокойствию обладателя.
Макиавелли рассматривает эти вещи только с одной стороны. Он, имея в виду
единственный образ правления, думает, что могущество Оттоманской Порты и
Персидского государства основывается лишь на общепринятой у этих народов
негуманности, и на том еще, что только один человек, считающийся главой государства,
возводится ими на престол. Он думает, что неограниченная власть, таким образом
утвержденная, является самым безопасным для государя средством спокойного
царствования и противостояния неприятелю. Во времена Макиавелли было принято
считать, что знатность и дворянство во Франции некоторым образом делят власть с
государем, который в случае возмущения может оказаться в опасности.
Но я не уверен, что султан находится в меньшей безопасности, чем король.
Различие между ними состоит только в том что турецкий император принимает смерть от
янычар; в отличие от него же некоторые французские короли, были погублены бродягами,
монахами, или чудовищами, монахами вскормленными. Однако Макиавелли больше
рассуждает в этой главе о политических изменениях, нежели об особенных случаях. Он в
самом деле добрался до некоторых пружин различий между народами, но, по моему
мнению, главнейших перемен он не исследовал.
Различие климата, питания и воспитания людей создают абсолютное неравенство
между ними в жизни и умонастроении, а в этом и заключается причина того, что
итальянский монах является человеком совсем другого рода, нежели китайский мудрец.
Темперамент остроумного, но при том ипохондрического англичанина весьма отличается
от кичливой отваги испанца, да и француз также мало имеет общего с голландцем,
подобно тому как живость обезьяны отличается от медлительности черепахи.
Давно замечено, что восточные народы весьма строго придерживаясь древних
своих обычаев и от них никогда не отклоняются. Их старинные традиции, отличающиеся
от европейских законов исповеданием веры, обязывают их противостоять народам,
которых они считают неверными и которые могут нанести ущерб их государям. Те же
обычаи заставляют отвращать все, что может поколебать их исповедание. В результате,
хотя их монархи часто бывают низвержены, государство остается целостным.
Образ жизни французского народа, во всем отличный от мусульманского, являлся
отчасти причиной политических перемен, происходящих в этом государстве.
Легкомыслие и непостоянство характеризуют этот любви достойный народ. Он
беспокоен, своеволен и многие вещи ему быстро наскучивают, его тяга к переменам
касалась и важнейших вещей. Кажется, что столь любимые и ненавидимые французами
кардиналы, в течение длительного времени управлявшие государством на пользу себе8,
использовали правила Макиавелли ради низвержения знатных лиц и прилаживания к
характеру своего народа, чтобы таким образом предотвращать народные возмущения,
которые из-за легкомыслия французов постоянно угрожали государству. Политика
кардинала Ришелье не имела другой цели кроме унижения знати, дабы тем самым
возвысить власть государя, и положить ее в основу управления. В этом он так преуспел,
что до сего времени не видно во Франции никаких привилегий и признаков власти и силы,
которые могли быть употреблены во зло знатными людьми.
Кардинал Мазарини последовал во всем примеру кардинала Ришелье, которому
после многих попыток, встречавших ожесточенное сопротивление, удалось лишить
парламент основных преимуществ, и сегодня общество во Франции представляет лишь
8 Имеются в виду знаменитые кардиналы Ришелье и Мазарини.
тень того, которое существовало ранее. Иногда случается и ныне, что оно заявляет о себе,
но, как правило, ему затем приходится в этом раскаиваться.
Настоящее политическое искусство, побудившее министров учредить во Франции
неограниченную власть, научило их также и тому, чтобы поддерживать в народе
легкомыслие и непостоянство, — чтобы тот был менее опасен. Для этого устраивается
много такого, что способствует бесполезному времяпровождению. Отмена привычного
общественного устройства привела к тому, что те же самые люди, которые долгое время
противоборствовали императору, которые в оные времена могли пригласить в государство
стороннее вспомогательное войско, или восставать против Генриха IV и в то время, когда
он находился в младенческом возрасте, учредить великие беспорядки9, так вот, эти же
французы, утверждаю я, ни чем другим сегодня не заняты, кроме как стремлением
следовать изменчивой моде, и потому довольно часто меняют свои склонности. Таким
образом, взирая с удовольствием на одну вещь сегодня, завтра они ее презирают,
показывая во всех своих делах непостоянство и легкомыслие — в том числе и по поводу
своих любовниц, жилища и времяпровождения. Однако, несмотря на все это, сильные
армии и большое число их крепостей убеждают их в том, что владеют они своим
государством прочно, что позволяет им не страшиться ни внутренней брани, ни военных
предприятий соседних держав.
ГЛАВА V. О ЗАВОЕВАННЫХ ГОСУДАРСТВАХ.
Как управлять теми городами и княжествами, которые до завоевания имели
собственные законы? По мнению Макиавелли, нет никакого иного средства удержать в
подчинении вновь завоеванное вольное государство, кроме, как его разорение, и это он
считает самым безопасным способом избежать возмущений впоследствии! Несколько лет
назад один англичанин покончил жизнь самоубийством. После его смерти была найдена
на столе записка, в которой, оправдывая свое злодеяние, он уведомляет что лишил себя
жизни для того, чтобы никогда не болеть. Этот случай подобен разорению нового царства
завоевателем, предпринятого для того, чтобы никогда его не лишиться. Я уже не говорю о
человечности здесь, ибо это понятие вовсе чуждо Макиавелли.
Его, однако, можно опровергнуть собственным его оружием — корыстолюбием,
душой его книги, богом его науки об управлении, а также собственными его злодеяниями.
Макиавелли говорит, что государь, овладевший вольной державой, должен разорять ее
для того, чтобы владеть ею без опаски. Но зачем тогда предпринял он это завоевание?
Ответом будет, без сомнения, что оно необходимо было для увеличения его силы и
могущества.
Именно это я и хотел доказать: он делает совершенно противоположное тому, к
чему стремится. Ибо завоевание обходится ему весьма дорого: он опустошает те земли,
которые могли ему принести ему вред, если бы их население восстало. Всякий согласится
со мною в том, что обладание опустошенной и лишенной всех жителей землей, никак не
делает сильным государя. Я считаю, что если бы какой-либо монарх имел пустоши,
простирающиеся от Либена до Баркана, то это обладание не сделало бы его земли
плодоноснее, и я уверен в том, что миллион барсов, львов, крокодилов с миллионами
подданных, с изобильными городами, гаванями и многочисленными кораблями, с
трудолюбивыми гражданами, солдатами и со всем тем, чего можно ожидать от
многолюдной земли, нельзя поставить ни в какое сравнение с опустошенным краем.
Всякий со мной согласится в том, что сила какого-либо государства не связана с
обширностью его пределов; но с количеством живущих в нем людей. Взять хотя бы
Россию и Голландию, в первой мы видим не что иное, как болота и бесплодные острова,
9 Вероятно Фридрих говорит о войнах галлов с Юлием Цезарем, а затем о событиях XVI в. —
религиозных войнах, когда гугеноты приводили во Францию немецкие наемные войска. Генрих IV (Генрих
Наваррский) — король Франции в 1589-1610 г., основатель династии Бурбонов.
возникшие из лона обширного океана, напротив, Голландия — малая республика, которая