Сравнивая эти подходы, можно искать и находить отличия в деталях и акцентах (например, Б. Д. Парыгин специально подчёркивает, что «особую роль среди всех других факторов формирования социально-психологического климата первичного коллектива играют отношения руководства и подчинения» (1981, с. 37)), но то, что перед нами две разновидности одной принципиальной модели, не вызывает сомнений. В обоих случаях во главу угла под именем «климата», будь то «организационного» или «психологического», ставится некая интегральная переменная, которая вбирает в себя все и всяческие объективные и субъективные факторы и способствует (либо не способствует) позитивным изменениям в поведении членов иерархически организованного объединения людей. Соответственно, если речь идёт о промышленном предприятии, то в качестве основных показателей позитивности поведения (а стало быть, и важнейших направлений воздействия «климата») указываются производительность труда, прогулы, текучесть и т. д. Если требуется порассуждать о каком-либо ином типе организаций, то в общую схему вносятся подобающие редакционные правки, но сама схема остаётся неизменной.
При этом продуктивность «климатических» идей в их американском варианте оценивается без всякого оптимизма: «несмотря на интенсивный рост количества исследований, их реальный вклад в разработку теории и практики эффективной группы продолжает оставаться неудовлетворительным» (Немов, 1978, с. 56). Верно указывается и причина этого, которая буквально лежит на поверхности: «модель организации, на которой основывается такой подход, носит исключительно бихевиористский характер, рассматривая поведение как непосредственную реакцию на стимульные воздействия среды и исключая психологическую среду организации как детерминанту поведения» (Паповян, 1878, с. 165). Однако когда доходит до дела, проявляемое на словах критическое отношение к зарубежным моделям сразу куда-то улетучивается, и в трудах домашних «психологических климатологов» рядовые работники в своей эффективности зачастую предстают не активными и равноправными участниками процесса, но гораздо больше напоминают безвольных заложников стиля руководства и вышестоящих организаций. Не ограничиваясь формированием у читателя такого общего впечатления, некоторые авторы находят уместным специально подчеркнуть свою приверженность бихевиористскому тезису об активности руководителя и реактивности подчинённых. Например: «Руководитель производственного коллектива не только определяет (в соответствующих рамках) цели подчинённых, планирует, организует и контролирует их работу. Он должен также побуждать своих подчинённых активно стремиться к достижению этих целей» (Свенцицкий, 1975, с. 92). Или вот такой прогноз: «Знание положений психологических наук позволит руководителям выбирать рациональный стиль работы и принять действенные методы мотивации подчинённых» (Аунапу, 1977, с. 21).
Так что, подводя итог рассмотрению ныне бытующих взглядов на природу эффективного руководства и сопоставив даты выхода в свет посвящённых этой проблематике книг и статей, остаётся лишь согласиться с классиком, что «наши хулители лукавого и гниющего Запада не имеют в этом отношении никакой иной заслуги, кроме той, что с Запада же переносят готовое и вдобавок противуобщественное воззрение» (Салтыков-Щедрин, 1966, т. 5, с. 38). Хотя, с другой стороны, чтобы быть вполне объективными, стоит вспомнить и о том, что, теория, приписывающая непосредственным исполнителям сугубую пассивность и безразличие к выполняемой работе, вовсе не является для России чем-то совсем новым и категорически чужеродным. Ведь уже в XVIII веке среди отечественного дворянства (то есть правящей и сравнительно просвещённой верхушки тогдашнего общества) обретает широкую популярность не очень изысканная, но зато во многом самобытная концепция управления, исходившая из того, что крестьяне (подчинённые) – это есть «ленивые скоты», и для того, чтобы они успешно исполняли свои обязанности, необходимо периодически «взбадривать» (~ побуждать и мотивировать) их плетьми. А из этих посылок уже очень органично вытекал тезис о том, что эффективность всего общественного производства решающим образом зависит от распорядительности (~ стиля руководства) помещиков (~ непосредственных руководителей) и представителей власти на местах (= вышестоящих организаций).
Столь почтенный возраст и традиции «климатической», а попросту говоря, монархической2* идеологии существенно упрощают задачу возражения этой идеологии во всех её конкретно-теоретических ипостасях. Ибо для того, чтобы неголословно объявить посылки и выводы «психологических климатологов» тупиковыми, уже не требуется пространно разъяснять, что подчинённые в не меньшей степени, чем руководитель, являются субъектами деятельности, активно относящимися к своему служебному положению и выполняемым заданиям. На фоне всего вышесказанного достаточно будет просто заметить, что после XIX века закрывать глаза на методологическую ограниченность монархических идей и историческую бесперспективность вытекающей из них практики управления могут разве что самые упорные апологеты единодержавия либо крайне слабо эрудированные люди.
Резюмируем: на сегодняшний день теория эффективной организации (немаловажной частью которой должна стать концепция эффективного руководства) не то что не создана, но даже не имеет прочного фундамента. Потому что, за исключением понятия «руководитель», все остальные потенциальные «кирпичи» искомой теории являются весьма и весьма «сырыми» и нуждаются в предварительной «формовке» и «просушке». А так как без надёжных точек опоры, на расплывчато-неуловимом основании ни здания, ни теории не построить, то, если мы хотим хоть немного приблизиться к пониманию условий и средств налаживания эффективного человеческого взаимодействия, начинать надо с выяснения и максимально строгого ограничения объёма и содержания фундаментальных понятий.
Да, терминологическая обстановка в области социальной психологии является, мягко говоря, неоднозначной. И надежду – если таковая присутствовала – сходу добраться до существа проблемы лучше оставить сразу, чтобы потом не разочаровываться. Однако терпеливых и вдумчивых читателей подобные сложности вряд ли могут смутить. Конечно, уверять, что после знакомства с этими почти старинными записками никто не будет разочарован, а многие вопросы психологической теории и практики перекочуют в разряд окончательно решённых, было бы излишне самонадеянно. Но осторожно предположить, что результаты этого непростого расследования помогут коллегам под несколько иным углом взглянуть на типологию видов и уровней человеческого взаимодействия, – такое право у автора есть.
1. Руководитель и группа.
Научно выверенное определение того, образуют ли подчинённые и их официальный руководитель единую группу, или же последний занимает некое особое положение не только в административной, но и социально-психологической системе отношений (на этот счёт, как мы видели, в литературе высказываются разные мнения), вовсе не является третьестепенной мелочью, способной волновать лишь досужих теоретиков. От того, кем «на самом деле» является руководитель для возглавляемых им людей – «своим» или «чужим», зависит, например, будем ли мы считать, что более адекватно ведут себя те начальники, которые держатся наравне с подчинёнными, или же те, кто всегда сохраняет дистанцию между собой и направляемым контингентом. Можно указать и немало других предельно практических обстоятельств, связанных с необходимостью решать, какой формат контактов с подчинёнными будет здесь и сейчас нормальным, подобающим статусу руководителя, а какие проявления противоречат этому статусу и должны быть признаны «ненормальными».
Так что вопрос о положении руководителя в собственно человеческой структуре возглавляемого им производственного, учебного, административного, военного или какого-то иного подразделения становится весьма актуальным как раз при решении задач практической организации объединений людей. И рассуждать об эффективности взаимодействия без определения личной позиции по этому вопросу явно не удастся. Однако, с другой стороны, просто присоединиться к одному из уже упоминавшихся ответов тоже не выход, поскольку на развилке «руководитель является членом группы – руководитель не является членом группы» априорный выбор любого варианта оставляет нас в более широком концептуальном тупике.
Дело в том, что любые попытки в психологическом плане жёстко привязать руководителя к его подчинённым или, напротив, категорически отлучить от них игнорируют следующий немаловажный момент: проблема групповой принадлежности руководителя – при всей своей значимости для теории и практики – не является самостоятельной, но есть лишь частный случай общей проблемы группового членства. И служить обоснованием ответа на вопрос о статусе руководителя по отношению к группе должны не указания на те или иные особенности положения официальных должностных лиц на производстве или где-то ещё, а то или иное понимание группы и вытекающее из него определение члена группы. Поэтому мы пока отложим рассмотрение вопроса о групповой принадлежности руководителя и попробуем прежде выяснить, что представляет собой группа как таковая.
1.1. К определению понятия «группа».
Воспользуемся тем, что работа по сопоставлению многочисленных определений группы уже проделана, и обратимся сразу к наиболее «синтетическому»: «Под малой группой понимается немногочисленная по составу группа, члены которой объединены общей социальной деятельностью и находятся в непосредственном личном общении, что является основой для возникновения эмоциональных отношений, групповых норм и групповых процессов» (Андреева, 1980, с. 237).
При этом, «кристаллизовав» приведённое определение и справедливо указав, что трактовка понятий и «центры тяжести» в этом наборе признаков могут быть различными, сама Г. М. Андреева предлагает: а) считать наиболее значимым для группы факт общей социальной деятельности; б) под «общей социальной деятельностью» понимать то, что «сразу задаёт группу как элемент социальной структуры общества, как ячейку в более широкой системе разделения труда» (там же). Проще говоря, предлагается считать деятельностью работу по специальности, т. е. сделать тот самый «первый шаг», который «состоит … обычно в отождествлении трудовой деятельности как таковой с производственной функцией» (Хараш, 1977, с. 27).
Характеризуя такой ход мысли как типичный для социологических исследований деятельности производственных групп и коллективов, А. У. Хараш предупреждает, что подобная позиция допустима только в начальной стадии, и если отношение исследователя к деятельности людей на производстве не изменится, то все последующие интерпретации и выводы будут ничем иным, как социологическим редукционизмом со всеми вытекающими отсюда ограничениями и прямыми ошибками. В том, насколько серьёзно это предупреждение, мы не раз сможем убедиться в дальнейшем и в том числе на тезисах Г. М. Андреевой. Однако не будем слишком сильно забегать вперёд и вернёмся к выяснению того, что есть группа с психологической точки зрения.
Итак, чтобы быть вполне справедливыми к ним, заметим, что сторонники отождествления группового состава с штатным расписанием небольших структурных единиц более широкой организации всё-таки не чужды здравого смысла. И среди прочего понимают, что в жизни персонал некоторого структурного подразделения (даже если оно официально называется группой, а не участком, отделом, департаментом и т. д.), не всегда действует сообща, а порой может разделяться на откровенно противостоящие друг другу фракции. Поэтому для описания ситуаций, когда подлинное единство взглядов и поступков складывается между людьми, числящимися в разных структурных подразделениях или вовсе не входящими в организацию, дополнительно к «группе членства» вводится понятие «референтной группы» и «референтных отношений». И предлагается думать, что если некий человек не следует нормам, не разделяет ценностей, третирует своих соседей по списку «ячейки в более широкой системе разделения труда», то это значит, что у данного человека нет со «своей группой» отношений референтности.
То есть фактически утверждается, что для осмысленного прогнозирования поведения людей, помимо их официального статуса, требуется ещё знать их личное отношение к этому статусу и всей связанной с ним организации. И с этим трудно не согласиться, стоит только представить себе сотрудника, который не дорожит своей должностью либо, будучи агентом политических или экономических конкурентов, прямо враждебен своим номинальным коллегам. Очевидно, что при подобном настрое любые самые детальные сведения о штатной позиции такого сотрудника не позволят сделать хоть сколько-нибудь надёжных предположений о том, как поведёт он себя в той или иной профессиональной ситуации (не говоря уже о бытовых).
Правда, после признания, что на данных об одном лишь служебном положении человека далеко не уедешь, адепты социологизаторского подхода к деятельности как будто спохватываются, что такая уступка реальности вплотную подводит их к отрицанию собственных исходных посылок. Во всяком случае делать следующий логически вытекающий из такого признания шаг и подобающим образом скорректировать своё определение группы они даже не пытаются. А значит, дальше придётся двигаться самим. Благо никаких сверхъестественных усилий для этого не требуется.
В самом деле, если из цитировавшегося определения группы и лежащей в его основе «общей социальной деятельности» убрать – по причине их полной практической и теоретической бесполезности – отсылки к общественному разделению труда и тарифно-квалификационному справочнику, то это определение обернётся хотя и несколько витиеватым, но в целом оправданным противопоставлением группы как объединения людей всевозможным стаям, прайдам, табунам и прочим объединениям существ, не являющихся людьми. Потому что эмоционально-насыщенные контакты, нередко очень жёсткие нормы поведения и сложные процессы организации совместного выживания можно наблюдать у многих видов животных. Но только человеческая деятельность является социальной в силу самого своего происхождения, и если человеческий индивид вскоре после рождения почему-либо оказывается вне сферы человеческих отношений, то, как показывают истории реальных «маугли», он так и остаётся животным. И наоборот, если уже зрелый человек вдруг оказывается за пределами социума, то и в полном одиночестве он продолжает действовать, опираясь на ту часть общечеловеческого опыта, которую успел усвоить. Так что вместо рассуждений о неких «членах, объединённых общей человеческой деятельностью», на наш взгляд, гораздо проще и понятнее будет сказать, что в психологии группа – это люди, занятые общей деятельностью.
К этому остаётся добавить, что признаком, с которым взаимооднозначно соотносится понятие деятельности, точнее, особенной деятельности, является предмет деятельности или мотив3*. А стало быть, чтобы сделаться «общей», деятельность должна, во-первых, выполняться сообща, совместно, а во-вторых, направляться к достижению единого для всех участников мотива.
Надо сказать, что вопрос об общей деятельности в её психологическом понимании не так очевиден, как может показаться на первый взгляд, и выяснение этого вопроса невозможно без углубления в сферы, подчас весьма далёкие от социальной психологии. Поэтому, чтобы не нарушать смыслового единства данного изложения, более детальный разговор об общности и разности человеческих мотивов было признано целесообразным вынести в Приложение (см. стр. 293 и далее). Здесь же ограничимся ссылкой на итоговый вывод, а именно: у человека имеется потребность, самодостаточным предметом которой могут служить изменения во внешнем мире, и на основе этой потребности могут возникать тождественные мотивы и полностью одинаковая деятельность. Отсюда окончательно получаем следующее определение группы: «Группу образуют люди, совместно действующие ради достижения общего мотива».
А в качестве общего резюме теперь можно со всей определённостью сказать, что вопрос о групповом членстве руководителя не имеет и не может иметь никакого универсального решения. Ответ на этот вопрос должен даваться на основе анализа каждой конкретной ситуации с точки зрения того, совпадают или не совпадают мотивы данного руководителя и хоть кого-нибудь из его подчинённых. Да, на сегодняшний день такой анализ чаще будет давать отрицательный результат. Но даже если бы оказалось, что ни один из действующих руководителей не является членом работающей с ним группы, для теории это не имеет ровно никакого значения, а принципиально лишь то, что там, где подчинённые образуют группу, руководитель может в неё входить. А может и не входить, если не разделяет мотива, объединяющего его подчинённых.