Он проникновенно и самонадеянно заявил:
– Мы пришли к капиталистическому завтра! Вот такие-то дела, голова бедовая.
С большим удовольствием Назаров оставил кабинет милицейского начальника, ибо понял окончательно и бесповоротно, что имеет дело с хвастуном и очень себялюбивым глупцом.
Теперь Игорю надо было действовать самостоятельно, не ждать у моря погоды. Душа его и так, как говорится, была не на месте. Он корил себя за неосторожность, за чрезмерную доверчивость. Как же так, он взрослый человек, проявил такую неосторожность, неосмотрительность. Тут капитан полиции был прав… со всех сторон. Не поспоришь. Но ведь на месте Назарова мог оказаться любой и совершить ошибку, даже самый осторожный человек. Ведь у так называемых корреспондентов имелись какие-то документы.
Но отпускать Лену одну с незнакомыми людьми Назаров не имел никакого права. Что ж теперь-то казнить себя? Время вспять не воротишь, не изменишь ход событий… А его изменить надо, просто необходимо, и приложить к этому все усилия. Знал бы, как говорится, где упасть, соломки бы подстелил.
По таёжному профилю вверх, в сторону гольцов, поднимался бульдозер на гусеничном ходу с тележкой, в которой находились люди. Он полз медленно и осторожно. Он вёз, доставлял до базы горных спасателей студентов, которые пока делали первые шаги и робкие шаги на поприще горного туризма и альпинизма. Скорее, они были просто романтиками с рюкзаками и кое-каким специальным снаряжением: верёвки, ледорубы, крюки, карабины и прочие крепёжные устройства, страховочные ремни…
Разумеется, парни и девушки, используя летние каникулы, решили покорить одну, пусть не из самых великих, но, всё же, солидную вершину под не очень поэтическим названием «Каналья». Сравнительно высокую, с определённой степенью сложности восхождения… Где-то, около трёх тысяч метров над уровнем моря. Эта самая Каналья для охотников и промысловиков не предоставляла никакого интереса и особо не снилась им по ночам – растительности на вершине её почти не имелось, в основном, снег и лёд, и, разумеется, почти голые камни. «Почти» потому, что мхи и лишайники встречались.
Перед новым подъёмом бульдозер выехал на небольшую ровную площадку. Из тележки выбрался мужчина в походном снаряжении, не вооруженный, он помог спуститься на землю девочке, лет тринадцати-четырнадцати. Её голова была закрыта капюшоном. По изможденному лицу ребёнка-подростка трудно было узнать в нём Лену Балантьеву. Они направились в сторону от площадки. Их силуэты мгновенно потерялись в чаще тайги.
Посоветовавшись, студенты, мало обратившие внимания на только что покинувших их попутчиков, решили сделать привал. Бульдозерист заглушил двигатель своего гусеничного «коня». Парни и девушки расположились на поваленных стволах деревьев, кедров и гигантских сосен. Некоторые сразу же начали торопливо жевать походные бутерброды, запивая их чаем из термосов.
Угрюмый долговязый рыжебородый мужик вёл Лену вверх по горной тропе, в сторону от возвышенности Каналья. Он не собирался заниматься альпинизмом. К девочке бандит относился бережно и даже с сочувствием. Видя, что она часто устаёт с непривычки в дороге, бородач, по-возможности, старался чаще устраивать привалы. Понимал, что даже взрослому человеку, не привыкшему к высоте и разряжённому воздуху, где ощущается недостаток кислорода, нелегко в горах, особенно, на первых порах.
Чтобы отрегулировать дыхание, человеку, точнее, его организму, требуется минимум троё суток. Некоторым для адаптации в таких условиях требуется гораздо больше времени.
– Дядя Анисим,– взмолилась Лена,– отпустите меня домой. Зачем я вам нужна?
– Отпустить? А что толку? Заблудишься или дикие звери сожрут,– угрюмо, но доброжелательно ответил бандит, пристраиваясь на пеньке, не далеко от девочки.– Да и можешь зря не уговаривать. Пустая затея. Да и я так тебе скажу. Ничего с тобой плохого не случится. Отведу тебя поначалу к Яге.
– Вы шутите?
– Никогда не шуткую. Как есть, так и говорю. Не моё это дело, но сообщу: будешь ты жить за границей богато, справно и даже как принцесса.
– Я? За границей? – С грустью и удивлением произнесла Лена.– Но меня потеряют мама и папа. Зачем мне чужие страны?
– Оно верно. Российскому человеку они справедливо кажутся дикими… Но не век же тебе быть с матушкой и батяней,– глубокомысленно изрёк Анисим, затягиваясь импортной сигаретой.– Но больше я тебе ничего не скажу, потому, как мало знаю. Пойдём далее, девка, однако. Засиделись. Будя…
До них доносилась песня студентов, устроивших себе привал у таёжного профиля. Слышался звон гитары и бодрые, даже весёлые голоса. Они сейчас видели тайгу не такой, как Лена.
У каждого своя тайга, и для всякого она, время от времени, изменяется – то интересная, то скучная; порой добрая, светлая, а иногда жестокая и беспощадная, тёмная, мрачная.
Девочка угрюмо брела за Анисимом в опасную неизвестность. Она и не пыталась в тракторной (бульдозерной) тележке обратиться за помощью к студентам и к их взрослым руководителям.
Бандит, хоть внешне и не похож был на злодея, заранее предупредил Лену, что если она «вякнет», то он прирежет её тут же, на месте, а сам успеет уйти в тайгу… И она не сомневалась в том, что Анисим не шутил.
Через некоторое время Анисим и Лена стали подниматься вверх по каменистой тропе, лежащей серпантином вокруг заросших кедрачом гор. Девочка плелась сзади, придумывая, чтобы такое предпринять для собственного спасения, но ничего путного, разумного и полезного не приходило на ум. Угораздило же её поехать в «Тойоте» неизвестно куда… с «журналистами». Какими, всё же, подлыми и злыми бывают люди! Почему она должна ехать за границу? По чьей это воле?.. Не нужно ей ни каких самых богатых заморских стран, где не будет рядом с ней мамы, папы и… Гриши. Конечно,
Балантьева считалась девочкой не из робкого десятка. Но тут немного растерялась… Да и не каждый бы взрослый смог бы сориентироваться в сложной экстремальной ситуации. Когда Лена была помладше, даже с мальчишками дралась, но тут… назревало совсем другое, что-то очень непонятное и опасное.
На какой-то момент впереди идущий бандит зазевался, и Лена шмыгнула сквозь еловый зарост в сторону – с тропы. Она спряталась тут же, на склоне, в скалистом углублении, под огромным, висящим над ней валуном.
Но Анисим был тёртым калачом и бросился на поиски беглянки. Понимая, что девочка не могла далеко уйти, он начал ходить кругами, то и дело пересекал тропу. Решение выбрал почти верное. Но круг его поисков, таким образом, становился всё больше и больше. В конце концов, бандит понял, что увеличивать район обследования не имеет смысла и что Лена затаилась где-то здесь, совсем недалеко от него.
Хотя она и находилась в надежном, как ей казалось, укрытии, затаившись, как мышь, Анисим, всё же, отыскал её. Крепко схватив за руку Лену, выволок её из-под нависшего над ней камня. Таёжник, если его так можно было назвать, замахнулся в сердцах рукой на девочку, но вовремя одумался…
– Скажи спасибо, что тебя не велено лупцевать,– прохрипел он,– и всего такого прочего над тобой производить, а то уж уши я тебе оборвал бы… невеста.
– Я знаю, что дети не должны говорить взрослым гадости,– Балантьева держалась мужественно,– но вы, Анисим, негодяй! Вы мерзавец!
– Это ты, девица, в точку попала,– широко улыбнулся бандит, показывая свои щербатые зубы.– Я негодяй и мерзавец. У каждого, голубушка, своё дело и затея.
– Таких, как вы, – голос у Лены дрогнул,– надо уничтожать!
– Да что я! – Махнул рукой Анисим, садясь на пенёк, и снова закурил.– Я-то ещё, девица-красавица, ангел… если меня сравнивать с теми, в чьи руки ты попадёшь. Старуха Яга с тобой церемониться не будет или, наоборот… будет. Ты ведь, милая, теперь выгодный товар.
Девочку, признаться, не на шутку испугало откровение бандита, но она не подала виду. Лена продолжала относительно спокойно и обстоятельно доказывать Анисиму, что человек он не честный. Но тому детский лепет был, что об стенку горохом.
Вдруг над ними послышался рокот работающих винтов. Анисим ухмыльнулся, давая понять Балантьевой, что в такой чащобе лётчик-наблюдатель и прочие господа не смогут никого разглядеть. Дело почти невозможное.
Из пролетающего над тайгой вертолёта за тем, что делается на глухих тропах, и на самом деле внимательно следили сотрудники милиции. Наблюдатель с помощью специального видеоприбора досконально изучал даже лица студентов, что сделали большой привал внизу, почти вначале своего пути, внимательно разглядел физиономию глуповатого на вид и простецкого бульдозериста.
А до восхождения задорным юношам и девушкам на вершину Канальи было ещё далеко – не рукой подать.
– Просмотр местности завершаю,– доложил лейтенант, наблюдатель.– Ничего подозрительного не обнаружил. Лишних людей в тайге нет. А это студенты Новосибирского университета, начинающие альпинисты, инструкторы с ними, и преподаватель. Это доцент Абрам Кушкин.
– Чёрт возьми! – С досадой произнёс второй милиционер, постарше наблюдателя званием на две звёздочки.– И в самой фактории ничего подозрительного не обнаружено. Как сквозь землю провалилась.
Шум вертолётного двигателя становился всё тише и тише, растворялся где-то, в небесной дали. А с улетающим прочь вертолетом и у Лены улетели, исчезли все надежды на спасение.
Но Балантьева уже почти справилась со своим паническим настроением. Если бы у Анисима имелось с собой ружьё, и Лена смогла бы до него добраться, то она, наверное, решилась бы застрелить бандита. «Глупости всё,– с горечью подумала девочка,– не смогла бы я убить человека. Да и у этого разбойника с собой нож». Как бы, прочитав её мысли, Анисим кашлянул и просто сказал:
– Ничего ты со мной не сделаешь. Слаба курица против собаки. Да и пистолет я с собой ношу. Меньше всяких расспросов со стороны, чем за ружьё или карабин. Ведь пистоль в глаза не бросается. Лежит себе спокойно под штормовкой, во внутренней кобуре и никого… пока не трогает.
Обладатель более шести сотен миллионов американских долларов, а по некоторым данным почти трёх миллиардов, вложенных, в основном, в дело, со скромным и банальным прозвищем Принц, гражданин одной из ближневосточных стран, господин Пури сидел у себя в кабинете. С умильной улыбкой на красно-коричневом лице, он в который раз смотрел концертную программу, записанную им лично в Швеции в прошлом году. Он ещё раньше видел в Санкт-Петербурге, когда ездил туда на полуделовую встречу с местными разворотливыми и нахрапистыми бизнесменами, на концерте эту маленькую привлекательную, беловолосую с пышной причёской голубоглазую девочку.
– О, Лена-а Баланива-а! – Громко и с восторгом сказал вслух Пури, старательно разжёвывая мощными белоснежными челюстями кусок шоколада.– Лена совсем скоро будет… рядом с ним, с Пури.
Богач и, по сути, эксплуататор своей страны, которому принадлежало около десятка не очень больших но продуктивных и прибыльных заводов, крупный строительный концерн, студия телевидения, четыре газеты, журнал и мощный банк, наслаждался мыслью о том, что сосем скоро в его пятиэтажный дворец войдёт маленькая русская красавица и… станет его четвёртой женой. Шариат ведь разрешает правоверному мусульманину иметь именно такое количество спутниц жизни.
Правда, для увеселения и разнообразия он держал в своём шикарном дворце множество юных служанок, которые умели петь, играть на музыкальных инструментах, исполнять танец живота… В основном, это были совсем юные красавицы из стран, которые образовались в результате распада Советского Союза. По прихоти заокеанских магнатов, да и некоторой выгоды местных политиков и воров, которые ещё не получили по заслугам за свои «добрые» деяния.
Нет, огромное количество служанок во дворце Пури – никто и никогда бы не посмел объявить гаремом. Он же не падишах какой-нибудь отсталой страны,– он – верный гражданин своей великой республики. Законопослушный гражданин. Если Коран разрешает иметь четырёх жён, значит, и будет столько. Да, столько и было раньше у Принца. Просто Фатима умерла, ушла в лучший мир, её забрал Аллах… Всё происходит справедливо.
Ведь Пури молод, здоров, красив и крепок, и богат. Ему только сорок лет. Старость ещё не коснулась кожи его лица, в чёрных глазах блеск, в шевелюре смоляного цвета и густой бороде – ни единого седого волоска.
Сердце Пури ликовало. Ему уже сообщили, что «девочка-персик», «свет моих очей» уже похищена. Но это ведь никакое не похищение, потому что она обязательно полюбит Пури и скажет ему: «Я навеки твоя, мой господин!». Очень скоро её через тайный «коридор» на пакистанско-таджикской границе доставят к нему… в целости и сохранности. Он ведь хорошо и справедливо заплатит всем, кому надо. Если потребуется, его люди или солдаты его друзей устроят на границе небольшую перестрелку, чтобы Балантьеву, незамеченную в суматохе специальными службами, спокойно доставили к нему во дворец или («надо быть скромней, дорогой Пури») в обычный, но большой дом.
Конечно, девочка со странным именем «Лена», немного поплачет, а потом станет его… женой. Счастливой, богатой, известной. Всё пройдёт гладко. Не будет же Россия воевать с его Республикой из-за какой-то девчонки. У российских «рулевых» и новоиспечённых магнатов совсем другие интересы – от имени государства прибрать всё, что ещё не отобрано у народа к своим рукам. Умеют же! Ни в какой другой стране такое было бы невозможно. И ещё ведь объявили этот жуткий беспредел демократией. Молодцы!
Господин Пури по-хорошему завидует «большим» российским людям. «А Лена – ни какая-то, она – алмаз моей души. За неё можно и повоевать,– подумал Принц.– Ведь шла же семилетняя Троянская война из-за Елены Прекрасной. Но Баланева-а лучше, чем… О, Лена, прелестный яхонт дня и ночи! Луноподобная, сладкоголосая!..».
Мультимиллионер ради предстоящей встречи с Балантьевой стал серьёзней и обстоятельней изучать русский язык. К нему сюда, в его шикарный дом, каждую среду и четверг, по вечерам, приходил бывший военнопленный, воин Советской Армии времён Российско-Афганских событий, учитель… Они ведь тоже, русские, всякими бывают – и хорошими, и плохими. А этот нормальный, он принял мусульманскую веру, отрастил бороду, изучил язык их республики. Хороших людей Пури хорошо понимает и даже уважает, щедро любит.
Для того, чтобы не произошло недоразумений, он прикажет перекрасить светлые волосы на голове Лены в чёрный цвет. А девушки-служанки Принца с помощью специальных мазей и гелей, да и много другого, сделают кожу на теле юной русской певицы тёмно-коричневой, эластичной. Станет смуглой, в меру.
Она примет мусульманство, иначе нельзя, станет правоверной, и звать её будет Сулейма. «Лена-Сулейма,– мечтательно подумал Пури,– сладко поёт. Девочка совсем взрослая. У нас таких замуж отдают, чтобы не состарились быстро».
Разумеется, Пури был отъявленным негодяем, но лично об этом не подозревал. Самым наглым образом он делал свои капиталы на продаже наркотиков, но так осторожно и умело, что всегда и всем казался порядочным и честным господином. Правда, иной раз, со стороны Интерпола на него падали подозрения. Но за недостаточностью улик и благодаря большому авторитету, почти на мировом уровне, Пури, к нему не так просто было подступиться… Но пытались. А Принц всегда выходил сухим из воды, подставляя вместо себя какого-нибудь нелегального подчинённого или товарища… за умеренную плату.
У него имелось несколько надёжных каналов, по которым переправлялись наркотики и наркосодержащие вещества, с выходом на Россию, и один из них, в частности, на Сибирь. С рук своих посредников на руки таёжноё мафии сбывались героин и гашиш, иногда и другое зелье. Пури был очень не прост, хитёр и продуман, и ради солидной выгоды никогда не мелочился. Он сумел, вопреки своей осторожности, граничащей с трусостью, связаться с деловыми кругами из Сибири, в том числе, с представителями мафиозных структур. «Аллах велел помогать не только ближнему, но и дальнему».