– Реснички же! – Настя кокетливо прикрыла глаза. – Я сделала себе реснички!
– Ой, и правда! Здорово! Как родные!
Раньше Алена не видела настолько качественных наращенных ресниц, обычно они смотрелись неестественно и делали глаза похожими на мохнатых черных пауков.
– Три тысячи стоят, – виновато сказала Настя. – Он оплатил. За такие деньги я воробья в поле до смерти загоняю!
– У нас в Туле делала?
– Да прям! В Москве! У супер-пупер мастера, за две недели записалась, раньше не было свободного времени.
Алена почуяла деньги и сделала стойку, как охотничий пес на дичь.
– Сколько ты за них заплатила? И сколько по времени длилась процедура?
Она склонилась над сидящей Настей, осторожно подергала реснички – они вели себя как натуральные. Удивительно. Подруга улыбнулась и сказала:
– Давай выучимся на реснички и откроем кабинет? – Она распахнула глаза. – Их нужно каждый месяц корректировать – приходить, чтобы мастер их поправлял, иначе отвалятся. К нам будут постоянно ходить с деньгами! Представляешь? Не нужно вести уроки, бегать с подносами…
– Очень хорошо представляю…
Алена в задумчивости принялась мерить комнату шагами. Черное облако в ее душе начало рассеиваться. Когда все подруги мечтали о состоятельном женихе, таком, что, выйдя замуж, можно не работать, у Алены были другие мечты: собственная маленькая квартирка, и чтобы там – никого. Хочешь ходить голой – ходи, не хочешь сегодня мыть пол – помой завтра, а главное, никто оттуда не выгонит, даже если закончатся деньги, даже если у мамы появится новый муж.
Раньше она думала, что готова на все ради собственного жилья, потом оказалось, что она набита комплексами и предрассудками: это некрасиво, это неэтично, это фууу.
Сейчас мечта стала материальной и проступила сквозь туман иллюзий.
Процедура длится два часа и стоит три тысячи рублей. Если в день работать стандартные восемь часов, то можно заработать двенадцать тысяч! В Туле Алене пришлось бы ради этих денег проработать учительницей биологии не меньше двух недель, здесь официанткой столько зарабатывается за неделю. А ведь реально работать не по восемь часов, а по двенадцать, Алена сможет, она сильная. И если вкалывать без выходных, то в месяц выйдет пятьсот сорок тысяч! Алена перепроверила на калькуляторе. Да ну, так не бывает! Пол-ляма на ресничках! О’кей, пусть сколько-то стоят материалы. Интересно, кстати, сколько? Да пусть даже и половину, двести семьдесят тысяч остается!
Алена опустилась на диван, взяла бутылку, да чуть не уронила – так разволновалась, что руки перестали слушаться. Справившись с задачей, она подняла бокал, где, преломляя солнечные лучи, золотилось вино.
– Настена! Я так рада, что ты у меня есть! Мой замечательный человек и маленький гений!
Она не преувеличивала: в Настину голову приходили гениальные идеи, но ее живой пытливый ум слишком напоминал белку, метался от ореха к ореху и ни одну задумку не доводил до конца. Возможно, она и правда запишется на курсы, не исключено, что даже окончит их, вопрос – будет ли работать? В их дружеском дуэте Моцартом точно была Настя, Алена довольствовалась ролью усидчивого ремесленника.
– Давай! За дальнейшее развитие этой идеи! Я даже выпью пару глотков!
Настя повращала бокал, понюхала его содержимое, как это делают профессиональные сомелье, и лишь потом пригубила.
– Неплохое вино. Но я выпила бы коньяка, чтоб сразу был эффект… Но ты ж не пьешь, у тебя ж на алкоголь… Как это называется?
Алена подозревала в неприятии себя пьяной идиосинкразию [1], но на сто процентов уверена не была. В ее семью алкоголь принес так много боли, что организм пытался от него защититься всеми возможными способами. Она могла сделать несколько глотков вина, но от крепкого сразу поднималась температура, ее рвало, трясло, она задыхалась, чесалась и думала, что умирает.
– Мне просто становится плохо. Ну так что, когда пойдем на курсы?
Зазвенели бокалы. Алена подошла к окну, отодвинула занавеску. Небольшой бассейн с цветущими лотосами окружали деревянные скамейки, разделенные живой изгородью из самшита. От бассейна радиально, в форме солнечных лучей, расходилась плитка: луч кирпичный, луч серый, луч коричневый.
Не сравнить с лоскутным бетоном во дворе, где Алена у старой армянки снимала хижину. Стоило только представить, что надо туда возвращаться…
«Нет. Я отказываюсь жить в нищете, слышите там? – Алена запрокинула голову к небу, куда принято помещать дружественные человеку сверхъестественные силы. – Я сделаю все, чтобы жить по-человечески, не ходить в обносках, не готовить супы из куриных задков. У меня будет квартира, своя собственная квартира, и никто меня оттуда не выгонит. Клянусь».
Глава 1
Ксения
2009 ГОД
В полудрему ворвался звонкий, как пощечина, Юлькин голос:
– Ксю, не засыпай, говори со мной. Иначе я засну за рулем, и всем будет плохо! – Одной рукой она держала руль, другой щелкала кнопками замолчавшей магнитолы.
Ксения встрепенулась. Усталость берет свое, да и дорога гипнотизирует пунктиром разделительной полосы, влечет вдаль и вдаль, от мыслей и проблем, вдоль темной стены сосен, мимо серых столбов и деревянных домиков… Водителю еще сложнее.
Юлька от природы русая, крашенная в брюнетку, но за рулем в ней просыпается блондинка. Слава богу, не всегда просыпается, а только когда Юля напугана, потому нужно уберечь ее от стрессов, ведь она проехала на своем «Крайслере Вояджере» уже пятьсот километров. Лучший способ не дать водителю заснуть – вовлечь его в эмоциональную беседу.
– Не сплю я, просто задумалась о том, какой к тебе применить этнохороним.
– Что? – теперь встрепенулась Юлька, подобралась, глядя на дорогу. – Где, кого хороним?
– Ну как называть жительницу Набережных Челнов. Набережная членинка? Ой, простите, челновка… челночка… Извини, только гадость в голову лезет.
– А я вот знаю, но не скажу. Мучайся… Ты, зануда, теперь себя сожрешь! А интернета-то и нет!
Если и было в русском языке какое-то правило образования этнохоронимов, то Ксения его не знала. Однако то ли с рождения, то ли родителями в нее было заложено чувство гармонии, некое языковое чутье, и она без труда улавливала закономерности. Что касается жителей города, куда лежал путь к Юлиным родителям, то они либо челнинцы, либо челновчане. Но скорее челнинцы.
Ксения поделилась предположением, на что Юлька лишь злорадно улыбнулась. И то хорошо – взбодрилась, не засыпает.
– Юль, давай переночуем в Чебоксарах? Я верю, что ты можешь проехать пятьсот кэмэ за день, но не в этот раз, хорошо? Мы два часа потеряли в пробке, а час на МКАДе равен пяти часам на загородной трассе. Считай, ты двадцать четыре часа за рулем. Ну?
– Да что тут осталось? Дороги, смотри, пустые… Если сравнивать с Москвой.
На протяжении почти всего пути сёла боролись с подступающим лесом за право приблизиться к дороге. Пять минут назад к ней темной стеной подступал лес, а теперь он за перепаханным полем щетинится копьями верхушек, минута – и трассу от него отделяет дачный поселок с разноцветными крышами. Жаль, что он безымянный, у здешних населенных пунктов забавные названия. Ксения всмотрелась в приближающийся указатель. Что у нас там? О боже…
– Налево не поворачивай, – сдерживая смех, посоветовала Ксения. – Там – Лесные Хачики.
– Не поняла…
От мысли о том, что Юлька игнорирует знаки, стало совсем не смешно. А может, как почти все чайники (все-таки два года – небольшой водительский стаж), она не видит ничего, кроме обочины и дороги в радиусе двадцати метров. Проверять степень Юлькиной чайниковости Ксения не стала, она определила другую цель – уложить подругу спать, потому что внимание ее на нуле. Стоит вот этому лесовозу с бревнами затормозить, и «Крайслер» в него встрянет. Юлька приготовилась обгонять лесовоз, и Ксения вцепилась в подлокотники руками, в сиденье – задницей, на всякий случай зажмурилась, хотя левая полоса была свободной.
– Выдыхай, бобер. – Юлька сымитировала механический голос навигатора. – Обгон завершен. Так что там с хачиками?
– Деревня называлась Лесные Хачики, а вот… Смотри! Смотри на указатель! Обалдеть – Полевые Хачики. Налево нам не надо. Интересно, это как-то переводится?
– Ааа…
Да, тупит Юлька знатно, надо контролировать каждое ее движение.
– Бензина у нас сколько?
– Полбака.
– Точно? Датчик не врет? А то знаю я…
– Четверть точно есть. Да ладно тебе! Тут везде заправки, успеем доехать, если загорится лампочка.
Ксения не доверяла Юлькиному пепелацу и подозревала, что в нем зародился искусственный интеллект, причем весьма недружественный человеку, от него можно было ожидать чего угодно и когда угодно.
– Ладно, похоже, ты права. Давай остановимся и подышим воздухом, – нарушила молчание Юлька, – только проедем Москакасы… Блин, везде вы, москвичи, отметились.
Припарковались на обочине возле жиденькой лесопосадки. Юлька вытащила сигареты из бардачка, набросила куртку и, прикрывая зажигалку рукой, закурила, стоя спиной к машине. Ветер перебирал мех на ее капюшоне и закручивал спиралью нитку дыма, быстро его рассеивая.
Затекшие ноги и поясница требовали сменить позу, и Ксения вышла из салона, даже не надевая пальто, потянулась, блаженно зажмурившись.
«Крайслер» пискнул, одновременно раздался щелчок. Пританцовывающая Юлька остолбенела, развернулась всем корпусом. Из раскрытого рта валил дым, в округлившихся глазах было отчаянье.
– Фа-ак! – Слово она выдохнула вместе с остатками дыма, отбросила сигарету, дернула ручку дверцы и разразилась проклятиями. – Ты на фига его закрыла, а?! Чего тебе не сиделось?
– Что? Что случилось?!
Понимание приходило урывками, в мозгу поочередно вспыхивали слоги: «ЗА-ХЛОП-НУ-ЛА»…
Юлька заломила руки и завопила раненым медведем.
– Я думала, такое только у «Жигулей» бывает, – ответила Ксения, еще не до конца осознавая весь ужас своего положения. – Ты ж не предупредила…
– Ааааа! Не предупредила! Овца! Да, я – овца. Аааа! Теперь надо вызывать эвакуатор. Приехали! Отдохнули! Застряли возле Лесных Хачиков! Кому сказать – оборжутся.
Она села на корточки, прижавшись спиной к машине и запрокинув голову. Непослушными пальцами сломала сигарету, вытащила новую и долго не могла прикурить.
Порыв ветра, пронзивший до костей, четко дал им понять, что ехали они не на курорт, и если срочно что-то не сделать, то раздетая Ксения рискует простудиться. А обычный насморк у бортпроводника – это больничный на две недели, больничный – мало летных часов, соответственно, зарплата с гулькин нос; а если не взять больничный, то велика вероятность, что из-за перепадов давления насморк осложнится отитом или гайморитом.
Телефоны, сумочки, документы – подлый «Крайслер» все взял в заложники.
– Никуда с тобой больше не поеду, – бросила Ксения, развернулась навстречу потоку машин и подняла руку.
Пропыхтел лесовоз, не остановился. Мужик за рулем внедорожника сделал вид, что не заметил мерзнущую девушку на обочине. «Ланос» с московскими номерами тоже пронесся мимо. Немного отошедшая от шока Юлька бросила ему вслед:
– Москакаса! Лесной Хачик! – и добавила, вставая и тоже поднимая руку: – Неужели не видно, что мы не из этих? Что девушки в беде?
– Кому нужна твоя беда? – Ксения изобразила кривую улыбку, хотя зуб на зуб не попадал.
Место было будто заговоренное, водители здесь прибавляли скорость, а не останавливались помочь, хотя, по идее, спасти женщину-автолюбителя – самый простой способ почесать брюшко собственного мужского шовинизма.
Юлька молча сняла куртку и накинула на плечи Ксении.
– Будем греться по очереди. Интересно, если мы ляжем на дорогу и начнем умирать, тоже никто не остановится? Если это сработает, то я готова…
– Лучше подмени меня, а я посмотрю, вдруг что-то можно сделать самим.
То ли «Крайслер», который, будто строптивый конь, пытался сбросить женщин-наездниц, не до конца все рассчитал, то ли и правда безвыходных ситуаций не бывает – но Юлька не до конца закрыла окно с водительской стороны, оставила двухсантиметровую щель, и это давало надежду на положительный исход злоключения. Ксения засунула туда пальцы, надавила на стекло, но опустить его не смогла – машина решила не сдаваться без боя. Оставив попытки, она глянула в салон, на замки, закрывающие дверцы:
– Юль, посмотри, замки напоминают крючки, если вот сюда просунуть проволоку и дернуть, дверца откроется.
Юлька сгребла Ксению в объятия – аж ребра затрещали – и поцеловала в обе щеки:
– Гений! Ты просто гений. Осталось найти проволоку. Ты голосуй, а я побегу искать!
Пока Юлька исследовала замусоренную обочину, случилось чудо: черная «Тойота Лэнд Крузер» замигала поворотником, сбавила скорость и припарковалась возле «Крайслера». Медленно открылась дверца, и с Олимпа спустился избавитель – русоволосый мужчина средних лет с тонкими чертами лица и кошачьими глазами. Порыв ветра принес аромат дорогого парфюма. Ксения развела руками и кивнула на минивэн:
– Захлопнулся. У вас, случайно, не будет проволоки?
Мужчина вскинул бровь:
– Вы хотите сказать, что владеете навыками взломщика?
Безразличное лицо вытянулось, словно он увидел Копперфильда, почему бы не подогреть его интерес?
– Мне нужна длинная жесткая проволока.
– Уверены, что жесткая? – мужчина распахнул багажник.
– Да. Примерно такой длины. – Ксения показала, как рыбак показывает «вот такую рыбину».
На спасителя спикировала Юлька и тотчас была отправлена в салон «Тойоты» – греться и не мешать. Ксения получила кусок проволоки, загнула ее конец, сделав крючок, засунула в салон через щель в окне, наблюдая за отражением мужчины, со второго раза подцепила замок, дернула и открыла дверцу. Юлька вылетела из «Тойоты», схватила ключ минивэна и застолбила водительское сиденье.
– Надо же, – оценил мужчина. – Я не ожидал такого. Должен признать, что я впечатлен.
Ксения не заметила, как ее ледяная рука оказалась в плену его теплых ладоней.
– Меня зовут Денис. Оставьте свой телефон. Думаю, нам будет о чем поговорить за чашкой кофе.
Ксения нехотя освободилась и, представившись, протянула одну из своих визиток – ту, где она не мастер по эпиляции, а визажист.
– Вы, случайно, не знаете, как называют жителя Набережных Челнов? – спросила она удаляющегося Дениса.
– Без понятия, я тоже из столицы. – Он уселся за руль и, уже заведя машину, опустил стекло. – До встречи в Москве!
Весь первый день в Челнах Юлька воздавала должное салонам красоты, где цены значительно уступали московским, а Ксения ее сопровождала – без особого удовольствия, больше из солидарности и любопытства, ведь Юлька приготовила сюрприз – «такой услуги ты в Москве не найдешь». И все, и никаких подробностей.
В «очень приличном салоне, тебе понравится» выяснилось, что это какая-то особенная эпиляция. От Юлькиной бестактности Ксения сперва оторопела – как расценивать ее поступок? Ты паршивый мастер, поучись вот? А потом махнула рукой: скорее всего, Юлька просто хотела поделиться прекрасным, а не обидеть ее.
– Это интереснее воска, – без уверенности говорила Юлька, поглядывая то на кислое лицо подруги, то на молоденькую бело-розовую девочку-администратора, лучащуюся дружелюбием.
– Фарида – лучший мастер в городе! – тоненьким голоском прощебетала она, и Ксения направилась в кабинет.
В конце концов, Набережные Челны – не такой уж маленький город, мастера должны хоть что-то уметь. Наверное. Опять-таки, мусульманские женщины всегда знали толк в истреблении растительности на теле.
Бывает, люди не запоминаются целиком, всплывает в памяти деталь – плечи, глаза, иногда и вовсе – изгиб шеи или черные кольца волос на затылке – и больше ничего не вспомнить… Кто-то стирается из памяти полностью, остается пустота в обертке имени. Если говорить об этой женщине-мастере, то она – улыбка. Домашняя, как пирожки, теплая, как августовское море, где купаешься, растворяя сомнения и горести.